нападешь? Решетки. Я так полагаю, заходить к нему не стоит. Лучше через окно.
– Дело ваше, – слабо проговорил Шимп.
– Нет, сэр, не мое, – возразил добродетельный Фланнери. – Ради вас стараюсь. Исполняю, как говорится, приказ. И вот еще, сэр. Барышня уехала в машине…
– Барышня, трам-та-ра-рам! – вскинулся доктор.
– А теперь звонят, та у станции.
– Э?
– Я что хочу сказать? – пояснил Фланнери, и так зычно, что на люстре задребезжали подвески. – Я думаю, видит она поезд и прикидывает: «Ехать мне долго, вести машину трудно, дай-ка пересяду». Значит, отправилась в Лондон.
Шимп тоже так думал. Он просто видел, как мерзкая чета прячет драгоценный груз в таком месте столицы, которого ему вовек не найти. Картина была настолько живой, что он застонал.
– Что беспокоит, сэр? – спросил заботливый Фланнери.
– Э?
– Где болит? Чего-то вы стонете. Я б на вашем месте лег в постель и положил грелочку на брюхо. Прям вот сюда. Всю заразу выгонит. Одна моя тетка…
– Тетка, трам-та-ра-рам!
– Хорошо, сэр. Как вам угодно. Ну, я пошел, машину приведу.
Он удалился, и Шимп, отняв от глаз ладони, предался размышлениям. После сонных капель видишь мир в темном цвете, но и без них мысли врача были бы невеселыми. Как и Джон, он мечтал о встрече с Мыльным.
Именно тут открылась дверь и горничная доложила:
– Мистер Моллой, сэр.
– Пусть войдет! – хрипло закричал медик. Послышалось какое-то шарканье, и в комнату вошел Мыльный.
2
Когда мистер Моллой переступил порог кабинета, он был разительно похож на бегуна, прорывающего ленточку. Лицо его раскраснелось от жары и посерело от пыли; волосы растрепались и слиплись; ноги обрели такую самостоятельность, словно не зависели не только от тела, но и друг от друга. Словом, объективный наблюдатель испытал бы острую жалость, увидев обломки красивого, представительного человека.
Шимп этой жалости не испытал. Судя по виду, Моллоя провернули через сложный агрегат, а потом додавили грузовиками. Это Шимпу понравилось. Он бы с удовольствием вознаградил и механиков, и шоферов.
– А, вот и ты! – заметил он.
Моллой осторожно подковылял к креслу, судорожно схватился за ручку и с трудом сел. Коснувшись сиденья, он жалобно вскрикнул. Потом откинулся на спинку и мгновенно уснул.
Шимп смотрел на него с испепеляющей ненавистью. Мало того, думал он, что у этого гада хватило наглости приехать в «Курс», он еще принял кабинет за спальню! Ухватив бывшего друга за относительно густые волосы, медик дернул их несколько раз.
Это помогло. Мыльный выпрямился в кресле.
– А? – произнес он, моргая. – Что?
– В каком смысле?
– Где я?
– Сейчас скажу.
– О! – воскликнул Моллой, придя в сознание, и снова откинулся на мягкую спинку. Разговоры разговорами, но для того, кто проехал двадцать миль на истинном рыдване, удобства важнее. – Худо мне… – выговорил он.
Казалось бы, естественно, но бывший партнер вскипел еще больше и несколько секунд не мог найти адекватных выражений, если не учитывать бульканья.
– Да, – продолжил Моллой, – худо. Ну и велик! Особенно икры болят. И вон там, в подъеме. Хотел бы я, Шимпи, получить по доллару за каждый синяк.
– А мне что, не худо? – осведомился Твист.
– Хоть пятьдесят центов, – продолжал Моллой, – за каждый синяк, от ступней и выше.
– Если б у тебя так трещала башка…
– Трещит, – успокоил его Мыльный. – Солнце напекло. Прямо чуть все не бросил! Если б я знал, что…
– А мне-то, мне каково?! – заорал Твист, трясясь от жалости к себе. – Что твоя жена натворила, а? Деловому партнеру! Накапать сонных капель… Да что же это такое?!
Моллой обдумал этот вопрос.
– Она у меня порывистая.
– И еще лилию в руку сунула!
– Такая, знаешь, забавница. Молодость, молодость…
– Я тебе покажу молодость! Да как…
Мистер Моллой решил, что пришла пора назиданий.
– Сам виноват, Шимпи. Все корысть, все жадность. Не запросил бы шестьдесят пять процентов, ничего бы не было. Может порывистая натура это стерпеть? Не может. Ты лучше послушай, зачем я приехал. Согласен поделить по совести – треть на человека, – скажу хорошую вещь, плясать будешь.
– Плясать я буду только в том случае, если ты свернешь шею.
Моллой был неприятно поражен.
– Ну что это ты, Шимпи! Как можно?!
Мистер Твист поинтересовался, не ждет ли мистер Моллой, что при сложившихся обстоятельствах он, то есть Твист, его поцелует. Мистер Моллой этого не ждал, не ждал он и грубости. Грубость, надо сказать, к добру не приводит, равно как и жестокость.
– Если бы у тебя, Шимпи, так болела голова, – с упреком прибавил он, – ты бы знал, как горько, когда старый друг обижает.
Твисту пришлось немного побороться с непроизвольным бульканьем.
– Голова? – переспросил он. – С чего бы это? Вот у меня и впрямь болит.
– Ну что ты, Шимпи!
– Хочешь убедиться, выпей этих капель.
Мистер Моллой разумно уклонился от спора.
– Так вот, я тебе скажу, зачем приехал. Этот субъект нас обштопал.
– Какой субъект?
– Лестер Кармоди. Подозревал с самого начала.
– Что?!
– Да уж то. Сам слышал. Знаешь, что он натворил? Забрал сумку из шкафа и послал шофера отвезти ее в камеру хранения.
– Что?!
– То.
– М-да… – впечатлился мистер Твист. – Однако… Значит, она не у тебя?
– Нет, не у меня.
Мистер Твист не надеялся испытать радость ни в тот день, ни позже, но что-то похожее испытал. Тем самым он засмеялся, а потом – взвыл от боли.
– Вот и доигрались, – наставительно сказал он, когда перестал сжимать голову обеими руками. – Положеньице-то не лучше моего.
– Нам обоим плохо, Шимпи. Надо действовать вместе и как можно быстрее.
– Как это действовать?
– Сейчас скажу. Этот шофер привез квитанцию…
– …и дал старикану, да?
– А вот и нет! Племянничку. Молодому Кэрролу.
Потрясенный Шимп воззрился на Моллоя:
– Кэррол? Это который там, наверху?
– Он наверху?
– А то! Заперт, и окна с решетками. Ты уверен про квитанцию?
– Еще как! Идем и берем.
– И все?
– Все.
– А как, – спросил Шимп, – мы ее возьмем?
Мистер Моллой ответил не сразу. Он сам размышлял об этом, крутя педали, и в конце концов понадеялся на острый разум Шимпа.
– Я думал, – признался он наконец, – тебе что-нибудь придет в голову.
– Да? Мне?
– Ты такой умный, – сказал Моллой. – В чем, в чем, а в этом тебе никто не отказывает. Что-нибудь ты измыслишь.
– Да? А ты пока что отдохнешь? И за все про все…
– Ну, Шимпи!
– …какую-то жалкую треть? Вот что я скажу…
Мистер Моллой чуть не заплакал.
– Ох, не будем заводиться! Договорились, и ладно. Такое, знаешь, джентльменское соглашение.
– Да? Спустись с неба, птиц распугаешь. Семьдесят процентов мне, а то работать не буду.