его слова, а теперь думаю, не шутил он.
Безумный.
Отталкиваюсь руками от матраса и собираюсь встать. Не мешало бы сходить в душ. После нашего последнего раза мы не смогли подняться. Между ног неприятные ощущения, а на животе стягивающие кожу следы его спермы.
Мы занимались сексом без презерватива. Когда его член проникал в меня, это заботило мало, сейчас же пугает.
Так и дотрахаться можно.
– Ну и куда ты опять сбегаешь? – недовольно бурчит.
– В душ, – коротко отвечаю и, не глядя на Макса, обхожу кровать и открываю дверь ванной комнаты.
Я была здесь всего однажды, вечером, когда принесла папку. Но почему-то чувствую уверенность в своих шагах и действиях.
– Оль, – перебивает мои мысли и нежно касается кожи ладони, – когда ты выйдешь, хочу, чтобы ответила честно на мой вопрос: когда ты уйдешь от Брандта?
Киваю.
И сбегаю.
Горячие капли воды смывают вчерашний пот и следы нашей страсти. Намыливаю голову его шампунем и испытываю какое-то необъяснимое удовольствие, вдыхая этот запах. Даже такая близость мужа запускает что-то в организме, что между ног простреливают знакомые волны тока.
Выходить не спешу, я ведь так и не ответила самой себе честно на поставленный вопрос. Не потому, что не знаю или еще в раздумьях. Я по-настоящему не могу понять, как это лучше сделать, чтобы не запустить бомбу, которая взорвет всех нас.
Накинув большой черный халат Макса и забрав волосы в полотенце, выхожу из ванной и иду на аппетитные запахи.
Бывший муж что-то готовит, и у меня слюна бежит по подбородку, а желудок не перестает урчать.
– Я уже думал, тебя там смыло.
Макс обворожительно улыбнулся. У меня слабеют колени, когда он подкидывает румяный оладушек на сковородке и ставит ту обратно на плиту.
Сердце проделывает тот же кульбит.
Мы уплетаем приготовленные оладьи со скоростью света. Вишневое варенье оставляет яркий сладкий отпечаток в уголках моих губ, а Макс, облизнув большой палец, вытирает.
Ткань тяжелого халата стремится к низу, и мои плечи невольно оголились.
Лукавая улыбка не то раздражала, не то возбуждала.
– Я уберу, – хватаюсь за посуду, чтобы отнести ее в раковину, но Макс перехватывает мои запястья, вынуждая оставить тарелки на столе, и усаживает к себе на колени.
Волоски на руках встали дыбом от его взгляда, а горячее дыхание, которое ласкает шею и грудь, заставляет тело плавиться.
Подцепив подбородок, Макс накрывает мои губы своими и нежно, но уверенно целует. Никто и никогда меня не целовал так, как Макс.
С первого касания он запрограммировал мой организм под себя. После нашего развода это било на поражение.
Сталкиваясь языками, я отчетливо улавливала сливочный вкус и сладость варенья. И хотела большего. Я будто и не ела вовсе. Голод проснулся с новой силой.
Ладонями сжимаю его сильные плечи и постанываю ему в рот. Терпение, замерцав где-то под ребрами, с треском лопается.
Я снова хочу его. Хочу, чтобы Макс взял меня на этом столе. Развернул к себе спиной и вошел сзади.
– Я жду твой ответ, Ляль.
С усталым ахом отстраняюсь от его губ и медленно моргаю. В голове густой туман.
– Макс, мне нужно время, чтобы сделать все правильно. Оскар не тот человек, кто просто так отпустит.
– Значит, ты его боишься.
– Скорее, меня страшит его реакция и последующее поведение.
Челюсти Кречетова напрягаются, а желваки выделяются. На его лице отражается поистине чистая агрессия, которая заставляет сожалеть о сказанном.
Я боюсь за него. За то, что Брандт может причинить ему вред. До смерти боюсь.
– Оля, молчание в нашем случае – обман. Чем дольше тянешь, тем сложнее и опаснее будет. Я сам с ним завтра поговорю.
Шок и неверие воруют мое дыхание, а тело деревенеет от услышанного.
Не могу позволить ему этого.
– Дай мне два дня, Макс. О своем уходе должна сказать я.
Мне кажется, он думает вечность. Напряжение такое мощное, что кости болеть начинают и гудеть, суставы выворачиваются с неприятными ощущениями.
Наконец, он кивает. Коротко, по-деловому. И мне это не нравится. Я хмурюсь и собираюсь встать с его колен.
– Нет.
– Что нет?
– Ты сейчас хочешь опять уйти, а я не успел тобой надышаться.
Обида сменяется щемящей нежностью.
В прошлом мы редко говорили такие вещи друг другу. Казалось, мы и так об этом знаем. Но знать это одно, а слышать – совсем другое.
Нам, женщинам, часто нужно подтверждение.
– Я не хочу уходить. Мне с тобой очень хорошо. И прошлая ночь одна из самых лучших, Макс.
Мы учимся говорить.
Сев обратно к нему на колени, чувствую твердость между ног. От простреливающих ощущений распахиваю глаза и вижу наглую ухмылку бывшего мужа.
Руки Кречетова сжимают мои бедра, губы прокладывают дорожки от ключицы к груди и захватываю острые соски по очереди в теплый и влажный рот.
– С-с-с, – шиплю от удовольствия.
Дыхание учащается, и меня отбрасывает во вчерашний вечер метким ударом.
– Ты же с ним не трахаешься, Ляль? – сдавленно спрашивает.
Как же ему тяжело дались эти слова. Я чувствую его боль кожей.
– Нет, Макс. Как встретились с тобой, ни разу… с ним… – ловлю воздух ртом, захлебываюсь.
Тазом толкаюсь вперед, когда спазм схватывает внутренние мышцы.
– Хочу смотреть тебе в глаза, когда будешь кончать. Мне нравится, – говорит прямо в мои губы.
Его слова как детонатор, я вспыхиваю и моментально покрываюсь гусиной кожей до самой макушки.
Трусы так и не были найдены, поэтому бывший муж без преград входит в меня медленно, растягивая внутренние стенки. После вчерашнего еще немного тянет, но эти ощущения проходят с первым толчком.