Читать интересную книгу Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев

Можно по-разному относиться к этим построениям. Можно, как то сделал К.Кун, видеть в них неясную по своей сути альтернативу. Можно, как поступают сторонники моноцентризма, занять жесткую позицию, настаивая на том, что для распространения позитивных мутаций, для прогрессивной эволюции и сапиентации метисации были необходимы. Можно пытаться вовсе не замечать проблемы, как то нередко встречается в работах китайских специалистов, да и не только их. Но в любом случае проблема остается. А вместе с ней свое место занимает и более общая проблема исторического единства человечества и его культуры, тех генеральных закономерностей (миграции, мутации, культурная диффузия, метисация, спорадическое или постоянное взаимодействие культур и т.п.), которые всегда способствовали, а подчас и определяли ускорение процесса эволюции человечества — при сохранении самобытности, культурной автономии, расового типа каждого из его более или менее крупных отрядов. 

Проблемы генезиса земледельческого неолита

Историко-культурные процессы эволюции человечества подчинялись неким единым глобальным закономерностям и протекали в рамках генерального потока инноваций и после завершения процесса сапиентации и распространения сапиентных людей по ойкумене, включая и Новый Свет. Правда, расширение ойкумены почти до ее естественных пределов, от экватора до полюсов, в том числе и на Американском континенте, сильно усложнило реализацию механизма влияния передовых отрядов человечества и развитых его культурных анклавов на остальной мир. И если в эпоху антропогенеза и палеолита механизм, о котором идет речь, действовал в конечном счете безотказно, хотя порой и весьма медленно, то позже ситуация стала изменяться. Глобальные процессы, пусть не все, начали трансформироваться в регионально-континентальные.

Это не значит, что в разных регионах дальнейшее развитие культуры сапиентных людей стало протекать целиком на автохтонной автономной основе. Но нельзя не отметить, что роль миграций и культурных взаимодействий несколько уменьшилась в пользу самостоятельного развития культурного потенциала всех сколько-нибудь развитых групп сапиентных людей. Правда, здесь нужны оговорки: общности, оказавшиеся в неблагоприятных условиях обитания или в относительной изоляции — обитатели приполярных районов, горных долин или даже таких материков, как Австралия, не говоря уже об островитянах Океании, — застывали в своем развитии/а порой и стагнировали. Но зато остальные эволюционировали — за счет как внутренних потенций, так и взаимообмена, причем эта эволюция напрямую зависела от количества и качества взаимных культурных контактов. Там, где для них создавались наиболее подходящие условия, историко-эволюционный процесс шел активнее. И наоборот, там, где условия были неблагоприятными, он замедлялся и едва ли не целиком зависел от случайного воздействия извне. Это хорошо заметно уже в конце палеолита, когда сапиентные неоантропы повсюду стали абсолютно преобладать.

Переходным периодом между палеолитом и неолитом считается эпоха мезолита (ориентировочно XII—X тысячелетия до н.э.). Современной науке известны три регионально-континентальные зоны сравнительно быстрой эволюции сапиентных неоантропов и их культуры в то время. Одна из них — Новый Свет. Хотя изоляция его от Старого не была абсолютной, все же по мере расселения сапиентных людей по Американскому континенту там создалась собственная обширная зона взаимовлияний, практически почти полностью оторванная от активных воздействий извне. Другие две зоны размещались на Евразийском континенте. Первая и в некотором смысле основная, наиболее продвинутая и развивавшаяся энергичнее остальных, — это центральный степной пояс континента, по меньшей мере частично охвативший и Африку, ее северные районы: от Марокко через степи Северной Африки, Западной и Центральной Азии вплоть до Маньчжурии тянулась зона культур микролитического мезолита.

Это был новый тип культуры, характеризовавшийся небольшими, а то и вовсе миниатюрными каменными, изготовленными в основном из кремня орудиями сравнительно правильной геометрической формы. Значительная часть таких орудий служила вкладышами, вставлявшимися в деревянные или костяные основы ножей и серпов, а также наконечниками копий и стрел. Как серпы, так и лук со стрелами — нововведения микролитического мезолита, столь необходимые для групп охотников и собирателей, которые в погоне за добычей быстро осваивали все новые и новые территории. Пригодных для охоты и рыболовства (вариант охоты) территорий было немало — потому и пределы соответствующей зоны были весьма обширными. Расширение же зоны собирательства во многом зависело от условий среды. И именно благоприятными природными условиями объясняются многие достижения насельников мезолитических культур Западной Азии в отличие, скажем, от их современников из второй мезолитической зоны Старого Света, юго-восточноазиатской.

Юго-восточноазиатский мезолит, представленный преимущественно хоабиньской культурой в Индокитае, на юге Китая и в Индонезии, заметно отличен от микролита северных районов. Каменный инвентарь здесь близок к юго-восточноазиатскому палеолитическому с его чопперами и чоппингами. Но дело даже не в характере орудий — связи между обеими зонами, пусть дальние, окружные, все же существовали: охотники юго-восточно-азиатского региона были знакомы с луком и стрелами, использовавшимися в эпоху мезолита для охоты, или с крючками и иными снастями, применявшимися для ловли рыбы. Дело в характере собирательства. Точнее, в тех природных ресурсах, которые могли стать его объектом.

Именно собирательство — причем не время от времени, а в качестве постоянного промысла, связанного со сбором плодов дикорастущих растений, — стало в переходную эпоху мезолита фундаментом быстрой прогрессивной эволюции. В тех зонах, где произрастали дикорастущие предшественники злаков и иных пригодных в пищу растений, включая коренья, — а таких зон, «центров Вавилова» (см. [7]), наука знает сравнительно немного — регулярный сезонный сбор урожая создавал благоприятные объективные предпосылки для перехода к земледелию, т.е. к сознательному воспроизводству тех идущих в пищу растений, которые веками собирались. Так было положено начало земледелию, а с земледелия как регулярной деятельности начинает отсчет принципиально новая эпоха в истории людей — неолит.

Неолит — не просто археологический термин, обозначающий эпоху нового каменного века. Начало неолита следует воспринимать как великий исторический рубеж для человечества, так как в эту эпоху был совершен решающий для человека переход от свойственной палеолиту присваивающей экономики к производящему хозяйству земледельцев и скотоводов. В указанном смысле земледельческий неолит — плод своего рода экономической и социальной революции, получившей в науке не очень точное, но всем понятное наименование «неолитической». Более того, неолит как комплекс взаимосвязанных изобретений и открытий следует считать фундаментальным сдвигом в эволюции общества — сдвигом, которые случаются редко и обязаны своим возникновением уникальному стечению благоприятных обстоятельств.

Если оставить в стороне проблему неолитической революции в Новом Свете, то в пределах Старого Света науке пока что известна лишь одна зона, где неолитическая революция представлена в своем полном виде и где за несколько тысячелетий в результате ее победоносного шествия сложился развитый зерновой земледельческий неолит, — ближневосточная. Вторая, юго-восточноазиатская, с характерным для нее корне- и клубнеплодным земледелием (таро, ямс, батат), может быть сопоставлена с ближневосточной, но при этом она явно проигрывает: иная агротехника и иные идущие в пищу растения не создавали условий для расцвета нового типа производящего хозяйства и потому не были стимулом для быстрой эволюции общества.

Остановимся на этой проблеме чуть подробнее, ибо она существенна для изучения процесса генезиса земледельческого неолита в Китае. Сначала — о ближневосточной неолитической революции. Только в предгорьях Западной Азии (Загрос, Анатолия, Палестина и др.) издревле произрастали дикорастущие злаки — пшеница и ячмень в первую очередь. Там же водились мелкие рогатые животные, козы и овцы, а также кабаны и крупный рогатый скот — все те виды, что были Затем одомашнены вчерашними охотниками.

Охотники и собиратели Западной Азии, оказавшиеся в отличие от других в столь благоприятных природных условиях, раньше всех стали использовать срезавшиеся ими колоски в пищу — в одной из ранних микролитических стоянок, натуфийской в Палестине, около 8% микролитического инвентаря составляли вкладыши для серпов (см. [66, с. 96—100]). Они же, используя ранее прирученных человеком собак, сумели постепенно приручить диких животных. Расселяясь поблизости от мест произрастания дикорастущих злаков и используя в пищу мясо, молоко и затем научившись употреблять в дело также и шерсть одомашненных животных, насельники мезолитических стоянок начали трансформироваться в земледельцев и скотоводов. Этот процесс шел достаточно долго, заняв в общей сложности несколько тысяч лет. Примерно в VIII—VII тысячелетиях до н.э. он в общем и целом был завершен — сложился развитый комплекс земледельческого зернового неолита.