Интересно, а Настя умеет готовит? Если нет, то мы могли незабываемо провести время, пока я ее учил бы.
От того, что не смотря на ее слова продолжаю планировать наше совместное будущее, снова начинаю злиться. А от самодовольного взгляда Кристины раздражаюсь.
Просто какой-то бесконечно дерьмовый день.
Я пожимаю плечами:
— Да нет. Просто разругался со своей девушкой. Дала мне от ворот поворот и выставила.
На кухне снова повисает тишина. На этот раз еще тяжелее прежней. Я буквально ощущаю, как все смотрят на меня, пока беззаботно накладываю в тарелку салат.
Мать преувеличенно бодро смеется:
— Ой, Димочка. Вот и хорошо! Я же говорила, что она тебе не подходит. Какая-то аферистка и вертихвостка. Еще и выставила тебя! Как она вообще посмела? Зато хорошо, что все так закончилось.
Ее подружайка согласно кивает и авторитетно заявляет:
— Да, сейчас такие девушки пошли… Ни во что мужчин не ставят. Ноги о них вытирают. Вертят парнями, как хотят.
— И не говори, Тамара. Ты все-таки правильно Кристиночку воспитала. Сейчас такие девушки на вес золота.
Я даже не чувствую вкус еды. Желание похерить этот балаган превращается в странное веселье.
С набитым ртом я спокойно заявляю:
— Да я, в принципе, не против.
Все опять поворачиваются ко мне. На лице Кристины и ее мамаши еще большее самодовольство напополам с триумфом, а моя мать неожиданно начинает заикаться.
— Н-не против? К-кристиночки? – Кажется, она не верит в собственную победу.
Даю ей еще секунду почувствовать надежду и спокойно качаю головой:
— Нет, не против того, чтобы мной вертели. Я же подкаблучник. Сейчас доем и пойду мириться.
Отец начинает громко кашлять, но я вижу, что он пытается сдержать смех. Стучу его по спине, пока мать пытается осмыслить услышанное.
Ей требуется не много времени, чтобы понять, что хрен меня проймешь Кристиной и всеми ее прелестями, но я слишком хорошо знаю мать – так просто она не сдастся.
Ну да. Тут же она начинает болтать о каких-то общих знакомых, и разговор сворачивает во вроде бы мирное русло. Относительно мирное, потому что звучат какие-то дикие бабские сплетни, из которых выходит, что все женское население планеты – лютый шлак, и вот только три конкретных представительницы – сидящие на этой кухне – последние святые.
Отец старается не слишком сильно закатывать глаза, а я не выдерживаю. Тянусь к телефону.
Еще в прошлый раз, когда гуляли с Настей по торговому центру, я купил ей мобильный. Сразу после магазина белья заскочил в салон связи и выбрал смартфон, который должен всегда быть при ней. Если вдруг она превратится, когда меня не будет дома.
Но до командировки его даже не отдал. Наверное, она права – хреновый из меня ухажер. Но теперь мы можем быть на связи.
Сердясь на самого себя, что не смог проявить выдержку, и одновременно, сгорая от тоски по ней, быстро набираю: «Ну как, интересно сидеть одной?».
Я боялся… Боялся, что она не ответит. Что она снова превратилась обратно.
Я хотел сорваться к ней. Я и так все время далеко от нее. Невозможно так жить. Как будто меня все время разрывает на куски.
Телефон завибрировал, и я сжал корпус с такой силой, что едва не сломал. Шум голосов отошел на второй план, стал вообще неслышным, когда я проводил пальцем по экрану.
От нее… Я задержал дыхание.
«Вполне».
И это все? Все, твою мать? Больше сказать нечего? Я едва не швырнул смарт в стену.
Дрожащими от ярости пальцами набрал еще одно сообщение:
«Неужели, книжка настолько интересная?»
Ее следующий ответ довел до точки кипения. Я думал, мой кот – злой лентяй. Нет, мой кот – монстр и манипулятор.
«Я не читала».
Ну, бля**, чудесно! И чем же ты занята?!
В моей работе выдержка была одним из главных качеств. Она не раз сохраняла мне жизнь. Но сейчас… сейчас все летело к чертям так стремительно, что меня начинало шатать.
Игнорируя все попытки матери и ее ручных шалав заговорить, я стучал по экрану.
Дима: «А что ты делаешь?»
Настя: «Изучаю твои пристрастия».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ла-а-адно, ей удалось меня удивить. Причем, сильно.
Дима: «Какие еще пристрастия?»
Настя: «Которые находятся в закладках».
Я никак не мог сообразить, о чем она. Видимо, рядом с этой девушкой я стремительно тупею и превращаюсь в дурака.
Дима: «Ты выиграла – можешь радоваться. Мне умолять тебя объяснить».
Я нервно постукивал пальцами по столешнице, пытаясь хоть немного вернуть контроль. Но со следующим сообщением он рассыпался в прах.
Настя: «Не буду врать, что случайно, но я нашла порно, которые ты смотришь. У тебя своеобразный вкус».
Меня кинуло в жар. Дышать моментально стало нечем, и я почувствовал, как на шее затягивается удавка, а член набухает снова. Она доведет меня. Уже довела.
Пока я пытался взять себя в руки, вдогонку пришло следующее сообщение.
Настя: «Нет, серьезно, никогда бы не подумала, что тебе нравится ТАКОЕ. Это вообще возможно?».
Сквозь зубы прошипел ругательство и заслужил удар локтем от отца.
Да ладно! Я взрослый мужик. И это мой дом. Две двери отделяют меня от женщины, которую я хочу отыметь во все щели. Вот же стерва. Лишила меня разума.
Я остервенело продолбил по экрану:
«Вот сейчас и проверим».
Я выскочил из-за стола, едва не снеся его к чертовой матери. Посуда звякнула, а мать удивленно вскрикнула:
— Дима?!
Я вылетел в коридор, надеясь, что мой стояк никто не заметил. Да и плевать! Я у себя дома!
Уже из коридора прорычал:
— Все отсюда выметаются! Больше повторять не буду.
Что они там возмущенно бухтели, я уже не слышал. Задыхаясь от бешеной смеси ярости и возбуждения, ворвался в комнату.
Настя лениво раскачивалась в кресле, закинув свои потрясающие ноги на подлокотник. Она прижимала палец к губам, задумчиво глядя в экран.
Увидев меня, широко распахнула невинные голубые глаза, и покраснела.
Черт… Ее румянец мог воспламенить даже воду.
Стоило мне сделать шаг, как ее растерянность сменилась воинственностью. Она упрямо вздернула подбородок и попыталась захлопнуть крышку ноутбука, но я успел сдернуть его с ее колен.
— Что б ты знал: я вовсе тебя не осуждаю. Это нормально для мужчин. Особенно, для таких, как ты.
Я мельком глянул на экран, где обнаженная парочка усиленно изображала страсть.
— Для таких, как я? – Все усилия ушли на то, чтобы сдержаться и не швырнуть ноут в стену. Я пристроил его на тумбочке и шагнул к Насте.
Она куталась в шелковое пухлое покрывало и бросала на меня опасливые взгляды. Фиолетовая ткань составляла сумасшедший контраст с розовато-алым румянцем на ее бледных щеках.
Я подошел вплотную к Насте и навис над ней, упираясь ладонями в подлокотники. Она пыталась храбриться, но перепуганный взгляд выдавал ее с головой.
Я снова повторил:
— Так какой же я? Каким ты меня видишь?
Она внезапно хрипло выдохнула:
— Красивым. Очень… И смелым. Уверенным в себе. Даже чересчур. Ты знаешь, как действуешь на девушек… И воспринимаешь это само собой разумеющимся. Это бесит.
Я сглотнул, а ее взгляд почему-то переместился на мою шею. От того, как она смотрела, мне стало так жарко, что захотелось содрать кожу. Член встал так быстро, что перед глазами потемнело. Ширинка доставляла адское мучение.
Она видела меня таким? Красивым и смелым?
Черт, а ведь эти слова возносили почти на небеса. Я никогда не думал, какой это кайф – когда любимая женщина восхищается тобой.
— Почему бесит?
Настя снова посмотрела мне в глаза и неожиданно протянула руку к моему горлу. Коснулась пальцами кадыка, ласково гладя кожу. Я едва сдержал стон. Пришлось изо всех сил впиться пальцами в кресло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Потому что я ничем от них не отличаюсь. Одна из толпы. Можешь считать меня своей фанаткой.
— Я хочу считать тебя своей женщиной.