Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился и, прокопав ее, опустили постель, на которой лежал расслабленный. Иисус, видя их веру, сказал расслабленному: „Чадо, прощаются тебе грехи твои“. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: „Что он так богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?“ Иисус, сразу узнав духом Своим, что они так помышляли в себе, сказал им: „Для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче, сказать ли расслабленному: „прощаются тебе грехи“ – или сказать: „встань, возьми свою постель и ходи“. Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи – говорит расслабленному: „Тебе говорю, встань, возьми постель твою и иди в дом твой“. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: «Никогда ничего такого мы не видали“ (Мк 2.3-12).
Рассказ наводит нас на размышления: «Что могло произойти в душе исцеленного человека?
Он был расслаблен с давнего времени и тяжело страдал. Когда его принесли к Иисусу, он совсем уже не мог ходить. Страдания его были очень мучительны и мало было надежды на улучшение. Итак, этот человек лежал неподвижно перед Ним. Может быть, он уже много раздумывал. Болезнь приводит человека к размышлению, если больной не порабощается болезнью своей, но проникает в тихое пространство, содержащееся в страдании. Можно предполагать, что с расслабленным произошло именно это. Он привык смотреть в самого себя и видеть свою жизнь перед глазами. Таким образом, он стал замечать свои упущения. Здесь он не исполнил своей обязанности; там совершил несправедливость; вот снова он поддался страстям. Так как у него было время для размышлений, и сердце открыто, ему стало ясно, что лежит в основе несправедливых действий. Не только неисполнение предписания или несправедливость к человеку, но к чему-то Вечному. И не только отступление от нравственного закона, но от чего-то, бесконечно великого и драгоценного.
Он понял, что это «грех», направленный против Святого Бога; что-то ужасное, что затрагивает священное величие.
Затем он продолжал свои размышления: о несправедливостях, совершаемых в его среде близкими, друзьями, жителями города и всем народом. Он увидел, как всегда одно переходило в другое, и уже нельзя было выделить отдельные действия. Все было взаимосвязано, так что при всей ответственности отдельных людей нельзя было больше говорить только обих грехе, а грехи одного оплетала сетью человеческая вина всех. От этого, может быть, его страдание представилось ему в другом свете. Он увидел, как часто нужда и страдание являются плодами греха, как зло их вызывает или по крайней мере обостряет, дает им плохое направление. И, может быть, ему однажды стало ясно, что грех и боль и смерть составляют в основном одно темное целое. Их конечность, то, от чего зависит ответственность, называется грехом. Все вместе взятое называется виной и страданием. Конец является смертью.
Больной стал очень задумчивым и серьезным. Пропорции вещей разрослись и показались ему глубокими и тяжелыми, он задал себе вопрос, какой из этого может быть выход? Тогда ему рассказали о замечательном Учителе, Который так действенно помогал людям. Друзья отнесли его к Иисусу – и вот теперь он лежит перед Ним и слышит слово: «Сын Мой, прощаются тебе грехи твои». Тогда ему стало совершенно ясно: да, прощение это самое главное! спокойствие и ясность возникли в нем. Теперь все в порядке. Затем ему дано было исцеление; он знает: все это составляет нечто целое. Одно происходит из другого и теперь все ново. Когда же послышался язвительный вопрос фарисеев: «Кто может отпускать грехи, кроме одного Бога?» – он знал, как ответить: «Здесь Бог!».
Вот так мог развиваться ход его мыслей. А могло быть и по-другому: человек растворился в своей болезни. Ее боли и облегчения, ее лишения и малые удовольствия, особые заботы, которыми его окружали, исключительное положение, которое создалось вследствие его болезни, он принял за содержание своей жизни. Не проникнув во внутреннее пространство души, он все время скользил от одной внешности к другой. Он жил именно так, как поверхностные люди при других обстоятельствах, но на одре больного. Когда же осознавал грех, он говорил: «Ну, это не было так уж плохо. У меня не было дурных намерений. Ни в чем тяжелом я не могу себя упрекать: я не убивал и не крал. Другие тоже не поступают иначе и вообще такова человеческая природа». В остальном самая мысль о грехе оставалась ему далекой; что болезнь, страдание и смерть могли быть связаны с грехом, он не соглашался: это личное дело каждого. Разве нечестность имеет какое-то отношение к инфекции? Тем более никогда его не занимали такие глубокие вопросы, как общечеловеческая ответственность.
Когда же его отнесли к Учителю и Тот заговорил об отпущении грехов, больной нашел это странным, нескромным. Ведь он хотел получить исцеление – что же этот человек говорит о грехах? Когда он наконец был исцелен, ему пришло в голову, что все на самом деле произошло довольно драматично.
Этот человек не понял, что такое грех. Он не испытал его глубину, не осознал его значения, и поэтому он также не сознает, что такое отпущение.
Ход событий мог произойти и иначе, а именно: человек этот серьезный и много раздумывал о себе. Он ясно увидел свою собственную неправду и решительно осудил ее. Он признал, что это нарушение нравственного закона, закона Бога, который справедлив и свят. Он признал себя виновным и последствия своей вины справедливыми.
Мысль о связи всех людей во грехе никогда не приходила ему на ум. Когда кто-нибудь говорил что-либо подобное, он протестовал: каждый отвечает за себя, основываясь на своей свободе и ответственности; человек не должен следовать примеру другого и впадать в искушение. У него было так же мало понимания единства вины и страдания, греха и смерти. Ведь это разные области: здесь совесть и ответственность, а там – телесно-душевное состояние, болезни и нужда.
В основном он не понял, что думает Иисус, когда он говорит об отпущении. Что значит отпущение? Несправедливость есть несправедливость и ею остается. Человек должен принять решение не совершать больше несправедливостей. Он должен приложить усилия, чтобы поступать лучше. В остальном его ответственность остается. Существование человека есть сумма его добрых и дурных дел, и в этом нельзя ничего изменить. Достоинство человека основывается именно на том, что здесь никто не может что-либо отнять у него, зато он совершенно самостоятелен. К чему же тогда отпущение?
Мы можем представить себе внутреннюю сторону этого процесса еще и по-другому: этот человек действительно признал темное и злое в своих действиях. Может быть, он желал, чтобы это зло не было совершено; но раз оно случилось, он берет его на себя. В его грехе кроется сила, и он этим гордится. В своем высокомерии он не отделяет себя от совершенного им. Но на самом деле это действие не сила, а слабость, и из нее может возникнуть настоящая гордость и та спесь, которая скрывает внутреннюю слабость. Когда вина и страдание связаны – как оно и есть в данном случае – человек видит в этом свою судьбу. Он сам, и его грех, и его сила, и его слабость, и его беда, и его гордость – все это одно целое.
Он надеялся на помощь. Почему бы не обратиться к тому, кто может помочь? Он и сам сразу бы помог, если бы имел возможность. Когда же произносится слово отпущения, то ему горько его слышать. Отпущения он не хочет. Если без него есть опасность погибнуть – пусть так и будет.
Таким или иным образом можно было бы себе представить внутренний процесс, совершающийся в больном. «Отпущение грехов», о котором так просто повествует Евангелие, которое кажется нам понятным по аналогии между прощением Бога и прощением человека: например, отец прощает своему ребенку или друг своему другу, – на самом деле содержит много вопросов.
К тому же, оно составляет сердцевину Евангельского благовестия! Ведь Иисус сказал, что Он «пришел призвать не праведников, но грешников» (Мк 2.17). Это, конечно, не значит, что Он хочет исключить праведников, а то, что праведников нет. Люди, которые не причисляют себя к грешникам, не существуют для искупления – правильнее сказать: для них быть спасенными означает прежде всего то, что они признают свою греховность.
Что же означает тогда быть грешником? Преступить заповедь не только против какого-либо человека или дела, но и против вечно-святой истины и справедливости. Находиться в противоречии не только с вечным нравственным законом, но и с живым-святым Богом. В конечном счете грех повторяет древнее нападение сатаны: Он – совершенно бессмысленная и все-таки захватывающая попытка свергнуть Бога, низложить Бога, уничтожить Бога...