— Все в порядке, — поспешил я их успокоить.
— «Возможно, поджег школу», - опешив, поднял на меня взгляд папа. — Что значит «Возможно»?!
— Они сомневаются.
— Все сын, мы переводимся, — глухо произнес он, невидяще зашарил по карманам, затем шагнул к полкам у стены и выудил из верхнего ящика сигареты.
Щелкнула зажигалка. А с моего пояса пропали две пары рук. Катя и Тоня глянули на курящего отца, затем на меня, сверкая слезами обиды и обвинения в глазах, затем развернулись и ушли к себе в комнаты.
— Это и моя вина. Не смог научить, — закряхтел, поднимаясь, старик. — Завтра я съезжаю. — бросил он, направляясь на кухню. — Мой контракт уже кончился.
Отец же молча вышел на улицу, мягко прикрыв входную дверь.
И только Федор остался, не отпуская меня никуда. Так бы я, наверное, тоже нашел, куда пойти. В Верхний Новгород, например.
— Все будет хорошо, — заверил он меня, прижимая сильно-сильно. — Завтра мы извинимся, и нас простят. Только ты больше так не расстраивай папу, пожалуйста?
Защипало в глазах.
— Обещаю.
* * *
Пара месяцев на новом месте — достаточный срок, чтобы случайно приобретенные вещи заставили изрядно задуматься, как упаковать их в два габаритных чемодана, с которыми прибыл в этот дом. Впрочем, не самая великая проблема — кое-что можно оставить, например, преподнести в дар хозяевам учебники и пособия. Часть обезличенных безделушек бросить в урну, предварительно сломав так, чтобы не было искушения починить и вернуть владельцу. Главное, не забыть вещи, которые захотелось бы отослать вдогонку. Потому что эта личина не имеет адреса, а фамилию и имя, указанные в документах, никто не свяжет с его внешностью — кроме как по паре-тройке фальшивых телефонов, которым предначертано навеки замолчать через неделю. Хотя облику тоже суждено измениться.
Холод из раскрытого окна помогал двигаться быстрее, покрывал изморозью холодной логики мысли и эмоции. Его дела ныне завершены, настало время уходить, навсегда.
Основную угрозу от Максима он убрал, мягко и ненавязчиво подтолкнув Михаила к очевидной мысли о смене школы. А в стенах обычного заведения бояться совершенно нечего — там не будет родовитых, не будет их семей, а значит и конфликтов хоть сколько бы значимой величины. Даже если Максим все там сожжет, семья с легкостью откупится.
Хватит с него двух месяцев в отрыве от клана и рода. Свой долг он выполнил с довеском, начиная учебой, завершая прикрытием в порту. Сила вернулась в прежнем объеме, а уж это — надежный показатель. Можно уходить. Совесть чиста. Но раз так, то почему он раз за разом пытается себе это доказать?
Старик присел на кровать рядом с распахнутым, словно пасть бегемота, чемоданом, и незряче уставился в темноту дальнего угла. Да, у Максима остались проблемы. И наверняка будут новые — так всегда бывает в этом возрасте, когда Кровь, голосами предков, говорит сильнее, чем собственный разум.
Там, в веренице благородных предшественников, не было ни одного, кто сомневался бы в своем праве затопить два корабля за оскорбление. И уж тем более никто из них не ставил под вопрос свои решения, всегда считая их истинно верными и правильными. Другое дело, что у предков был разум взрослого, образованного человека, сила за плечами и наработанное десятилетиями мастерство интриги. Мальчику же пока достались только порывы. Дело известное, изученное, оттого в его возрасте пережидаемое в удаленном дворце, под надзором наставников и воинов рода, которые и обучить могут, и по шеям надавать, пока дворец окончательно не разломали. Хотя даже так совершенно не понятно, откуда эта мания стать императором…
Выходит, что винить во всем Максима — нельзя. Рассказать правду, забрать к себе и помочь — тоже нельзя, политика-с. Оставаться здесь? Но он ведь не может бросить весь род ради одного юного и непоседливого представителя? Не может. Он все сделал, что мог? Все.
Раздраженно дернувшись от вновь закруживших по кругу мыслях, старик выудил из подкладки чемодана тонкий прямоугольник ноутбука и распахнул, расположив прямо поверх сложенных стопкой вещей.
Мягко вжикнули вентиляторы, разгоняя сон спящего режима операционной системы. Блеклый свет экрана отразился в противоположной улице стене — не следовало никому даже случайно подглядеть его содержимое. Плотно закрыв и зашторив окно, старик потянул из боковой панели ниточку наушника с микрофоном, вызвал программу-терминал шифрованной связи и… С легкой неуверенностью нажал на вызов.
— Мы спим, — после нескольких гудков раздался недовольный девичий голосок. — И ты спи, деда.
— Тьфу, нашел, у кого совета спрашивать, — чертыхнулся старик, сматывая наушник и упаковывая аппаратуру обратно.
Затем посмотрел на распахнутые чемоданы, разложенную то здесь, то там одежду — стопками, на вешалках, на спинках стульев. Аккуратно все сгрузил на пол, зарылся прямо как был, в одежде, под одеяло и закрыл глаза.
— Завтра все решу, — недостойное его статуса решение принесло настолько сильное облегчение, что обернулось в сон за единое мгновение.
Глава 9
Бывают в конце осени тихие, яркие дни — с чистым небом и добрым солнцем, покрывалом золотых листьев, с ветром, что затаит дыхание, глядя на такую красоту. Особенно прекрасен такой день ранним утром — без спешки, шума автомобилей и людской суеты. Не каждому доведется шанс таковое увидеть, но тем, кто сподобился встать еще до рассвета — определенно с этим повезет.
На окраине города, посреди малоэтажной застройки, огороженной невысокими заборами, в утренний час медленно катили две машины, непохожие друг на друга, как богатство и бедность — черный лимузин против видавшего вида белого грузовика. Но и через тонированные стекла, и сквозь лобовое стекло с паутинкой трещин одинаково внимательно всматривались в указатели на домах, запутанные и совершенно бестолково развешанные, как это частенько бывает, когда очень старые дома соседствуют с новостроем.
Однако каждому поиску суждено завершиться, и вскоре странная пара синхронно нырнула на съезд к огороженной территории, остановившись прямо посреди большой, но неглубокой лужи — памяти от ночного дождя. Вода шарахнулась испуганной волной под колесами, но тут же замерла в спокойствии, отразив хромированный диск длинной машины, а затем, на фоне неба, распахнутые двери. Из первой мощно вышагнули военные берцы, из другой же для начала показалась массивная трость темного дерева, а после и лакированные туфли ее хозяина, что не спешили касаться воды.
Ко второму мужчине тут же подскочил молодой помощник, предложив руку опереться — ибо тот носил трость не просто так, а, судя неловким движениям и подволакивающейся левой ноге, действительно в ней нуждался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});