Читать интересную книгу Год Людоеда - Петр Кожевников

— А он действительно умеет предвидеть все нюансы и все, что ни случится, даже самые фантастические случайности, использует в своих интересах? — Павел попытался глянуть на свой перевязанный живот, очевидно сетуя, что оказался не способен просчитать действия бандита. — Ведь именно из-за этого никто не может подстроить ему ловушку?

— Да, об этом сложено немало песен. Говорят, когда он за стол садится, то сразу прикидывает все плюсы и минусы на случай непредвиденной свары. Например, если перед ним лежит вилка, то он оценивает, как по ней ударить, чтобы она могла принести ущерб противнику. Сидит на стуле и прикидывает, как вместе с ним упасть, чтобы следом ногами стол через себя перебросить. Ну и так далее. Словом — компьютер, а не человек.

— Мне тут еще прогнали такую телегу, что этот Скунс, мол, и в самом деле не человек, а экспериментальная модель. — Пальцы юноши сплелись на груди; он, конечно, очень переживал за свое будущее и скорее всего расспросами об убийце со странной кличкой просто отвлекал себя от ужасных мыслей. — Не то оживленный мертвец, запрограммированный учеными, не то полуробот с электроникой вместо мозгов.

— Ой, да в городе сейчас полно всяких маньяков! — воскликнул санитар неожиданно юным для его лет голосом. — Сгружайте, Станислав Егорович, вашего сынулю. Дальше я сам покачу.

— Понял, Борис. — Стас плавно, повторяя заученные движения санитара, переправил юношу на каталку. — Вот так, брат! Давай там, держись! Я тебя здесь подожду. Может быть, вместе по домам поедем?

— Да не беспокойтесь вы, ничего с ним не произойдет! — странным образом оборвал Весового Борис и с какой-то непонятной агрессией втолкнул каталку в распахнутый грузовой лифт. — Ой, Корней Иванович, а вы разве сегодня не в морге?

— А ты, Боренька, хотел человечка прямо ко мне везти? Погоди, он еще не отмаялся! — доброжелательно отозвался из кабины малого роста мужчина с неандертальским лицом: его лоб так навис над глазами, что они смотрели по-медвежьи. На Корнее поверх белого халата был надет ватник, а на ногах — валенки с калошами. — Людей-то всех посокращали, вот и приходится трубить многостаночником. Вы, если провожатый, то здесь посидите — наверх не положено.

— Да я знаю, мужики. Вы уж там скажите, чтобы с ним поаккуратнее: парень первый раз в такую историю попал. — Стас остался стоять по другую сторону раздвижной металлической решетки и застекленных дверей, которые с дружеской, как могло показаться, улыбкой закрыл неторопливый служитель морга. — Если там что-то надо, так намекните — все будет, только бы нормально зашили.

— У нас этого не требуется: полис имеется, значит, лечись на здоровье! — совсем уже ласково произнес Корней, голос его при этом постепенно удалялся под скрежет металлических механизмов: лифт, надрывно кряхтя, пополз вверх. — Лучшие хирурги, а получают гроши! Ни бинтов, ни йода! До чего доходит: жмуриков кухонным инструментом обрабатываем!

Слово «кухонным» Корней произнес с ударением на второй слог. Стас отметил, что это, кажется, придало некоторую одомашненность суровой, в общем-то, фразе, и даже представил себе, как мелкий человек со смешным лобастым лицом тужится около заиндевевшего тела со столовым ножом и рыбной вилкой. Фантазируя, он наблюдал за днищем лифта, но вскоре в поле его зрения остался лишь черный шланг, свисающий под кабиной. Весовой отстранился от лифта и подумал, что надо бы позвонить Соне и как-то подготовить ее к случившемуся. Он приблизился к застекленным дверям с табличкой «Мужская травматология» и заглянул внутрь: в коридоре стояло несколько Кроватей с больными, но никого из персонала не было видно. «Отлучились», — подумал Весовой и осторожно, чтобы не побеспокоить травмированных людей, приоткрыл дверь и вступил внутрь. Рядом со входом стоял стол дежурной медсестры, а на нем — телефон. Стас набрал нужный номер, но к аппарату никто не подходил. «Спит, наверное, так сегодня умаялась», — улыбнулся Весовой и положил трубку.

* * *

Стас покинул отделение, двинулся по коридору, направился к выходу и вышел во внутренний двор. Оказавшись на улице, он тяжело вздохнул и подумал, не закурить ли, чтобы немного успокоить нервы и собраться с мыслями. Он пошел направо вдоль здания и вышел к парадному подъезду, перед которым на высоком гранитном постаменте высилась небольшая фигура Ленина. «Надо же, до сих пор не сбросили и не украли!» — удивился Весовой.

Ночную тишину вспорол визг тормозов. Весовой вернулся к углу здания и увидел две фигуры, женскую и мужскую, стремящиеся к главному корпусу больницы. В женщине он тотчас узнал Софью, но, смущенный присутствием незнакомого ему спутника, не стал выходить на свет, а постарался остаться незамеченным в темной части двора. Тем не менее мужчина, кажется, все же ощутил какой-то импульс и небрежно, как будто невзначай, посмотрел туда, где старался слиться с кирпичной стеной бывший одноклассник Морошкиной и нынешний коллега ее единственного сына.

— Боже мой, Лев, как же мы его не заметили? Я ведь, дура, знала, что Паша на дежурстве, но мне бы никогда в голову не пришло, что это моего сыночка грузят в «скорую»… — Сонин голос отчетливо разносился по всему двору. В ее руке, словно контрольная лампочка, мерцала сигарета.

— Соня, только, ради Бога, не волнуйтесь! Мы сейчас все узнаем и все сделаем для вашего сына. — Седая, по-боксерски стриженная голова Льва еще раз лениво мотнулась в сторону Весового, и обе фигуры скрылись за углом здания.

— Ну что же, без меня разберутся — чего я буду зря маячить? — кажется, все-таки вслух рассудил Стас и, услышав хлопанье дверей, решил, что ему сейчас самое время покинуть сцену.

Он отделился от стены, и в этот момент вновь хлопнула дверь. Весовой подумал, не связано ли это с передвижениями Морошкиной и ее провожатого, который, кстати, не тот ли тип, что набивался давеча к ней в гости по телефону? Может, все же стоит высунуться и дать ему понять, что Соня не одна и не надо рассчитывать на ее беззащитность. Но если они пришли сюда вдвоем, значит, все у них не так уж и скверно складывается… Ладно, поедет-ка он восвояси, а завтра (то есть сегодня) позвонит Соне и, может быть, даже с ней встретится: во-первых, он просто обязан ее сейчас поддержать, во-вторых, пора ему сознаться однокласснице в том, что он уже не первый день работает в паре с ее сыном.

Причиной хлопанья дверей оказался человек, толкающий груженую каталку. Стас не сразу узнал в нем Корнея и почему-то не сразу сообразил, что юморист в валенках везет тело, обернутое простыней. То ли простыня сбилась, то ли ее не хватило, чтобы укрыть весь труп, но ступни и часть голеней оказались открыты. Весовой остановился и, когда каталка поравнялась с ним, внимательно посмотрел на безжизненные ноги: они были явно старческие, венозные и отекшие.

Вид разросшихся больных ногтей успокоил Стаса: они не могли принадлежать его юному напарнику. Корней, наверное, угадал мысли задумчивого мужчины в морской форме и остановился, явно предоставляя возможность подробно разглядывать зримые части покойника. Он даже закурил и, отхаркнув набежавшую после первых затяжек мокроту, мусолил сигарету во рту, шевеля губами и перекатывая круглый, как яблоко, подбородок.

— Да не твой это сын. Или кто он тебе, племянник? — Работник морга сплюнул себе под ноги и кольнул Весового подвижными глазами, зрачки которых, как можно было различить в бледно-лиловом свете фонаря, постоянно пульсировали. — У этого человечка, как привезли, было ясно — песенка спета, а врачи все канителились. Ныне-то знаешь, как поступают: приезжает «скорая» — больной вам нужен, а не то мы сейчас укольчик хитрый произведем, и, как говорится, комар и тот носа своего под эту ликвидацию не подточит. А человечек покряхтит-поохает пару деньков и — ко мне в дуборезку. Ну а я-то или кто там еще, да хоть и ты, милый человек, — мы-то вроде как и не при делах? Я, скажем, свой долг выполню: потроха ему все на лотке разложу, а что до причины той, самой-то главной, так никто ведь и не докопается. Ну можно, конечно, при особом хотении, да кому оно только нужно? Мне? Тебе? Вот так и получается, что идет, понимаешь, на нашу славянскую популяцию глобальная селекция: кому, стало быть, суждено вступить в третье тысячелетие, а кому дорога туда, как ты ни ершись, напрочь заказана.

— Да ты, брат, философ, — улыбнулся Весовой. — А по виду, пожалуй, и не скажешь, что тебя такие мысли беспокоят. Скажи-ка, от чего сейчас больше всего народ сокращается — из-за водки и наркоты, наверное?

Корней вдруг неожиданно резко сорвал с головы трупа простыню, при этом осыпав пеплом с истлевшей сигареты по-детски изумленное лицо матери одноклассника Весового — Раисы Власовны Кумировой, чье постоянное внимание ко всем друзьям ее сына Стас помнил с самого детства.

— Гопота, шпана какая-то навалилась, избила, ограбила — вот тебе и вся рапсодия! А что он, скажи мне, не мог ей охрану обеспечить?! То-то и оно: пожадничал сынуля для дражайшей мамули лишних сто-двести бачков в месяц выделить на постоянное сопровождение — вот и вся мораль! А она тоже, поди, трещала: мой сыночек, мой богатенький! Сын, понимаешь, миллионер, новый русский, чуть ли не в президенты России метит, а маманю теперь ни за какие бабки оживить не сможет! Вот она, жисть-то! — Корней вперился прыткими глазами в Весового, отбросил сигарету, запахнул желтое лицо умершей и изготовился продолжить свой путь. Он толкнул каталку и стал удаляться, на ходу продолжая негромкую речь: — А мне ее тащить, что, тоже за бесплатно? Тут же все самому приходится вершить: и тела ворочать, и мыть их, и марафетить. Ну деньжонки, правда, на постоянке имеются, не стану зазря врать, — но труд-то какой?! А вонища?! Да разве при такой плюсовой температуре околеванцев убережешь? Киснут, как мороженое! Эх, закопать бы тебя здесь, дорогая мамаша, аккурат у ног Ильича! Тоже, понимаешь, будет тебе Стена плача!