— Тут, за марью, — сказал он, кивнув головою в сторону Ямбуя.
— Пошли туда и там решим, что делать, — предложил я, обращаясь к своим спутникам.
— Туда ходи я не могу, — запротестовал Илья каким-то неестественным голосом и отвернулся.
— То есть как это «не могу»? — спросил строго Павел, и его лицо густо покраснело. — Может, Елизар заболел или заблудился, а ты бросил его и не хочешь искать?! Нет, пойдешь!
В глазах Ильи блеснула ярость. Губы задергались, приоткрылись, и он лизнул их кончиком языка.
— Бери олень, вьюк, бери все. Илья близко Ямбуй один шаг не ходи! — закричал он.
— Почему же ты не хочешь идти? — спросил я как можно спокойнее.
— Не ходи моя туда…
— Может быть, ты знаешь, что случилось с Елизаром?
Каюр стоял перед нами ощетинившись, как пойманный в ловушку зверь, и молчал. Его взгляд был Диким и острым.
Я вижу Илью впервые. Нет, это не добродушный, доверчивый эвенк, дитя природы. Он озлоблен, горит ненавистью. Понять не могу, что с ним.
— Клянусь, если что и случилось с Елизаром, то не без его участия, — выпалил Павел.
— Ну знаешь, это слишком!..
— Да поймите же: Елизар вырос в тайге с ружьем, лучший соболятник во всей округе, разве мог он заблудиться? Не иначе, Илья что-то, с ним сделал.
— Долбачи, — обратился я к проводнику, — может, тебе он скажет, что случилось с Елизаром?
Тот пожал плечами и, подумав, сказал:
— Тут близко его табор, надо ходить туда, потом говорить будем, как и что.
— Пошли.
Илья решительно подошел к вьючному оленю, отстегнул бердану, отошел на два шага.
— Бери! — яростно крикнул он, кивнув на оленей, и стал, как мне показалось, так, чтобы легко и быстро можно было приложить ложе ружья к плечу.
У меня с плеча сполз ремень карабина и леденящий холодок прошел от пяток до волос.
— Ты смотри!.. Шутить с тобою никто не собирается. — Павел шагнул к Илье.
Стало жутко в наступившем молчании. Казалось, пошевели ногою или открой рот, и произойдет страшное, непоправимое. Я еще не видел Павла, этого добрейшего человека, неспособного муху обидеть, таким гневным. И, глядя на Илью, подумал: «Этому человеку ничего не стоит сейчас разрядить бердану в упор». Но тут подошел к Илье Загря. Он бесцеремонно обнюхал каюра и, усаживаясь рядом, скосил на меня умные глаза — дескать, ничего же плохого нет в этом человеке, уж я-то людей знаю!
Илья вдруг опустил отяжелевшую бердану, унял прерывистое дыхание. Но на сжатых губах так и осталась накипь злобы.
— Трогай! — крикнул Павел Долбачи и, подняв с земли конец повода, повел за ним связку оленей Ильи.
Я шел следом, за караваном. Метров через пятьдесят оглянулся. Каюр стоял на том же месте, не отрывая от нас взгляда. И хотя мы готовы были тут, под Ямбуем, встретиться с Любой неожиданностью, исчезновение Быкова показалось очень странным при таком подозрительном поведении проводника.
«Илья… Илья из Омахты…» — мучительно вспоминал я, всматриваясь в его смуглое лицо. — «Он, кажется, работал в партии Самсонова… Какая-то история была с ним в прошлом году… Но какая? Нет, не вспомнить. А Быков не заблудился. В этом можно поклясться. Что же с ним приключилось?..»
— Павел! — окликаю я его. — Ты не знаешь этого каюра?
— Помните историю на Гунаме? Это проделка его, Ильи из Омахты!
…В прошлом году, в октябре, после окончания работ, не вышло с Алданского нагорья подразделение наблюдателя. Прошли все сроки. Легла зима, стужа сковала землю, начались снежные бураны. Вблизи района работ не было ни стойбища, ни поселений. Из-за непогоды нельзя было послать на поиски авиацию. Никто не знал, что могло случиться с людьми. К концу работы у них уже не оставалось продуктов и не было зимнего обмундирования. Их было четверо! А время шло. Только когда к концу месяца установилась летная погода, одному из летчиков удалось разыскать людей на реке Гунам, километрах в семидесяти ниже устья реки Ытымжи, где работало подразделение. Сбросили продукты, теплую одежду, печку. И через три недели всех их здоровыми вывезли на оленьих нартах в поселок Нагорный.
Что же произошло в отряде?
Наблюдатели, закончив работу, спустились на оленях к Гунаму. Каюрами были Илья из Омахты и еще какой-то паренек из этого же стойбища. Выпал снег. Надо было торопиться. Илья отпросился с пареньком съездить за мясом убитого им сокжоя. Они уехали и пропали, явно обрекая людей на гибель. Позже Илья оправдывался тем, что заблудился в пургу, заболел и не мог вернуться, но никто этому не поверил.
Не бросил ли он и тут в какой-то беде Елизара? Но зачем это ему?
За редколесьем открылась бугристая марь, затянутая ржавым мхом и ягелем. Мы долго искали сухое место и отаборились на берегу маленького ручейка, по которому стекала с мари ледяная вода необычайной прозрачности.
Илья не приходил.
Прямо против лагеря высоко поднимается скалистый Ямбуй, заслонивший полнеба. Голец весь открыт глазу, он изрезан расщелинами и опоясан скалами. Человек может заблудиться лишь на равнине, и то разве в туман, когда она особенно коварна своими однообразными перелесками и озерами. Но в ясные дни над равниной, как маяк, господствует Ямбуй. Даже самый неопытный таежник не смог бы сбиться с направления при таком ориентире. А все эти дни была хорошая погода.
Но тут я ловлю себя на мысли: ведь и Петрик исчез в ясную погоду, и Евтушенко. Нет, тысячу раз нет! Они не заблудились, и тут не случайное стечение обстоятельств. А два погибших эвенка? Одно ясно, на Ямбуе творится что-то неладное; и нам надо быть очень осторожными.
— Павел, — обращаюсь я к радисту, — сейчас же натягивай антенну, выходи в эфир. Нужно связаться со штабом.
— Я и сам об этом подумал… Вот ведь какая чертовщина получается! Неужели Илья убил Елизара? Ну тогда пусть не просит пощады! — И он, взяв топор, отправился вырубать мачты, размахивая руками во всю ширь, точно с кем-то расправляясь.
Мы с Долбачи стащили в одну кучу груз, натянули над ним тент, поставили капитально палатку. Тут придется надолго задержаться. Я бегло просмотрел все вьюки Ильи, но ничего подозрительного не обнаружил. Проверил потки с вещами Елизара. Ремешки на них были завязаны бантиком, так ни один эвенк узлы не вяжет. Значит, каюр не интересовался их содержимым. Странно, все это очень странно…
Илья вернулся на табор, когда мы заканчивали устройство лагеря. Он даже не подошел к своим оленям, чтобы отпустить их на корм. За него это сделал Долбачи. Илья развел себе отдельно костер, повесил чайник, затем перетащил туда свою постель, потки с продуктами и, повернувшись к нам спиной, сидел один, чужой, подавленный, злой.