— Я должна поздороваться со своим мужем, он только что вошел в салон.
И Джина быстро исчезла, оставив Каролу и Таппи молча смотреть друг на друга.
Подойдя к Кэму, она схватила его за руку и повернула спиной к чете Перуинклов, чтобы иметь возможность незаметно следить за ними.
— Какого дьявола? Что ты задумала? — спросил он.
— Молчи! — Кэм хотел повернуться, но она не позволила. — Смотри на меня, сделай вид, что мы заняты беседой.
— Очень интересно, — усмехнулся герцог.
Полночи он провел без сна, а когда наконец заснул, ему приснилась его сверхсоблазнительная жена, превратившаяся в обнаженную статуэтку. Потом он все утро глазел на кусок мрамора в углу спальни, размышляя, не изваять ли Джину в виде розовой обнаженной Афродиты. Заманчивая мысль.
И она стала еще более заманчивой, когда герцогиня собственной персоной стояла перед ним. Она будет прекрасной Афродитой, хотя, конечно, не совсем обычной. Джина стройнее, лицо у нее чрезвычайно смышленое и любопытный взгляд. А у всех известных ему Афродит были чувственные, вялые лица, как у той алебастровой статуэтки. Но почему Афродита, богиня любви и страсти, должна иметь невыразительное лицо? Почему в ее взгляде не может быть невинности с долей чувственного любопытства, как у его жены?
— За кем ты наблюдаешь? — спросил он, поворачивая голову. — За той женщиной, покрасневшей до слез?
— Нет, — рассеянно ответила Джина.
— Все смотрят на нас, очевидно, полагая, что я собираюсь нырнуть в вырез твоего платья.
Джина оглянулась. И точно, добрая половина гостей зачарованно следила за интимной сценой между герцогом и герцогиней, а небольшая группа престарелых дам оживленно перешептывалась.
— Не пофлиртовать ли мне для отвода глаз с твоей великолепной подругой? — любезно предложил Кэм. — Это умерит жгучее беспокойство, которое все леди испытывают по поводу нашего развода.
— Какая жертва! — ехидно заметила Джина.
— Ты смотришь на Таппи Перуинкла? — Он наконец сумел определить предмет ее внимания.
— Допустим.
— Но зачем?
— Женщина, с которой он разговаривает, его жена.
— Я думал, он потерял свою жену три года назад.
— Он тебе сказал, что она умерла?!
— О нет, что они просто разошлись.
— Сейчас она вряд ли ему безразлична, — с удовлетворением произнесла Джина, глядя на оживленно беседующую пару.
Они стояли почти вплотную друг к другу и Карола говорила с большим воодушевлением.
— Знаешь, я не уверен, что Таппи хотел снова вернуть свою жену.
— Слишком поздно. Взгляни! Кажется, они нашли тему для разговора и помимо форели.
— Разве она знает что-нибудь о форели?
Джина тяжело вздохнула: звука пощечины, которой был награжден Таппи Перуинкл, мог не услышать только глухой.
— Вот что случается, когда обретаешь потерянную жену, — весело сказал Кэм. — Я же говорил тебе, что он ее не хочет.
— А по-моему, совсем наоборот: это она не хочет его, — парировала Джина.
За обедом Джина сидела рядом со своим женихом, и, чтобы развлечься, Кэм стал подбирать для маркиза эпитеты. «Каменнолицый» он уже использовал. Требуется нечто более грубое, плебейское, что действительно произведет впечатление на Джину. «Спесивый» звучит почти лестно. А вот «брюзга», пожалуй, самое подходящее. В этом определении есть педантизм, даже скука. Брюзга Боннинггон — да, это именно то, что надо. Кэм подошел к столу, где они сидели, и обнаружил свободное место рядом с восхитительной подругой Джины.
— Приветствую вас, леди Роулингс, — сказал он чуть более любезно, чем требовала обычная вежливость. — Боннингтон, к вашим услугам. Кажется, я не сразу заметил ваше присутствие, — с ленивой улыбкой прибавил Кэм.
Брюзга одеревенел, но все же холодно кивнул в ответ.
— Как поживает твоя истеричная подруга? Та, что отхлестала Перуинкла? — осведомился герцог у жены, сидевшей напротив.
— Она его не хлестала, — процедила та. — Карола в полном порядке.
Заняв место рядом с женщиной, у которой была великолепная грудь, Кэм сразу повеселел, но вдруг, к своему удивлению, наткнулся на яростный взгляд брюзги маркиза.
Черт побери, Боннингтону вроде не нравится, когда другой мужчина заинтересованно смотрит на прекрасную Эсму.
Решив проверить свою догадку, Кэм наклонился через маленький стол к жене и одарил ее улыбкой, которую обычно приберегал для своих редких встреч с танцовщицей по имени Белла, живущей в соседней деревне. Это была чуть заметная, возбуждающая улыбка, сопровождавшая взгляд, медленно скользивший от чувственного рта Джины куда-то вниз.
К своему глубочайшему потрясению, Кэм обнаружил, что определенные части его тела моментально отреагировали на это с таким пылом, какой поразил бы даже многоопытную Беллу. Он быстро посмотрел на жену и встретил ее удивленный взгляд. Джина покраснела, миндалевидные глаза на миг затуманились, став темно-зелеными.
Герцог откинулся на спинку стула с таким ощущением, будто его ударили по голове дубиной. Зато брюзга Боннингтон выглядел абсолютно спокойным.
Теперь для продолжения эксперимента Кэму стоило бы уставиться на грудь леди Роулингс, но по некой причине он должен был сначала перевести дух. Грудь Джины, конечно, уступала роскошному бюсту его соседки, и все же…
Он наклонился к Эсме, вдохнул пряный аромат ее духов, затем придвинулся еще ближе и одарил улыбкой. Увы, невзирая на то что грудь Джины не могла сравниться с этой грудою, он не почувствовал головокружения, какое испытываешь, ныряя с высокой скалы в море. А когда он поймал взгляд Эсмы, в нем не было, как у Джины, неожиданного приглашения с намеком на эротическое удовольствие. В ее глазах он увидел только спокойную насмешку.
Эсма наклонилась вперед и тихо спросила:
— Развлекаетесь, ваша светлость?
Моргнув, Кэм перевел взгляд на Боннингтона, который, похоже, был вне себя от ярости. Маркиз густо покраснел и сжал зубы. В глазах такого цивилизованного брюзги пылала жажда крови с обещанием убить — немедленно и без всякого раскаяния.
— Полагаю, да, — ответил Кэм, отодвигаясь от леди Роулингс.
Он не собирался падать мертвым в траву ради богатой англичанки, однако у него было несколько вопросов, на которые она вполне могла ему ответить.
Но Эсма его опередила:
— Как у вас обстоят дела с заучиванием «Много шума из ничего»? — В ее тоне слышалось предупреждение.
Очевидно, леди Роулингс поняла намерение герцога и не желала идти ему навстречу. «Хорошая девочка, — вдруг подумал Кэм. — Преданная Джине. И чертовски красивая».
— Не могли бы вы оказать мне честь и стать моделью? для скульптуры? — поддавшись внезапному порыву, спросил он.