Читать интересную книгу Битва двух империй. 1805–1812 - Олег Соколов

Вообще, в России постоянно случались крестьянские бунты, а в это время их интенсивность особенно возросла. На период 1801–1806 гг. приходится 45 крестьянских выступлений.[35]

Близкий к будущим декабристам московский барин Александр Тургенев записал в своём дневнике в декабре 1806 г.: «Мне кажется всё, что Бонапарте придёт в Россию; я воображаю санкюлотов, скачущих и бегающих по длинным улицам московским…»[36] А Фёдор Ростопчин доносил Александру I об упорных слухах и даже прокламациях о воле, которую Бонапарт якобы собирался принести в Россию.

Впрочем, до общего крестьянского бунта в России было ещё весьма далеко. Зато восстание в регионе бывшей Речи Посполитой, оказавшейся на территории российской короны, было вполне вероятным. В западных губерниях ситуация была крайне неспокойной. Здесь власти даже и не думали собирать ополчение, потому что оно могло направить свое оружие совсем не в ту сторону. Здесь люди жадно ловили новости о победах Наполеона, и в скором времени по всей Литве началось брожение. «Литовская молодёжь покидала край всеми способами, пробираясь на запад, чтобы вступить в ряды формирующейся польской армии, — пишет специалист по истории Литвы в этот период Дариуш Наврот. — Вероятно, около 12 тыс. молодых людей из Литвы и Волыни оказалось в рядах новых отрядов»[37].

В главной квартире Наполеона находилось несколько представителей самых знатных семей Литвы, которые стремились побудить императора вступить на территорию Речи Посполитой, занятой русскими, и начать там вооружённое восстание. Среди этих людей самую видную роль играл молодой князь Сапега, который в ходе кампании 1807 г. сражался в рядах третьего легиона генерала Домбровского. Князь Сапега видел в Наполеоне человека, создающего новую систему миропорядка, где важную роль должно было сыграть восстановление великой Речи Посполитой. По мысли князя, она должна была стать центром объединения славянских народов. В феврале 1807 г. Сапега представил план вооружённого восстания на Подолии, Волыни и Украине. Подобные планы представляли императору и другие польские офицеры.[38]

Князь Михал Огинский, кстати автор знаменитого полонеза «Прощание с отчизной», бывший участник восстания Костюшко, а в описываемое время — сторонник царя Александра и прорусской политики, писал: «Нельзя не отметить, что, когда Наполеон начал кампанию 1806 г., во всей Литве и во всех польских провинциях, подчинённых России, возникло большое движение. Повсюду люди жадно читали обращения Наполеона к полякам, прокламации Домбровского и Выбицкого, которые приходили из Варшавы, и письма, которые давали надежду на восстановление Польши»[39].

Мадам Шуазель-Гуфье (урождённая Софья Тизенгаузен, представительница знатного литовского рода) вспоминала, какое сочувствие вызывали у населения Вильно французские пленные: «Уличные торговцы яблоками и печеньем не хотели брать деньги с французских солдат. Кучера спускались со своих повозок, чтобы дать место пленным… В большом особняке моего отца располагалось примерно тридцать офицеров. Мой отец два раза в день накрывал для них стол на французский манер и в хорошей посуде… В тот день, который был назначен для отъезда пленных, у нас дома всё походило на ярмарку одежды и белья. Отовсюду присылали им вещи… Наш большой двор был заполнен толпой, и здесь стояли сани, которые бесплатно предоставили пленным виленские извозчики… Мой отец, прощаясь с пленными, незаметно вручил им тяжёлый мешочек, наполненный серебром… При этом он предусмотрительно послал также деньги в русский госпиталь. Это не помешало губернатору, господину Корсакову, в общем неплохому человеку, упрекать моего отца в опасной выходке и пригрозить ему Сибирью»[40].

Свидетельство пленного французского офицера почти слово в слово подтверждает слова Софьи Тизенгаузен: «Стремление к восстановлению Польши было столь же горячим в Литве, как и в Познани, — пишет офицер штаба маршала Нея, взятый в плен весной 1807 г. — Французских военнопленных принимали в Вильно как братьев. Простые люди обнимали их со слезами, бежали за водой, чтобы дать им напиться; я видел, как кучер спрыгнул со своего сиденья и дал пленным все деньги, которые у него были. Подобные проявления внимания беспокоили власти…»[41]

Наконец, один из русских чиновников докладывал из Вильно, что «в так называемых казино или клубах пили за здоровье Наполеона, рассказывали разные непозволительные мнения о наследии русского престола, и большинство относилось недоброжелательно к русскому правительству»[42]. Литовское дворянство укрывало также «запасы хлеба, чтобы сберечь его для ожидаемого прихода французов… В одной Вильне было скрыто в монастырях до 80 тыс. четвертей[27]»[43].

Едва летом начались боевые действия, как 17 июня польские войска под командованием генерала Зайончека двинулись на Гродно. Вслед за ним на подкрепление шёл Домбровский со своей дивизией. «Ещё несколько дней, и наша судьба, и судьба целой Европы стала бы совершенно иной»[44], — писал Феликс Потоцкий[28].

Для русской элиты было крайне рискованно продолжать войну в условиях опасности социальных потрясений и польского восстания. В на редкость эмоциональной для официального документа записке от 11 (23) ноября 1806 г. Новосильцев, Строганов и Чарторыйский писали Александру о том, что можно ожидать восстановления Наполеоном Польши и восстания в провинциях, доставшихся России по разделам[45].

Наконец эгоистические действия англичан разозлили даже такого холодного и расчётливого человека, как Александр. Несмотря на обещания щедрого финансирования военных операций против Наполеона, за 1806 г. на содержание российских войск поступила лишь мизерная сумма в 50 тыс. фунтов стерлингов. Вместо помощи морскими силами «британские военные корабли неоднократно арестовывали и без того немногочисленные российские суда, принадлежавшие в основном торговым домам Архангельска и прибалтийских провинций России»[46]. На суше английская помощь также оказалась иллюзорной. Вначале предполагалось высадить на севере Германии мощный британский десант численностью в 30 тыс. человек. Правда, скоро выяснилось, что экспедиционный корпус не может превышать 20 тыс. человек, а затем и вовсе стало известно, что можно рассчитывать не более чем на 10 тыс. английских солдат. Причём всё это сопровождалось, как всегда бывало в таких случаях с британским контингентом, вечными проволочками, оттягиванием сроков и тому подобным. В конечном итоге на о. Рюген высадился смехотворный, по масштабам операций войны 1807 г., английский отряд в 3,5 тыс. солдат. К тому же это войско ступило на сушу только в июне, то есть тогда, когда война, собственно, и закончилась.

Интересно, что при этом британские правящие круги сумели найти солдат и деньги для того, чтобы попытаться овладеть Египтом! В марте 1807 г. 5-тысячный английский экспедиционный корпус высадился в Александрии. Однако подвиги джентльменов с туманного острова продолжались на земле фараонов весьма недолго. Египетский паша Мехмет Али сумел организовать достойный отпор захватчикам. Уже в апреле того же года экспедиционный корпус был частично уничтожен, а частично попал в плен. Только жалкие остатки британского отряда смогли уплыть на Сицилию.

Конечно, английская высадка в Египте была осуществлена минимальными силами, но ведь и такой помощи русская армия не дождалась! Неудивительно, что молодой царь был просто взбешён…

Наполеон также не испытывал энтузиазма от перспективы дальнейшей борьбы. Его армия, несмотря на победы, находилась далеко от своих источников пополнения. Можно было предполагать, что в случае продолжения войны Наполеону снова придётся столкнуться с проблемой климата и с проблемой огромных пространств. Вообще, война за освобождение Польши была, мягко говоря, не слишком популярна среди французских солдат и офицеров. Тогдашняя Польша была бедным краем, который так разительно отличался от богатых Ломбардии, Баварии, Саксонии. Здесь наполеоновские войска столкнулись с суровым климатом и не менее суровым врагом. Да, солдаты выполняли приказания императора и готовы были идти за ним в самое пекло. Но в Польше в зимнюю кампанию 1806/07 гг. они постоянно чертыхались и проклинали всё на свете. Именно тогда родилось их знаменитое прозвище «ворчуны» (grognards). Правда, также будут говорить: «Они ворчали, но шли за ним».

В результате обе стороны желали мира. Что же касается Наполеона, ему казалось, что он близок к реализации мечты о создании русско-французского союза.

Только этим можно объяснить действия, предпринятые Наполеоном 18 июня 1807 г. В этот день французские авангарды, преследуя отступающую русскую армию, подходили к Тильзиту, где дорогу преграждала широкая и глубокая в этом месте река Неман.