Читать интересную книгу Уходи с ним - Ледиг Аньес

— С нами, по крайней мере, все начистоту. Не нужно мозги себе выкручивать, пытаясь понять, что то, чего от тебя хотят, прямо противоположно тому, о чем тебя просят.

— И то верно, любой парень проще пареной репы. Ему бы только мяса, приятелей да задницу. Ну, еще тачку покруче, верно?

— Не лезь ко мне с этим. Ладно, твоя взяла, с парнями тоже все не очень просто.

— Какой ты проницательный! Слов нет.

— Уж какой есть.

— Отправляйся ее искать и вообще меньше думай, предоставь это женщинам.

— Поэтому ты и кидаешься очертя голову, не давая себе труда подумать?

— Я не женщина!

— А кто ж ты, если не женщина?

— Я «малец»…

— Как маленькая, когда мы в прятки играли?

— Когда я была маленькая, мы играли в настоящего «мальца-призрака», а сейчас я просто «малец», только ненастоящий.

В день, когда мне исполнилось восемнадцать, я взял ее с собой, и мне пришлось подыскать ей какое-нибудь занятие. Парни из казармы поддерживали себя в форме благодаря играм — бесконечным военным и стратегическим играм на природе. Чтобы обнаружить противника, оставаясь самому незамеченным в окружающем пространстве, следовало уметь скрывать все составляющие элементы, такие как: Форма, Тень, Освещение, Тепло, Движение, Цвет, Звук, Запах, След. Сокращение получалось ФТОТДЦЗЗС, и чтоб не ломать язык, мы для краткости окрестили игру «малец-призрак». Я объяснил правила сестренке, слегка упростив, и должен признать, что она оказалась на редкость понятливой. Помню, как струхнул, когда не смог ее найти, потому что по части камуфляжа она любому фору могла дать.

Ванесса в мою сторону и не глянула, пока все это излагала: она была целиком поглощена своей молнией, которая никак не желала ни расстегиваться, ни застегиваться. А при каждом чуть более резком движении или когда она перекладывала пуховик, пробуя взяться за него под другим углом, крошечные перышки вылетали из небольшой прорехи в шве, не замеченной при последней починке или образовавшейся уже позже.

— И что это за «малец», да еще ненастоящий? — поинтересовался я, отправляясь за мылом для ее молнии.

— Это когда парень прячется в женском теле, — прокричала она, чтобы я услышал ее с кухни.

— А почему ты решила, что ты «малец»?

— Потому что от девчонок меня мутит, кроме Шарлотты и еще двух-трех. Они все время ноют из-за любой фигни — то у самой противной клячи в лицее такие же брюки, как у нее, то лак на ногте облез, то у кого-то отметка лучше, то у нее эти дела и живот болит, и вообще, потому что девчонки так и норовят тебе кинуть подлянку и потому что они зловредные и злопамятные. Мне с мальчишками легче, мне кажется, я их понимаю и они меня понимают, в отличие от девчонок. Парень не злится почем зря, а если злится, то хоть не по полной дури. А если уж он нарывается, то дело решается хорошей потасовкой, а потом все снова общаются запросто и по-дружески. Вот такая уж я…

— А я? Какое место я занимаю в твоей человеческой энциклопедии?

— Ты-то? Ты мужик, настоящий, который ничего не боится. Крутышка с бицепсами. Только уж больно у тебя сердце нараспашку. Вот оно и подставляется всем ветрам, а потом болит. Но вообще-то получится как с пятками летом — в конце концов они дубеют. В один прекрасный день тебе уже не больно, можешь шагать по камням, и сердцу хоть бы хны.

— Попроси ты Мари-Луизу, чтобы она тебе его починила раз и навсегда, этот твой пуховик. Она же была швеей.

— Думаешь, она согласится?

— Думаю, она будет в восторге.

— Ты когда уезжаешь?

— Хочешь предупредить Гийома?

— Ну, и это тоже. И чтобы знать, будешь ты ужинать или нет. Мальцы тоже готовят, ты в курсе?

— Сейчас уже шесть, куда я попрусь на ночь глядя. Прошлой ночью у нас было несколько выездов. Мне нужно отдохнуть перед дорогой, и потом, приехать в полночь — что мне это даст? Не буду ж я звонить среди ночи в дверь того рыбака. Посплю здесь, а рано утром поеду.

С помощью мыла молнию удается починить, я иду за ниткой с иголкой, чтобы сохранить достаточно перышек в пуховике, который, я уверен, не отправится на заслуженный отдых, пока Ванесса окончательно из него не вырастет, а значит, еще через несколько лет.

— Ты ж ее любишь, эту девицу, верно?

— Не знаю…

— Врун!

— А что, так заметно?

— Ну еще бы! Расслабься, это в кайф, знаешь?

— Знаю.

— Я получила 17 по математике. И 18 по естествознанию на предварительном экзамене.

— Вот это точно в кайф.

— Не знаю…

— Врунья!

— Да, это в кайф. Ладно, иди спать, тебе завтра в дорогу.

Отрезанная от бесчеловечности

«Анти-сюр-Леман: 10 километров».

Цель все ближе. В конечном счете я решила сойти с поезда в Бург-ан-Бресс, чтобы срезать путь на машине. Типчик в агентстве по аренде машин не захотел принять наличные из-за проблем со страховкой. Я сказала, что потеряла кредитную карту. Пришлось долго его убеждать, заверяя, что дело срочное и мне очень важно заполучить эту машину. Пришлось даже присесть на несколько секунд, держась за живот, чтобы он наконец согласился. И мне не пришлось особо притворяться — живот действительно свело от сильного сокращения матки.

Я проложила маршрут по встроенной GPS и дальше просто следовала указаниям. Сойдя с поезда, я прослушала сообщения на телефоне — в дороге я не слышала, как он звонил, проспав большую часть пути после «танца сперматозоидов» на стекле. В любом случае я не стала бы отвечать. Я решила не отвечать. Не сейчас.

Лоран. Три сообщения. Он в ярости, в холодной ярости, голоса не повышает, но угрожает, требует, чтобы я немедленно вернулась, говорит, что я уже не девочка-подросток и хватит ломать комедию.

Вот уж верно!

Иветта, наша домработница, удивляется, что меня нет дома, как мы договаривались. Я немедленно ей перезваниваю, всего на несколько слов, и прошу забрать к себе Лизетту, мою кошечку, потому что меня не будет несколько дней, а мы обе прекрасно знаем, что Лоран ею заниматься не станет. Он способен оставить ее умирать, а то и убить, как в «Опасных связях». Он не выносит кошек. И эту не хотел. Но тут я не уступила. Один из редких случаев, когда я не уступила. У меня всегда были кошки, их мурлыканье мне необходимо, оно придает мне сил. И мне необходимо воочию видеть их независимость, чтобы не отречься от своей собственной.

Но этого оказалось недостаточно.

Я отреклась от своей свободы. Но я чувствую, что она возвращается. Я чувствую, как она вздымается с мощью огромной волны, — я, которая едва барахталась в жизни, только чтобы не потонуть. Гигантский вал поднял меня, опрокинул, ударил о скалу — я могла и погибнуть, но раз уж еще жива, то доплыву до берега и ускользну от акулы. Запах крови возбудил ее. Это запах моей уязвимости возбуждал ее на протяжении многих лет.

Ромео: одно, но длинное сообщение — говорит, что беспокоится за меня, спрашивает, где я, говорит, что его тронуло мое письмо, просит поберечь себя и добавляет, что все время думает о Селестине. Слезы опять текут по щекам, когда я слышу, как он произносит ее имя. Его мысли о ней делают ощутимым ее присутствие в мире, а особенно — ее отсутствие.

Малу говорит, что любит меня.

Я стираю сообщения и отключаю телефон. Мне нужна тишина. Я сказала Иветте, что со мной все в порядке и она не должна беспокоиться. А главное — чтобы она позаботилась о Лизетте.

На въезде в деревню я ощущаю странное умиротворение с долей возбуждения. Перед глазами проходит все, что наша компания вытворяла на поляне за церковью, вечера, когда мы, подростки, собирались покурить и выпить на маленьком каменистом пляже. Как мы целовались с Александром на лодке посреди озера. Походы с Бабеттой в горы.

Я вспоминаю все простые и вроде бы незначительные истории, которые тем не менее навсегда отпечатались в памяти, потому что случились они в переломный момент жизни, когда начинаешь понимать, что значит существовать самой и для себя, и когда смутно вырисовывается будущее — тревожное, пугающее, но такое притягательное.