Читать интересную книгу Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Джером

Мне всегда кажется, что я работаю больше, чем следует. Это не значит, что я противлюсь работе, прошу отметить; работу я люблю, она меня увлекает. Я способен сидеть и смотреть на нее часами. Я люблю, когда у меня есть работа; мысль о том, чтобы от нее избавиться, почти разбивает мне сердце. Перегрузить меня работой нельзя: набирать ее стало моей страстью. Мой кабинет так ею набит, что для новой почти не осталось ни дюйма свободного места. Мне скоро придется пристраивать новый флигель.

К тому же я обращаюсь со своей работой очень бережно. Еще бы: часть работы, которая у меня сейчас есть, находится у меня уже долгие годы, а на ней нет даже пятна от пальца! Я очень горжусь своей работой; временами я достаю ее с полки и вытираю от пыли. Нет человека, у которого работа была бы в лучшей сохранности, чем у меня.

Но хотя я и жажду работы, я все-таки предпочту справедливость. Я не прошу больше, чем мне полагается.

Но мне достается больше, пусть я этого не прошу (во всяком случае, так мне кажется), и это меня беспокоит.

Джордж говорит, что, как он думает, мне не нужно беспокоиться на этот счет. Он считает, что лишь по причине излишней порядочности натуры я опасаюсь, что мне достается больше положенного, тогда как на самом деле я не получаю и половины того, что следует. Но подозреваю, он говорит так только чтобы утешить меня.

В лодке, я всегда замечал, каждого члена команды преследует навязчивая идея, будто он единственный делает все за всех. Точка зрения Гарриса, например, заключалась в том, что во всей лодке работает только он, а мы с Джорджем оба просто упали ему на хвост. Джордж, со своей стороны, считал смехотворным любое предположение в смысле того, что Гаррис занимался в лодке чем-либо кроме сна и принятия пищи, и имел железное убеждение, что весь стоящий упоминания труд выполнил он, сам Джордж.

Он заявил, что никогда еще не связывался с такими отъявленными бездельниками как Гаррис и я. Гарриса это позабавило.

— Подумать только! Старина Джордж что-то говорит о работе, — рассмеялся он. — Да ведь полчаса работы его доконают. Ты хоть раз видел, чтобы Джордж работал? — обратился Гаррис ко мне.

Я подтвердил, что ни разу — с той минуты, как сели в лодку, уж точно.

— Не понимаю, откуда ты знаешь, так или так, — парировал Джордж. — Чтобы мне сдохнуть, но ведь ты проспал полдороги! Ты когда-нибудь видел, чтобы Гаррис просыпался до конца? — спросил Джордж, обращаясь ко мне. — Когда он ест, не считается.

Любовь к истине заставила меня поддержать и Джорджа. В смысле помощи от Гарриса толку в лодке не было почти никакого, с самого начала.

— Сдохнуть мне на этом месте, — огрызнулся Гаррис, — но уж я-то сделал побольше, чем старина Джей.

— Ну да, ведь сделать меньше было просто нереально, — присовокупил Джордж.

— Я понял, Джей считает себя пассажиром, — продолжил Гаррис.

И это была благодарность за то, что я тащил их самих и это их несчастное старое корыто от самого Кингстона, и за всем присматривал, и все устраивал, и заботился о них, и надрывался для них, и разбивался для них в лепешку. Так устроен мир.

В данном случае мы вышли из затруднения договорившись, что Джордж с Гаррисом будут грести до Рэдинга, а оттуда я потащу лодку на бечеве.

Вести тяжелую лодку против течения меня сейчас привлекает уже не очень. Было время, давно, когда я рвался к тяжелой работе; теперь я предпочитаю давать шанс молодым.

Я заметил, что большинство просоленных речных волков сходят с дистанции таким же образом, едва лишь возникает необходимость приналечь на весла. Вы всегда узнаете старого речного волка по его расположению среди подушек и ободряющим гребцов рассказам о блистательных подвигах, которые он совершил прошлым летом.

— Это, по-вашему, называется вкалывать? — жантильно вытягивает речной волк, выпуская блаженные колечки дыма и обращаясь к двум взмокшим новичкам, которые уже полтора часа выкладываются против течения. — Вот мы-ы с Джеком и Джимом Биффлзом прошлым летом прошли от Марло до самого Горинга и ни разу не остановились. Помнишь, Джек?

Джек, устроивший на носу постель из всех пледов и пиджаков, которые сумел насобирать, и спящий уже в продолжение двух часов, при обращении частично пробуждается, припоминает все обстоятельства дела и также припоминает, что всю дорогу было просто ужас какое течение и такой же просто ужас какой сильный ветер навстречу.

— По-моему, мы прошли тогда тридцать четыре мили, — продолжает рассказчик, подкладывая себе под голову еще одну подушку.

— Ну, ну, Том, не преувеличивай, — укоризненно бормочет Джек. — От силы тридцать три.

Затем Джек и Том, выдохшись от коммуникативных усилий полностью, снова погружаются в сон. А два простодушных молокососа на веслах, страшно гордые тем, что им позволено везти таких дивных мастеров гребли, как Джек и Том, надрываются пуще прежнего.

Когда я был молод, я часто выслушивал такие истории от своих старших, и разжевывал их, и проглатывал, и переваривал каждое слово, и потом еще шел за добавкой. Новая смена, похоже, не обладает бесхитростной верой былых времен. Мы — Джордж, Гаррис и я — как-то раз прошлым летом брали с собой какого-то желторотика и всю дорогу питали его стандартными враками о чудесах, которые сотворили.

Мы преподнесли ему все положенное — освященные временем басни, долгие годы верой и правдой прослужившие мастерам лодки, — и в дополнение сочинили семь целиком оригинальных историй, одна из которых была совершенно правдоподобна и основана, до определенной степени, на подлинном происшествии (случившемся, хотя и в смягченном виде, с нашим приятелем несколько лет назад — история, в которую простой ребенок поверил бы без вреда для здоровья, почти).

А наш новичок только над всем этим глумился и требовал, чтобы мы тут же повторили все подвиги, и ставил десять против одного, что у нас ничего не получится.

Сегодня утром мы завели беседу о собственной гребной практике и пустились в воспоминания о первых шагах в искусстве весла. Мои наиболее ранние воспоминания — это как мы, впятером, собрали по три пенса с каждого и на посудине необыкновенной конструкции вышли на озеро в Риджентс-парке, после чего обсыхали в сторожке смотрителя.

После этого, приобретя вкус к воде, я немало походил на плотах по затопленным кирпичным карьерам{*} — занятие гораздо более интересное и увлекательное, чем можно представить, особенно когда вы находитесь на середине водоема, а владелец материала, из которого ваш плот изготовлен, неожиданно появляется на берегу с большой палкой в руке.

При виде этого джентльмена у вас прежде всего появляется чувство, что вы так или иначе не подготовлены к его обществу и к переговорам и что — если можно так поступить, не показавшись невежливым, — встречи предпочитаете избежать. Таким образом, вы ставите перед собой цель высадиться на берегу противоположном тому, где находится он, и тихо и быстро вернуться домой, притворившись, что вы его не заметили. Он же, наоборот, испытывает стремление взять вас за руку и побеседовать.

Выясняется, что он знает вашего батюшку и близко знаком лично с вами; но вас не привлекает к нему даже это. Он говорит, что покажет вам, как таскать у него доски и сколачивать из них плоты. Но поскольку вам это и так хорошо известно, предложение (сделанное, без сомнения, от всего сердца) кажется вам с его стороны излишним, и вам не хочется обременять хозяина беспокойством, приняв его.

Тем не менее стремление данного джентльмена встретиться с вами не пасует перед вашей незаинтересованностью, и энергичная расторопность, с которой он носится туда-сюда вдоль всего водоема, чтобы поспеть к месту вашей высадки и приветствовать вас, кажется вам действительно лестной.

Если он грузен и страдает одышкой, вам будет нетрудно избежать его авансов; если он нестарый и длинноногий — свидание неизбежно. Беседа, однако, заканчивается крайне быстро, причем разговор ведет главным образом он, а ваши реплики носят большей частью восклицательный и моносиллабический характер. Как только вам предоставляется возможность удрать, вы ею пользуетесь.

Плаванию на плотах я посвятил около трех месяцев и, овладев таким профессионализмом, какой в данном искусстве был необходим вообще, решил перейти к настоящей гребле и вступил в один из лодочных клубов на реке Ли.

Катание по реке Ли, особенно в субботу после обеда, быстро научает вас стильному владению лодкой и сноровке — чтобы вас не перевернуло волной и не утопило баржей. Также перед вами открывается масса возможностей овладеть изящным скоростным методом распластывания на дне лодки — чтобы чья-нибудь бечева не швырнула вас в реку.

Но стиля вам так не выработать. Стиль я приобрел только на Темзе. Мой стиль гребли вызывает теперь всеобщее восхищение. Говорят, стиль у меня просто невиданный.