Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С рассветом я причалил к берегу недалеко от главной грузовой пристани, напоил кошек специально припасенной валерьянкой, дождался, когда они заснут, положил их в мешок, устроил поудобнее. Лодку вытащил на берег, постарался замаскировать в хилых прибрежных кустах. Хотел сначала и кошек там оставить, но побоялся, вдруг кто набредет, да и мало ли, вдруг прямо на отходящий транспорт попаду. Так что, навьючившись двумя мешками, пошагал к пристани. Лучшим вариантом было бы уплыть прямо отсюда, не показываясь лишний раз в городе.
На пристани уже появились первые люди. Я пошел вдоль берега, спрашивая подряд на каждом судне, куда они идут и не согласны ли взять пассажира. Оказалось, что в Пеледор идут сегодня утром две барки. На обе уже полным ходом шла погрузка. На первую меня не взяли, но на вторую согласились сразу, оговорив, что помимо скромной платы за проезд, я буду помогать на веслах, когда это понадобится. Отплытие ожидалось часа через три, и я решил пока отойти к своей лодочке и переждать там, чтобы не отсвечивать своим нездешним видом на пристани. Легкость, с которой мне пока все удавалось, вселяла нехорошие предчувствия, но ничего другого я придумать не мог. Теперь оставалось только ждать.
Солнце взошло уже высоко. Дарен, наверное, еще не проснулся, накануне он очень поздно заснул, но скоро этот неизбежный миг настанет. Я как наяву видел, как он открывает глаза, зевает, потягивается всем своим мощным телом. Как улыбается, вспоминая вчерашний день... Вот он встает, неторопливо одевается, он вообще обычно двигается размеренно и неспешно, но когда надо, проявляет просто молниеносную быстроту. Бреется, расчесывает свою роскошную гриву, иногда шипя и подергиваясь, — ночью ей изрядно досталось от меня. Вот он идет на кухню, спрашивает, завтракал ли уже я. Услышав, что нет, опять улыбается — заспался Дима, утомившись от ночных трудов. Просит собрать на поднос завтрак на двоих, заходит в мою комнату, еще улыбаясь, и... Дальше мое воображение трусливо отказалось работать. Я только надеялся, что он меня поймет. Что простит — нет, но что хотя бы постарается понять, что я не притворялся с ним, не изображал то, чего нет, а просто вот оказался такой сукой, которая может испытывать искренние чувства и наслаждаться близостью, продолжая считать любовника врагом и спокойно готовясь его обмануть. Но я был уверен, что то, что я бежал от генерала и империи, а не от него, Дарена Астиса, он точно поймет. И прощения просил не за побег, а за обман.
Обратно на пристань я пришел уже к отплытию. Мне указали на навес на корме, я там тихо пристроился. Кошки еще спали, попозже я думал разместить их где-нибудь понезаметнее среди груза. Отчалили, единственный парус надул круглое пузо, мерно заработали огромные весла. Дарен к этому времени, наверное, уже встал и, может, даже уже обнаружил мой побег. Я прошептал: «Прости», глядя в сторону замка, но перед собой ни в чем не раскаивался. Все равно у наших отношений не было будущего. Теперь остается только как-нибудь пережить это.
Плыли долго, почти шесть суток. Кошек от команды спрятать, конечно, не удалось, но моя заготовленная для персонала замка и даже пару раз пригодившаяся версия, что их привез откуда-то издалека мифический дядюшка, скрывшийся потом в неизвестном направлении, всех вполне устроила. А, когда, освоившись, они начали охотиться на в изобилии водившихся на зерновом судне грызунов и таскать свою добычу мне на погляд, команда прониклась к ним уважением. Особенно к Масе, не впечатлявшую размерами и мощью, но добычливостью превосходящую супруга раза в два. На дери здесь никто не говорил, но мой слегка модифицированный под дортон язык все понимали. Я сказал, что живу в Дерее, был в Кароне по делам, когда началась война, поиздержался, пережидая ее, и теперь на перекладных добираюсь домой. Легенда прокатила с легкостью, излишним любопытством и разговорчивостью здесь никто не страдал. Команда была малочисленная, заняты все были под завязку, несколько раз и мне пришлось посидеть на веслах. Я был только рад — непривычная тяжелая работа хорошо отвлекала от переживаний и тягостных размышлений.
Чем ближе становился Пеледор, тем больше я боялся, что на пристани меня встретит генерал с арестной командой. Свидетелей моего отбытия из Карона я постарался не оставить, но мало ли кто мог обратить на меня внимание. Пристрастно и качественно проведенное следствие наверняка обнаружит мою сделку по покупке лодки, а дальнейшее уже вычислят без труда. Несколько раз я подумывал сойти где-нибудь на берег и добираться до Пеледора по суше или вообще осесть в другом каком-нибудь городе покрупнее. Но это неизбежно привлекло бы внимание команды барки, и ехать по суше с кошками было все равно, что метить свой путь флажками. Оставалось только надеяться на скорость, с которой мне удалось скрыться, и на то, что никто не знает, куда точно я собираюсь ехать. Все-таки на проведение следствия и поездки туда-сюда требовалось время, и оно пока работало в мою пользу.
О Дарене я старался не думать, но мне это не удавалось. С каждым днем воспоминания становились только больнее и навязчивее. Сколько же их, оказывается, накопилось за всего лишь месяц с небольшим! Я не знал о нем ничего и, одновременно, знал так много. Я знал, как он дышит, как смотрит, как говорит. Я знал, чем он пахнет, и каков он на вкус и на ощупь. Я знал, какие сильные и нежные у него руки, какой горячий и властный рот, как он умеет двигаться внутри моего тела, то глубоко и сильно, то медленно и плавно, именно так, как мне сейчас надо. Я знал, как он умеет радовать и радоваться, каким бывает внимательным и заботливым, нежным и чувствительным, и как хорошо умеет скрывать эти свои качества. О том, что эти его качества могли проявляться только по отношению ко мне, я не думал, потому что не хотел так думать. И без того доставалось с лихвой. Но все-таки я считал, что мне повезло — он у меня был, а воспоминаний у меня никто не отнимет. Просто надо переждать, когда боль уйдет, а она уйдет, время все лечит.
Дождливым серым утром мы причалили на крайнюю пристань столичного грузового речного порта. Я попрощался с командой, выслушал комплименты кошкам и пошел в город. Мне удалось разузнать у матросов несколько адресов дешевых меблирашек и, что особенно меня обрадовало, мне указали на одного старичка, живущего в собственной лачуге недалеко от речного порта и пускающего постояльцев за скромную плату. Это было бы идеальным жильем для меня.
Я шел, накрывшись от дождя выпрошенной на барке дерюжкой, и мечтал о том, чтобы удалось сразу договориться со старичком. Потом начал думать, куда лучше податься, если со старичком не выгорит. Валерьянка надежно делала свое дело, кошки мирно дрыхли в своем мешке, ничто не отвлекало меня от моих приземленных, но жизненно необходимых насущных мыслей. И я даже не сразу поверил своим глазам, почти наткнувшись на одном из поворотов между многочисленными портовыми постройками на знакомую высокую фигуру. Но это был Дарен Астис, и он стоял передо мной, глядя на меня с таким же потрясением, как и я на него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});