Читать интересную книгу Антивоенный синдром или Преданная армия - А. Поздняков

И вот теперь уже ваша очередь допустить, что эти средства, невесть откуда занесенные на мирный митинг, могли обрушиться на десантников. Имей вы в подобной ситуации при себе только малую лопатку, вам было бы, наверное, неприятно. Излагая вам свое видение обстановки, выводов не навязываю, однако прошу писателя Б. Васильева учесть и мой взгляд и не чураться его при оценке событий 9 апреля.

Но это еще не весь мой рассказ. Остается еще ПОСЛЕ.

«Даже комендантский час не удосужились объявить нормально, заблаговременно, а сделали это за считанные минуты перед его введением, похватали сотни людей, а одного тбилисца убили…» (из того же обращения народных депутатов СССР, где ранее предлагалось задуматься, «как от всего этого меняется отношение к армии, советскому солдату»).

«Обстановка в Тбилиси, как и в целом по республике, остается крайне сложной. В мирное время, в период обновления и демократизации в столице Грузии введен комендантский час. На улицах стоят десятки танков и бронетранспортеров. Это создает взрывоопасную ситуацию. Из отчета о встрече Э. А. Шеварднадзе е представителями научной и творческой интеллигенции, общественности республики (Заря Востока. 1989. 11 апр.).

Ох уж эти военные! Ведь получили же Указ Президиума Верховного Совета ГССР в 22.15 9 апреля, а зачитали на тридцать минут позже. И откуда они вообще взялись, зачем вошли, кто их звал, в конце концов? (Красная звезда. 1989. 27 апр.). Ведь в республиканских газетах за 10 (1) апреля нет Указа, есть только обращение генерал-полковника И. Н. Родионова со ссылкой на этот Указ, как нет Указа и в газетах за 9 а прел я Г Вошли незвано-непрошено и сделали обстановку взрывоопасной. Вот в этом лучшие представители научной, творческой интеллигенции, общественности СССР, ГССР единодушны.

Через неделю после «военного переворота» общественность наконец обрела силу, собралась с мыслями и «свергла» военных. С ходатайством о снятии комендантского часа выступило Бюро ЦК КП Грузии, принят и опубликован Указ Президиума Верховного Совета ГССР, Но имидж «военных — бандитов и антиперестроечников» был уже создан. И хотя Э. А. Шеварднадзе заявил о сопротивлении «военных» выполнению не свойственных им функций, образ этот стал успешно и спешно насаждаться средствами массовой информации, своей и заезжей общественностью. «Травили, били лопатками, гонялись по всему проспекту Руставели за детьми и старушками, комендантский час ввели с тайным умыслом на провокацию, постреляли, похватали тьму людей» — вот такой тон и фон всех публикаций и сообщений. Робкие сообщения центральных средств массовой информации об истинном положении дел принимаются в штыки: клевета, необъективность!

Косвенным, но очень сильным и «долгоиграющим» упреком в адрес этих «некоторых военных» стало отсутствие какой бы то ни было информации об их чувствах и переживаниях, об их положении и жизни в период до и после событий, вообще полное игнорирование их существования местным и заезжим руководством и общественностью. Все, кто приезжал, встречались со всеми «видами» общественности и интеллигенции, священнослужителями, людьми, призванными блюсти общественный порядок, но почему-то забывшими об этом, медиками и т. д., и т. п. А чтобы прийти и протянуть руку военным, спросить о их житье-бытье, их горестях и трудностях, — такого не было. Из чего «общественность» делала вывод, что военные — это «кровожадные изгои, патологические убийцы», на которых и смотреть противно, и вела себя соответствующим образом. За три недели было 50 случаев (это, видимо, еще не все) моральных и физических оскорблений офицеров и членов их семей. Арсенал опять же весьма разнообразен: от нунчак и «йоко-гири» в голову до площадной брани. Позиция «блюстителей порядка» также не вызывает сомнений. Они сейчас на коне, «друзья народа».

Зато наконец-то активно заработали идеологические органы. Тут и брифинги, и пресс-конференции, и экспресс-авализы, и встречи, и показы. Вот только военные никак не могут заявить о себе. В пору комендантского часа трое суток прорывались на Гостелерадио ГССР ребята-десантники. Наконец прорвались, дали им 20 минут вне программы, в 3 часа дня, в рабочий день. Вот спасибо. Окружная газета «Ленинское знамя» попыталась в двух специальных номерах дать интервью с участниками событий, распространила часть тиража среди населения. Так, одна из деятельниц общественной комиссии по расследованию случившегося 9 апреля, грузинская поэтесса Иза Орджоникидзе пригрозила подать в суд на диффамацию и «создание помех в работе общественной комиссии», хотя сама дает интервью, делает заявления, не дожидаясь окончания расследования. Стоило по ЦТ обмолвиться, что положение военных в городе далеко от благополучного, — через 15 минут по местному телевидению последовало опровержение и обвинение в адрес Центра в клевете и необъективности. Стоило «Советской России» написать о необходимости взвешенного подхода к оценке событий — газета «Молодежь Грузии» тут же обвинила Карханина в предвзятости и необъективности под предлогом того, что лозунг «Русские оккупанты, вон из Грузии!» был изменен и переделан автором статьи в «Советской России» на «Русские, вон из Грузии!» (здесь, видите ли, совсем иной, политический, а не национальный подтекст, — замечает «Молодежь Грузии»), и этот лозунг не развевался, как написано у Карханина, а был прикреплен к фасаду Дома правительства. Вот такие две «совсем разные разницы». А кто-то из общественности на пресс-конференции по телевидению построил свое обвинение на том, что в «Советской России» искажена фамилия погибшей на площади 16-летней девочки.

Поэтому мне понятны благородный гневи эмоциональная окраска обращений в ЦК КПСС, к Съезду народных депутатов со стороны научной и творческой интеллигенции. К сожалению, их представители в Тбилиси сработали по принципу римских кесарей: «Пришел, увидел, обвинил». Из их программы был исключен немаловажный пункт: «разобрался». Этим «грязным делом», мол, пусть другие занимаются.

А «пасынки общественности» — военные вот уже полтора года устраивают «особые положения» и вводят комендантские часы, оставляют семьи, чтобы выполнить неизвестно чье и неизвестно как принятое политическое решение и пойти туда, куда пошлют отцы-командиры, этим решениям активно сопротивляющиеся. Общественность об этом даже и не догадывается, но продолжает печатать о «дедовщине», прислушиваться к сплетням о том, что землетрясение в Ленинакане было вызвано взрывом ядерной бомбы на Новой Земле.

Прошу извинить меня за, может быть, излишнюю эмоциональность этого письма. Несколько лет прослужив в Закавказье, я, прошу верить, с глубокой симпатией и уважением отношусь к населяющим его народам, чту их национальные традиции. А за моими эмоциями — многие месяцы и недели в «особом положении», горе Сумгаита, Степанакерта, Кировабада и Тбилиси, ужасы Ленинакана и Спитака, режущий ухо голос комбата в телефонной трубке: «С площади выбит толпой. Отхожу с потерями. Вынужден оставить первый этаж. Прошу подкреплений, не могу отбить раненых». Где, вы думаете, это было? Нет, пе в Афганистане. В советском городе Кировабаде. За этими эмоциями — глаза сослуживцев тех десантников, которые собою прикрыли мост и людей за мостом. В моих словах — моя личная боль за события во всех этих «горячих точках», где мне довелось побывать. В этих словах — моя личная боль о том, что теперь уже поздно доискиваться, кто принимал решение о вводе войск в Афганистан. В этих словах моя личная боль за то, что если такое отношение к армии будет продолжаться, то нам, военным, прикрывавшим собой костры национализма в Закавказье, не по газетным заметкам знающим, что такое Ленинакан и Спитак, — нам останется последовать примеру подводной лодки «Комсомолец», поднять сигнал «Погибаю, но не сдаюсь» и медленно погружаться в пучину общественного презрения под залпы возбужденной общественности.

Что касается событий в Тбилиси, то они напоминают мне вот такой эпизод из прошлых времен. Край села. Колхозный амбар. Лето. Солнце, полдень. Спящий на своем посту колхозный сторож, опирающийся на двустволку. Вблизи от него ребятня что-то затевает со спичками. Легкий дымок. Запах заставляет деда встряхнуться. Еще не придя в себя, не очнувшись (со сторожами такое бывает), он хватается за ружье, гремит выстрел и… И вот подбежавшая деревенская общественность, задев деда по шапке, начинает пинать ружье. Дрянь сюжет, я вам скажу. И для жертвы, и для ружья, тоже ставшего жертвой. А для деда? Дед после случившегося присягает стоять на посту с большой совковой лопатой. И все?..

Алексей Хорев

Довольны ли военные гласностью!

В интервью газете «Московский комсомолец» народный депутат СССР, член Комитета Верховного Совета СССР по вопросам гласности, прав и обращений граждан Михаил Полторанин заметил мимоходом, что существует у нас «категория людей, недовольных гласностью, не заинтересованных в ней. Например, очень недовольны военные — те, кто привык жить в потемках безвластия. И когда, допустим, «Огонек» пишет о дачах генералов, начинаются бесконечные жалобы… Но низшие и средние армейские чины очень довольны, что проблемы их жизни пробиваются в печать».