Читать интересную книгу На рубеже двух эпох - Вениамин (Федченков)

Приловчившись, солдатик встает во весь рост и на виду у всего честного народа, не спеша, снимает военную фуражку, истово кладет на себя три креста, покрывает голову, берет обеими руками дубину и двумя-тремя ловкими ударами сбивает и корону, и головы орла. Внизу же, над входными дверьями, был плоский стеклянный навес, куски разоитого гипса упали на него и со звоном вдребезги разбили стекло... Были ли аплодисменты и ура, не помню... Как не быть?! Солдат с торжеством исполненной большой задачи сполз в слуховое окно крыши и дальше.

А я смотрел и думал: что же за загадка - этот русский украинский человек? И царя свергает, и Богу молится... Не по-старому это. А у него как-то мирится. Видно, он революцию инстинктивно считает тоже хорошим и нужным делом. Или и здесь было лишь угарное озорство революционного момента или простая традиция? Что ответить? И казалось мне, как и в Москве на митинге у храма Христа Спасителя, русский народ как-то объединит и то, и другое... Отчаиваться нам, верующим, еще не нужно за него.

При этом размышлении вспоминаются мне подобные же слова главы Церкви, митрополита Сергия, сказанные им много лет спустя американским корреспондентам, задавшим ему вопрос о пропаганде безбожия и атеизме народа: "Мы еще не теряем надежды на возвращение нашего народа к отеческой вере".

И я, делая эти записи, все еще жду, что будет с теми многими миллионами, которые за эти двадцать пять лет растеряли или разбили веру отцов? И как это будет? Воля Божия.., Не я же управляю миром!

А другой разговор был в вагоне, после Харькова.

В поезде были украинцы. Народ они себе на уме! Не сразу поймешь, что думают эти "хохлюки". Молчаливая публика... Посасывают себе трубочки с тютюном, и все думают, думают... Около одной группы вертится юный солдат, хорошо одетый... Как помню, великоросс по языку. Едет с фронта или на фронт куда-то "по делам". Оказывается, военный фельдшер, стало быть, вроде уж как ученый. И вот он на моих глазах горячо и долго разъясняет дядькам-украинцам: что такое социализм. Как теперь все будет замечательно! Работать придется совсем мало, а всего будет вдоволь. А главное, все и всем даром: денег никаких не платить, да и вообще деньги не нужны будут при социализме...

Слушают мужики и не спорят... Только что вот как-то загадочно молчат, будто бы глупые. Но оратор, довольный собой и своим умом, не замечает этого...

И неожиданно один из слушателей, выколачивая пепел из трубки своей, сказал медленно (он говорил по-украински, конечно), смотря вниз на трубку: "Да, оно... конечно, без денег-то лучше… Зачем тогда деньги?.. Вот разве маленько на табачишко?!"

В самом ли деле он думал, что уж табака, как вещи несерьезной и не необходимой, серьезное

начальство давать не будет? Или он этой шутливой иронией выразил свое сомнение, что при социализме будет все даровое? Не знаю. Только, по-видимому, этот украинец хотел сказать, что даже при коммунизме должна остаться какая-то сторона жизни, пусть и второстепенная, на индивидуальную свободу. А где граница этого? В табачишке ли только ?

Не поверили лишь они одному, что мало придется работать. Это вековечному труженику и непонятно, и даже неприятно...

СОЦИАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОРОТ

Настоящая революция пришла лишь в октябре.

Народ наш, как близкий к природе, здоровый умом и сильный духом, радикален, решителен. Он или уж терпит смиренно, и терпит долго и глубоко, или уж если взялся за дело, то доведет его до конца. Интеллигенты, как элемент уже "ослабленный" культурой и городской жизнью, склонны мириться с компромиссами, уступками, половинчатостью. Не то народ: он, как и всякая стихия, стремителен и последователен. Эту сторону русского народа понимали и Толстой, и Достоевский. Русский солдат в "Войне и мире" стоит перед французскими пушками как гранит. Недаром же сказал Наполеон (кажется, в записках бывшего его посла в России Коленкура), что русского мало убить, его надо еще повалить на землю.

А у Достоевского в "Братьях Карамазовых" есть такой разговор между Иваном и лакеем Смердяковым, сыном их общего отца Федора, убитого им, и Лизы Смердящей: "Ты, Иван, говоришь, что Бога нет? Ежели нет, так все можно!"

Вывод точный, неопровержимый: без Бога нет и греха. Ученый Иван понимал, конечно, это, но осуществить до конца не мог. А лакей Григорий Смердяков делом доказал это: Бога нет - и отца убить можно; и нечего тут мучиться, как если клопа раздавить...

Кроме этого, безусловно, должно признать за русским народом и настоящий здравый ум.

И до революции, почти всю вторую половину XIX столетия, интеллигенция России, одинаково как западники, так и славянофилы, верила в народ, в его ум, в то, что народ скажет свое слово, у него надо учиться. Так же и даже особенно Достоевский настаивал. Но он же и предупреждал, что эти почитатели народа, готовые идти к нему на поклон, легко могут изменить ему. Пока народ во всем согласен со своими почитателями и вторит им, он и хорош, и умен. Но попробуй тот же умница-народ что-нибудь подумать и сделать по своему собственному уму-разуму, тотчас же те не только отвернутся от него, но даже и проклянут. И это, говорил в "Дневнике" Достоевский, и не только одни западники, но и правые славянофилы, они-то даже пуще всего!

Это предсказание буквально исполнилось на народе: от него ушли почти все интеллигенты-революционеры, а правые и доселе злобно ненавидят его... Не угодил народ ни тем, ни другим.

Я лично всегда верил в мужиков, в их здравый смысл, который в конце концов поправит дело. И особенно верил в сметку великодержавного великорусского племени. Не буду вдаваться в подробности причин этой особенности народа, но скажу, что помимо иных естественных причин здесь немалое значение имело и здоровое православие в отличие от искусственного католицизма, и от сентиментального протестантизма, и ублюдочного однобокого сектантского рационализма...

Когда началась междоусобная борьба почти по всей стране, народ мог много раз проверить себя: куда идти, за кем? То красные, то белые, то петлюровцы, то анархисты махновцы, то чехи, греки, французы, то эсеры, то кадеты, то монархисты; то опять красные, опять белые и еще раз красные -все это народ пережил...

В Екатеринославе, например, власть переменялась последовательно восемнадцать раз! И народ все же остановился на большевистской партии как своей. В России говорили тогда: плоха власть, да наша.

А власть эта не только гладила народ по головке всякими обещаниями и науками, а вскоре взяла его в ежовые рукавицы и переработку. Часто обвиняют большевиков в терроризме. Но в этом

не только их сила, но и государственная правда. Только настоящая власть без страха употребляет где нужно силу, до смертной казни включительно. И народ несмотря на это - а я скажу, наоборот, именно поэтому! - еще решительнее прислонился к советской власти. И прислонился государственно сознательно по причине своего того же здорового мужицкого смысла.

Хочу немного разъяснить эту странную русскую психологию, в которой сам-то я не сомневаюсь. Возьму два примера.

В наш Севастополь прибыли первые отряды, кубанские казаки (украинцы), как вестники генерала Деникина. Тотчас же были расклеены повсюду аршинные афиши. Подхожу и читаю... Мелким шрифтом напечатано - ну кто же будет тут читать, да еще целую простынь?! И мне, образованному, и то скучно стало, не дочитал до конца. Однако в начале воззвания я понял, что правительство Деникина убеждает. Доказывает, что и почему хорошо, что и почему плохо...

Ну, думаю, слабо дело у них и неумно. В революционную-то бурю убеждать?! Да люди тут в пламенной горячке, а они убеждают их? Тут нужно действовать, а не лекции с кафедры читать... Красные и решили не разговаривать, а действовать. Например, приходят белые и "просят" собрать обувь для армии и деньги на это... Собрали

Социальный переворот

сколько-то там... Мало... Пришли красные. Приказ: немедленно собрать деньги, столько-то! И явились деньги... А тут убеждать - не выдержат! Другой случай из монастырской жизни, В монастыре, мною управлявшемся в Сербии, был монах о. С-ва из пехотинцев-солдат... После меня был другой настоятель, добрый человек. О. С-ве жилось нехудо и при нем, но его стал переманивать архиерей из Польши. Пришел С-ва советоваться ко мне, ехать ли? Говорю ему:

- Тот епископ резкий, властный, а разве ты не доволен теперешним о. настоятелем?

- Не-ет, ничего! Да только он очень добрый. И ушел в Польшу.

И народ наш, знающий слабость человеческой природы и необходимость твердой власти, не побоялся посадить на свои плечи крутых большевиков, потому что здравым умом понял: эти наведут порядок! Значит, государственная власть... Да еще и наша, народная...

И после, когда происходили по временам "чистки", народ тоже принимал их по государственному инстинкту и уму. Так лучше! Иначе было бы хуже!

Ну, разумеется, приемлема была им земельная и заводская программа большевиков: все народу! Приемлема была и система власти: Советы из того же народа, и в центре, и по местам!