Читать интересную книгу Торговцы жизнью - Николай Басов

И началась работа. Засопели в полную силу мехи, разгоняя температуру, стали подносить дровишки истопники… А вот с шихтой и моллюсками – собственно, источником металла – получилось не очень здорово. Загрузив первые корзины побуревших моллюсков, высохших почти до окаменелости, в непонятный чан, устроенный как изрядный горшок с открытым верхом, вдруг стало ясно, что они плавятся в раскаленной печке быстрее, чем люди успевают подносить их. Побегав и осознав проблему, Казаринов предложил загрузчикам шевелиться быстрее. Ребята стали ходить шибче, потом принялись бегать, как рабы на старых гравюрах про безрадостное житье на плантациях. И все равно чан оставался таким же пустым. Даже пар над ним стал более разреженным, чем вначале. Если бы не дым от сыроватого пламени, вообще смотреть было бы не на что.

Потом капитан нашел выход. Быстро перебегая от одной группки зрителей к другой, он организовал большую часть народа выстроиться цепочкой и передавать корзины старым как мир способом. Но и этого оказалось недостаточно. Стоило корзине подплыть по рукам к желобу, направленному поверх огня в плавильный чан и опрокинуть ее, чтобы бывшая некогда живой руда ссыпалась вниз, как тут же над чаном возникало небольшое облачко и все превращалось во что-то в высшей степени неуловимое.

Наконец Ростик не выдержал, подошел к инженеру, который последние полчаса стоял с напряженным лицом, словно истукан, на верхушке ближайшего к печи холма, пытаясь рассмотреть процесс, и спросил:

– Что-то не так, правда?

– Почему же? – повернулся инженер к собеседнику.

– Не знаю почему. Но даже такому лопуху, как я, и то видно.

Внезапно Казаринов кивнул:

– Верно. Только понять не могу – то ли температура в чане слишком велика, то ли мы химию процесса неправильно рассчитали… В общем, моллюски ваши не плавятся, а испаряются. Понимаешь, весь металл в воздух уходит. Если учесть, что в них воды почти не осталось, можно говорить о возгонке.

– Что такое?

– Есть твердые вещества, и даже кристаллы, которые испаряются, словно вода, – то ли с сожалением, то ли с раздражением проговорил Казаринов. – Например, кристаллический йод.

– Но ведь это не йод?

– Все равно ни шиша мы тут не выплавим.

Последние слова оказались слышны не только Ростику, но и Дондику. Он оказался рядом, как всегда, в самое неподходящее время.

– Нет уж, товарищи, – твердо, словно командуя на плацу, проговорил он. – Давайте доведем до конца. Хотя бы высушенные моллюски истратим.

– Давайте, – обреченно согласился Казаринов.

И столько в этом согласии было горечи, что Ростику тут же расхотелось спрашивать его о чем-то. Он снял гимнастерку, поплевал на ладони и встал в общую цепочку, выстроенную для передачи корзин. Почему-то последний разговор напомнил ему расстрелянного Борщагова, его непробиваемое упрямство, директивность, большевистский говор, звучавший иногда в каждом слове. Это было тяжело – получалось, что ни от чего во время того расстрела они не избавились, ничего не решили. Все тут, рядом, очень близко. И готово возродиться в любую минуту.

И привести к гибели, конечно. Потому что растрата сил и ресурсов оборачивалась регрессом, неудачи приводили к смертям, а заменить людей было невозможно. Впрочем, Ростик посмотрел на Винторука, возвышающегося над людьми, выстроенными неровной, суетливой цепью кое-что можно передоверить бакумурам, работы всем хватит. Но волосатики – все-таки не люди.

Винторук вдруг замедлил свои перехваты очередной корзины, поднял голову, быстро осмотрелся. Его взгляд, затянутый светозащитной пленкой, встретился со взглядом Ростика. И они замерли на долгий-долгий миг, пытаясь понять друг друга. Потом Ростик опомнился и отвернулся. Сделал вид, что занят больше, чем хочется, что не может отвлекаться от бесконечного ряда корзин, перетаскивающих малоаппетитное содержимое к ненасытному жерлу самодельной печки…

Вдруг что-то в цепочке стало сбиваться. Сначала это происходило как бы незаметно, никто не возражал, не раздражался даже, сбой поправлялся чуть более напряженной работой в следующие несколько минут. Потом «неутыки» пошли чаще. А через час послышались уже и возмущенные голоса. Не обращая внимания на начальство, словно его и вовсе не было, люди стали изрядно поругиваться друг с другом.

Вот так, решил Ростик, теперь неудача стала ясна даже работягам. А это конец предприятию. Он оглянулся на плетеную выгородку, где они складывали высушенных моллюсков. Она была почти пуста. Осталось только несколько неровных кучек. Да и топлива осталось меньше половины, почти все сгорело в печи. Рост поднял голову.

День близился к концу. А он и не заметил. И только сейчас вспомнил, что они не обедали, лишь время от времени припадали к воде, которую приносили в земных еще оцинкованных ведрах из реки. Жаль, что ничего не получилось… Но если бы Ростик как следует подумал – можно было бы заранее предсказать, что ничего не получится.

Внезапно белый от шихты Казаринов выбросил вверх руку и что-то пронзительно закричал. Потом стал расталкивать народ, который работал около печи, в разные стороны. Он не просто освобождал себе пространство, он пытался перейти к последующему этапу и отгонял людей, чтобы они не пострадали.

Потом все улеглось. Толпа с корзинами откатилась в сторону, кое-кто расселся на склоне холма, как на балконах театра, остановились мехи, и над поляной повисла довольно сумрачная, неуютная тишина, прерываемая лишь треском догорающих в печи веток.

Казаринов, повздыхав, выволок откуда-то длинный, раза в три длиннее обычного, металлический лом, изготовленный из арматурного прутка, подошел к печи. Она пыхала таким жаром, что было удивительно, как это можно около нее работать. И у инженера, когда он стал к ней подходить, вдруг разом высох весь пот на лице, на полуобнаженной груди, на мускулистых загорелых руках.

Неловко взмахнув, Казаринов ударил острием лома в какой-то чуть более светлый, чем стенки чана, пятачок в самом низу, там, где огонь еще не погас. И тогда все вдруг заметили, что от этого пятачка метров на десять в сторону проложены глиняные желобки, как и тот, что был сделан для загрузки моллюсков в чан. Только помельче.

Удар не привел ни к каким результатам, Казаринов ткнул своей металлической палкой еще раза три и стал отходить назад, стоять рядом с раскаленной печью он больше не мог. Внезапно из толпы вышел Квадратный. Он тоже блестел от пота, вероятно, работал, как все, только где-то в сторонке. Подцепил лом, перехватил его, как горячую картофелину из костра, в другую руку. Прицелился, ударил, так что над поляной даже звон прошелся…

Светлая перегородка проломилась, и в желобок тонкой струйкой потек светлый, пышущий жаром ручеек. Он прокатился по желобу, рассыпая не очень высокие искры, и стал скапливаться в лужицу, почти трех метров не дотянувшись до тщательно приготовленной формы, вырытой для металла в земле. Форма вмещала в себя почти треть объема чана, который они целый день кормили топливом и моллюсками. Сейчас ее размеры с удручающей ясностью объясняли даже самого тупому, самому непросвещенному зрителю всю неудачу эксперимента.

Внезапно Ростик увидел Пестеля, стоявшего не очень далеко от него, на верхушке холма. Он довольно много возился со сборщиками моллюсков и должен был знать основные расчетные цифры. Протолкавшись к нему и тронув за локоть, Рост спросил:

– Жорка, сколько должно получиться металла из того… Ну, из тех раковин, которые мы натаскали?

Пестель огляделся, людей вокруг было немного. Он наклонился к самому уху Ростика и довольно тихо проговорил:

– Рассчитывали на половинные потери! И должны были выплавить килограммов восемьсот.

– Почти тонну?

– Тише, – попросил он.

Ростик еще раз посмотрел на металл, который застывал в желобах, принимая причудливую форму мелких углублений, которые Казаринов определенно не принял в расчет. Металла не хватило, чтобы наполнить даже их.

– Я не спец, но мне кажется, там не будет и пятнадцати килограммов. После всей этой затеи мы не получили даже одну пудовую гирю.

– Нужно еще с Казариновым посоветоваться… – начал было Пестель, но замолчал, как будто ему зажали рот.

Где-то с верхушки холма Дондик вдруг начал громко вещать:

– Не будем горевать, что металла мало. Лучше представим себе, что это в любом случае наша победа. Ведь это – первый металл Полдневья, полученный после Переноса!

Даже не оглядываясь, вся масса усталых, голодных, измученных безостановочной работой в течение последней недели людей повернулась и направилась к городу. Ростик пошел с ними. Ему хотелось есть и пить. А остальное было не важно, даже этот металл, черт бы его побрал, если его приходилось добывать такой ценой.

20