Читать интересную книгу Без мужика - Евгения Кононенко

Ты была абсолютно темной в любовных делах, даже не знала, что они в конечном счете сводятся к ритмичным движениям. Но сначала нужно было покончить с твоей девственностью.

— Зачем она тебе? Не пятнадцать же тебе лет! — сердится он.

А ты никак не можешь воспользоваться своим первым в жизни шансом. От прелюдии, которая длится несколько месяцев, у тебя поднимается температура, поясницу страшно ломит. Но процесс заел на стадии увертюры, а занавес никак не поднимается, и первое действие не начинается. Он — полный импотент, как и все шизофреники со стажем.

— Это все из-за советского режима! Из-за проклятых коммуняк! А они — с-сволочи — могут по нескольку раз за ночь!

Вы ходите вместе по темным зимним улицам, и ты начинаешь остро замечать и крыс, шастающих возле гастрономов, и оборванных, избитых парней, и пьяниц, которые засыпают на морозе, и жалких дебилов-попрошаек.

— Смотри, — говорит он, — это все жизнь! Эти люди могли быть совсем другими! И я мог быть другим, если б не коммунисты!

Ты от души проникаешься сочувствием к его безвыходной судьбе и, не в силах помочь ему, предлагаешь умереть вместе. Но он не хочет. Он хочет жить. Прописаться в Киеве, получить на льготных условиях квартиру — как инвалид второй группы. Жить в отдельной квартире, смотреть телевизор. Работать? Нет, работать он не может. Он так настрадался по психушкам, куда ему работать? Он надеется, переехав в Киев в результате женитьбы, сняться с психиатрического учета.

— Иначе я опять попаду в своем городе в больницу! А оттуда я уже живым не выйду! Не выйду!

Вы идете в ЗАГС и регистрируете брак. Втайне от бабуси и мамы. Утром они видят печать в твоем паспорте. Говорят, черные моменты жизни лучше не вспоминать. Но они обладают способностью неожиданно самочинно всплывать в памяти, разверзаться и засасывать день сегодняшний в свои мутные водовороты. Психоаналитики считают, что, наоборот, нужно все тщательно вспомнить с мельчайшими подробностями. Потом еще раз, и еще… Пока воспоминание не перестанет мучить. Мама бьет тебя паспортом по лицу. Она сдирает с тебя обручальное кольцо, которое ты, когда началась буча, с вызовом надела. Она хватает тебя за подбородок и бьет затылком об киоск «Союзпечать» — ваши выяснения отношений уже давно переместились из однокомнатной квартиры на остановку троллейбуса.

— Мужика захотелось? Так зачем выбрала такого поганского? Вошел в силу? Сколько раз может?

Ей все равно, что вокруг люди. Какая-то женщина спрашивает, не может ли она чем-нибудь помочь. Тебе уже тоже без разницы, что полно людей смотрят на вас — кто-то смеется, кто-то крутит пальцем у виска, кто-то крестится. Один из самых черных дней твоей жизни. Его чернота — не в глубине горя. А в позоре, в унижении, в побитости, в тошно-рвотном чувстве, когда все естество судорожно пытается извернуться наперекор. Неужели человечество прошло путь от самки примата до Леси Украинки, чтобы доживать до такого?!

Когда ты развелась со своим первым мужем, бабуся строго сказала:

— Береги свидетельство о разводе! Чтоб могла объяснить, почему ты не мадемуазель, а м-мадам!

Но твой первый муж не сделал тебя мадам. Утрата девственности до брака, и совсем не с тем, за кого выходишь замуж, — не проблема для современных девчонок. Разве что для их бабушек. А вот объяснить, почему осталась девушкой, если была замужем — это-таки правда, — проблемка не из легких. Мама ведет тебя к гинекологу. Врачиха говорит: чтоб надлежащим образом тебя обследовать, нужно, чтоб свершилось физическое вмешательство. Мама и по сей день не знает, как именно ты утратила свою обрыдлую девственность, с кем и когда наконец-то избавилась от этой проклятой пленки, которой Творец неведомо для чего наградил при рождении homines sapientis женского пола. Считается, что ее нужно беречь, дабы как драгоценный дар преподнести мужику, за которого выйдешь замуж. Чтобы он никогда, даже после развода, не смел укорять, будто ты преждевременно стала м-мадам. Сколько горя на протяжении истории принесло несчастным девушкам отсутствие этого мизерного кусочка плоти! Тебе же много горя и унижений принесло его наличие. Ты избавлялась от него в несколько этапов. Мир БЕЗ МУЖИКА крепко держал тебя и не отдавал миру, где бабы мучаются с мужиками.

Твое следующее несчастье — математик. Надо же хоть как-то оправдать пять лет учебы на математическом факультете! Он был из тех, кто ходил на кружки умников и с презрением смотрел на глупых девчонок. Но оказалось, что он такой же недоделок, хоть и не стоит на учете в психдиспансере. В ваших отношениях было что-то человеческое, пока вы не дошли до койки в его общежитии. И там оно исчезло навсегда, вы же оба на протяжении нескольких лет не хотели это признавать, растерянно пытаясь вернуть ту человеческую составляющую, которая возникла было в начале, чтоб горько и безжалостно потом исчезнуть.

Он также проклинает твою неуместную девственность. Ты наконец лишаешься ее на стороне, но это не помогает. Он уже может начать, но не может кончить. Но мама не советует рвать с ним, ведь тогда в твою жизнь придет третий, пятый, десятый мужик. А тем временем этот, люто сцепив зубы, кричит на тебя и чуть не бьет:

— Почему ты ничего не знаешь об этом? Тоже мне, разведенная! Я больше не могу мучиться с такой темной в сексе!

Он требует порекомендовать его на стажировку к какой-нибудь из твоих замужних подруг. Ты же выбираешь иной способ спасения вашего союза и отправляешься на стажировку сама. Те парни, с которыми ты набираешься опыта… Страшно даже представить себе, что они думают и говорят о тебе. Впрочем, один из них отнесся к тебе не как к… то ли вконец озабоченной, то ли вконец дурной. Но тебе это все равно. Все подчинено единственной цели: любой ценой наладить полноценные отношения с математиком. Ведь уже столько разнообразных усилий, времени, хитростей, денег и душевного огня истрачено на него!

Во время этой «стажировки» ты подцепляешь незапланированную беременность. Снова ужас, снова тошнота, снова позорная канализационная воронка в житейском море. Ты панически боишься того, что будет дальше, боишься отправляться в гинекологическую мясорубку на общих основаниях. Мама отводит тебя в больницу по знакомству, то жалея тебя до слез, то кляня. Пришлось-таки рассказать ей, откуда у тебя эта беременность. У тебя началось кровотечение, почти все вышло само, нет сил идти: тяжко мешает кровавый двухмесячный зародыш…

Но все проходит. Прошло и это. Явилась новая напасть. Старый козел, классический чистопородный маменькин сынок, живет с мамой, женат не был. Работает вместе с тобой в учреждении, куда ты пришла после университета по распределению. Сидит в комнате напротив твоего стола. И смотрит, смотрит, смотрит на тебя, пока свет не начинает мерцать и плыть. А затем снова — трусливые поцелуи в парках, обветренные губы, руки под свитером, и снова тяжелая болезненная прелюдия к чему-то, а самих событий и нет. Теперь, когда все это давно отгорело, в долгой памяти осталась только досада. На него. Чего, старый облезлый котяра, полез к молодой кошечке? Зачем не сидел со своей мамой? Ну и на себя. Зачем кадрилась с той лысой обезьяной? Так низко себя ценила? Тогда же все болело нестерпимо, горько и казалось наполненным таким глубоким смыслом, и приходили в движение такие подземные воды, и уже не мама, а сама судьба так больно била в лицо!..

Ты убеждаешь себя, будто это необычный человек, мужественный, умный. Просто у него жизнь не сложилась. И поэтому он работает каким-то чучелом в заштатном учреждении с оклад-жалованьем в сто семьдесят советских рублей — это и тогда было очень мало. Да еще огромный налог на бездетность. И сорок восемь лет. Ты пишешь ему свои первые стихи. А он панически боится своего чувства к тебе, которому не может сопротивляться. И борется с непотребными страстями так, как это может делать только обывательское украинское малокультурное мурло:

— Как хорошо, когда у женщины, кроме талантов поэтических и математических, есть еще талант шить, вышивать, вязать и огуречики солить! Ведь магазинные огурцы — ой не такие! А белье из прачечной! Да оно же воняет! Чудненько, если женщина все сама быстренько постирает и развесит на балконе. И когда наденет на себя то, что сама же себе сшила и вышила. Только тогда можно сказать, что она хорошо одета! А еда — о, домашняя еда! Женщина согревает ее своим сердцем, своей душой. Если молодая красивая женщина всего этого не умеет, ей нужно немедленно выучиться! Домашний борщ! Домашние соленья! Домашние пироги! Как все это прекрасно делает моя мама! Вот за что мужчина любит женщину!

Эта тирада произносится в комнате, где вы оба работаете, в присутствии десятка особ, в ответ на стихи, которые ты тихонько положила ему на стол. Сказать, что тебе плюнули в душу — это ничего не сказать. Тебе нагадили в душу тем дерьмом, которое вырабатывается в кишках паскудного украинского советского мужика после поедания домашнего борща, домашних солений, домашних пирогов. И это дерьмо воняет не меньше, чем то, что вырабатывается после продуктов общественного питания.