class="p1">Мои каблуки не годились для более сложных дорог, чем парижские бульвары с собачьим дерьмом, и мне пришлось сосредоточиться, спускаясь по ступенькам и ступая по неровной грязной садовой дорожке. И только остановившись, я подняла голову и увидела двух малышей, игравших с палкой с лошадиной головой и трехколесным велосипедом.
В конце лужайки стояла коляска с пухлым ребенком, смотревшим на мальчиков. Мы стояли незамеченные, наблюдая, как они катались по очереди, ссорясь и крича от восторга. Лорина я сразу узнала, он был светловолосый, как я, и, надо признаться, Шляйх.
Мой малыш стал маленьким мальчиком. Я потеряла дар речи. Меня переполняли радость и вина. В конце я только могла сказать:
– Он так вырос. Такой же большой, как Макс.
– Люди спрашивают, не близнецы ли они.
– Это нелепо! – возмутилась я.
– Да ну?
Она сказала это угрюмо, я никогда раньше такого от нее не слышала.
Я скрестила руки на груди.
– А малышка? Я даже не подозревала, что вы беременны.
– Вы думали, я поправилась, но это была Френи. Когда вы уехали, я была беременна почти три месяца.
– Вам, наверное, было тяжело.
– Да, моя семья увеличилась с одного ребенка до троих за полгода.
– Я не знала.
Она приняла Лорина, когда уже была беременна – мне стало стыдно.
– Мне очень жаль, Ида. И я вам благодарна, – сказала я, назвав ее по имени. – Я не могла взять его с собой, не справилась бы, я знала, что вы его приютите.
– Да, сначала нам было трудно, фройляйн Кусштатчер, – ответила она, намеренно подчеркнув фамилию. – Он так плакал. Его спас Макс, он его очень любит. Мы тоже. Он наш.
– Спасибо вам, – униженно ответила я.
– Вы поступили правильно, – уже мягче сказала она, – может, не тем способом, но правильно. Он ни в чем не нуждается. А вы были так молоды. А теперь посмотрите на себя – вы бы никогда этого не добились…
Она отвела взгляд от играющих детей и махнула рукой в мою сторону.
– …если бы он держался за вашу юбку.
– Вы были тоже правы. Я бы никогда не стала здесь счастливой. Я должна была чему-то научиться. Это была настоящая борьба, сначала все давалось нелегко. А потом мне повезло. Но я понимаю, сколько я пропустила.
– Да, пропустили. Такова цена успеха, и назад этого не вернуть.
Она не злилась, просто говорила правду.
Потом мальчики побежали к нам с криками:
– Мама! Мама!
Я смотрела на маленькое личико: он бежал по траве и глядел на меня. Его кудрявые золотистые волосы разлохматились, щеки разрумянились, голубые глаза были полны любопытства.
– Мама! Мама! – снова закричали оба.
Я встала на колени, готовая к его объятиям, и сердце мое учащенно забилось. Но Лорин подбежал к фрау Шуртер, мимо моих протянутых рук.
Он крепко схватился за ее юбку и прижался к ноге. Макс стоял рядом с ним.
– Лорин, – позвала я, – это я!
Он спрятался от меня за ее юбку. Я неловко встала.
Я столько раз представляла себе этот момент. В мечтах я опускалась на землю и хватала его в объятия, он прижимался ко мне. Но таких, чтобы он меня не узнал, не было, и чтобы испуганно прижимался к «маме». Я закусила губу и не могла вымолвить ни слова.
– Мама, – спросил Макс. – Почему тетя плачет?
– Фу, – ответила фрау Шуртер, – как невежливо. Нужно поздороваться. А ну, оба.
– Здравствуйте! – сказал Макс.
– Здравствуйте! – эхом отозвался Лорин, с любопытством взглянув на меня.
На мгновение воцарилась неловкая тишина.
– Ну что, дети, пойдемте угостим фройляйн Кусштатчер тортом, который мы для нее испекли.
При упоминании торта мальчишки побежали вперед, а Ида подхватила девочку и повела меня в дом. Мальчики уже сидели за столом, несомненно на своих обычных местах, и я заняла место отца семейства.
Лорин и Макс сидели по обе стороны от меня, а малышка Френи на высоком детском стуле рядом с матерью. Фрау Шуртер отрезала им по куску торта из гречневой муки с солидной порцией взбитого крема, которые они глотали с волчьим аппетитом между большими глотками малинового сока.
– Итак, Лорин и Макс, сколько же вам лет?
– Ему почти три, – ответил Макс, подняв три толстых пальца. – А мне уже четыре, – помахал он четырьмя пальчиками.
– А Френи?
– Ей восемь месяцев.
– Она наша младшая сестра, – объявил Лорин.
У него не было сомнений, к какой семье он принадлежит. В нескольких словах он объяснил мне свое место в этом мире.
– Понятно, – сказала я, изо всех сил стараясь улыбаться. – А правда, что у тебя через несколько недель день рождения?
– Да, – он лучился счастьем. – У меня будет праздник.
– Вот здорово!
Каждый раз, когда он говорил, я чувствовала уколы в сердце.
– Да.
Он взглянул на фрау Шуртер.
– Расскажи, кто придет в гости, – подсказала она.
– Эрик, Антон, Клара и Маттиас. И кузены, Мориц и Хельга.
Под двоюродными он имел в виду брата и сестру Макса.
Наступила тишина, и я усиленно старалась не превратиться в плачущую тетю. Я сосредоточилась на молоке в кофе, рисующем спиральные завитки, когда я его мешала. Через некоторое время молоко и кофе превратились в единое целое, и я снова заговорила.
– Как это будет интересно, – сказала я, надевая улыбку так же, как на званых вечерах с Диором.
– А мама испечет торт! – радостно закричал Лорин, еще больше оживляясь.
Опять повисло молчание, и я думала, что сказать.
– А я привезла вам обоим подарки.
– Мама, она привезла нам подарки! – восторженно взвизгнули мальчишки.
– И вашей маме тоже.
Я пошла за чемоданом, урвав хоть несколько секунд, чтобы побыть одной.
Распаковав маленькие свертки, Лорин и Макс бросились играть на ступеньках со слинки – шагающими пружинками.
Френи спала в коляске. Фрау Шуртер не распаковывала сверток. Вместо этого она положила передо мной толстый фотоальбом.
Я видела, как Лорин вырос с Рождества, как малыши катались на санках с ее мужем Оттмаром зимой и отдыхали летом на озере Констанц.
На каждой фотографии мой взгляд притягивали мальчики, неразлучная пара.
– Я позвонила в гостиницу и отказалась от номера, – сообщила она, когда мы просмотрели все фотографии. – Вам нужно проводить с Лорином больше времени, чтобы он снова к вам привык.
Остаток дня я провела на полу с мальчиками, играя в американские деревянные машинки и желтые грузовики, купленные мною для них, а также собирая пазлы и играя в детские карты.
Только уложив детей в постель, фрау Шуртер, я и ее муж сели ужинать. Мы ели хлеб, сыр, холодное мясо и корнишоны из моего прошлого и, беседуя,