Надежды вывести Россию из войны в 1941 году провалились 6 декабря, когда Жуков бросил войска в мощное контрнаступление. Сначала русские нанесли удар севернее Москвы, форсировав канал Москва-Волга и разгромив левый фланг танковой группы генерала Рейнгардта. Одновременно они атаковали четвертую танковую группу.
В последующие дни русские разбили вторую танковую армию Гудериана.
Вся гигантская машина, которая стальной лавиной шла на Москву, забуксовала в снегах. После отчаянных боев она покатилась обратно.
Второй воздушный флот, брошенный на русскую столицу, только за двадцать дней, с 16 ноября по 5 декабря, потерял около полутора тысяч самолетов.
На памяти Блюментритта это было первое жестокое поражение во всех кампаниях, которые вела Германия за время второй мировой войны.
Над оскандалившимися гитлеровскими командирами разразилась катастрофа. 19 декабря 1941 года Гитлер снял с поста главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича. Гудериану было приказано убираться в тыл, в резерв. Командующий третьей танковой группой генерал-полковник Геппер был разжалован и лишен всех чинов и отличий. Такая же участь постигла командиров помельче.
1
Капитан функабвера Вернер Флике удовлетворенно хмыкнул. Наконец-то! Операция, ради которой он уже третий месяц сидит в Брюсселе, близится к концу. Почти все это время он провел у распределительных щитов подстанции Эттербеека, одного из пригородов бельгийской столицы. Терпения у него хватило, и вот награда.
Когда, еще летом, выяснилось, что наиболее мощная подпольная радиостанция, передающая сведения на восток, находится в Брюсселе, сюда прибыл целый отряд мониторов — радиопеленгаторов. Но они засекли район лишь приблизительно: где-то в Эттербееке. И тогда Флике засел на подстанции. Начиналась передача, и он последовательно выключал дом за домом, квартал за кварталом, улицу за улицей. И вот сегодня, 13 декабря, удача. Выключен очередной рубильник, и морзянка исчезла. Неизвестная станция смолкла.
Впрочем, уже известная. Адрес точный: одна из трех двухэтажных вилл на Рю де Аттребэте.
Флике включил рубильник. Сейчас в комнате, где ведет передачу таинственный радист, снова зажегся свет, радист выругался и положил руку на ключ. Да, в наушниках снова затрещала морзянка. Флике посмотрел на часы: 23.15.
В 23.20 два взвода СС выгрузились из машин. Солдаты натянули на сапоги носки, неслышно окружили три виллы.
В 23.30 благонамеренные жильцы вилл на Рю де Аттребэте были разбужены одиночными выстрелами.
В 23.32 их сон был окончательно нарушен длинной автоматной очередью.
В 23.33 глухой взрыв заставил их выскочить из кроватей и осторожно подойти к широким, до блеска вымытым окнам…
Но больше уже ничто не нарушало пригородную тишину. Поругав беспокойных немцев, потревоженные владельцы вилл вернулись к приятным сновидениям.
В 23.45 командир роты СС докладывал капитану Флике: «Их было трое: двое мужчин и девушка. Живыми взять не удалось. В камине найдены обгоревшие страницы трех книг на французском языке».
«Маловато, — подумал Флике. — Придется завтра продолжить обыск».
На другой день во время обыска эсэсовцы задержали пожилого бельгийца, постучавшегося в дверь виллы. Он оказался скупщиком кроличьих шкурок, и его пришлось отпустить после допроса.
Поздно вечером, 14 декабря, Перро принял радиограмму Центра: «От Директора Перро. По сообщению Кента, вчера разгромлена брюссельская радиостанция. Возможно, захвачен шифр. Переходите на третью запасную систему. Чаще меняйте место передач и время сеансов. Директор».
Такую же радиограмму в этот день получила в Лехфельде Ютта Хайдте.
2
Каждый раз, переступая порог «лисьей норы», полковник Лахузен, начальник второго отдела абвера, перебирал в уме английские поговорки. Старый лис — адмирал Канарис считал себя знатоком английского народного языка и любил, когда подчиненные предоставляли ему возможность проявить свои знания.
Адмирал стоял у окна, вертел в руках знаменитую бронзовую статуэтку трех обезьянок. Одна держала лапу у глаз, как бы смотря вдаль, другая приложила ладонь к уху, третья предостерегающе поднесла палец к губам.
— Я всегда считал эту вещицу символом абвера — все видеть, все слышать и молчать. Не так ли? — спросил адмирал. Он поставил статуэтку на стол. Садитесь, полковник. Вы слышали, чтобы обезьяны перебегали в чужие стаи? Не слышали?
Лахузен посмотрел через голову адмирала. На стене висела японская гравюра — беснующийся дьявол. Рядом две фотографии: генерал Франко (в верхнем углу размашистая дарственная подпись) и злющая собачонка — любимица адмирала такса Зеппль.
— Полковник, вы, конечно, слышали, что дешифровальный отдел сумел раскодировать значительное количество радиограмм, посланных агентами большевиков с начала войны до тринадцатого декабря. К сожалению, затем они сменили код, и пока ни одной новой станции не захвачено. Судя по радиограммам, против нас действует не одна, а десятки подпольных организаций или, что менее вероятно, одна организация с многочисленными филиалами. Анализ передаваемой информации показывает, что советская разведка имеет доступ к самым жизненным центрам империи. Ее достоянием становятся сведения и решения, известные весьма узкому кругу лиц. Общая ответственность за ликвидацию этой угрозы возложена фюрером на Гейдриха. Но… — Адмирал потер руки. — …Но и мы не можем остаться в стороне. Тем более, что здесь затронута честь мундира. В списке людей, неоднократно имевших доступ к переданной информации, есть двое сотрудников отдела контрразведки люфтваффе.
— Кто же?
— Майор фон Регенбах и капитан Коссовски.
— Это невозможно.
— Вы хотите за них поручиться?
Полковника передернуло.
— Я сказал, что не верю своим ушам. Эвальд фон Регенбах…
— У нас нет стопроцентной уверенности в предательстве кого-то из них, но факты… Факты весьма уличающие. Во всяком случае, нам надлежит разобраться в этом деле раньше, чем спохватятся молодчики Гейдриха.
— Вы поручаете мне установить слежку за обоими…
— Слежка не помешает. Но одной слежки мало… Впрочем, имеем ли мы право вмешиваться в дела, относящиеся к компетенции контрразведки люфтваффе?.. Пусть они сами расхлебывают эту кашу.
— Как! Вы хотите…
— Вот именно, полковник. Вы очень догадливы последнее время. Пожалуй, я смогу рекомендовать вас в качестве моего преемника.
— О, господин адмирал…
Лахузен приподнялся со стула.
— Сидите. Вернемся к нашим обезьянкам. Я вас слушаю.