но та, судя по всему, не понимала этого или не ценила.
— Ну, прости, сказала глупость, не подумав, — повинилась Ирина, заметив влагу в ее глазах. — Характер у меня такой. Смеюсь, даже когда хочется плакать. Ведь ты же все это делаешь из-за меня. Поверь, я тебе очень благодарна. И если твой муж-ревнивец начнет тебя душить, то я подставлю свою шею.
Она опять шутила, забыв, что только что раскаивалась. На нее было невозможно сердиться, и Марина улыбнулась.
— Вот уж точно: легкость в мыслях необычайная, — заметила она. — Кстати, ты не хочешь покормить своих голубей? А то неизвестно, когда мы вернемся. И вернемся ли вообще.
— Это еще почему? — с тревогой спросила Ирина.
— Потому что для того, чтобы найти Михайло, мы должны начать поиски с его дома, — пытаясь сохранять серьезность, сказала Марина. — А там нас встретит его мать, бабка Ядвига. А ведь ты уже знаешь, как она поступает с городскими девушками, которые проявляют интерес к ее сыну. Безжалостно топит их в Зачатьевском озере.
— Я не хочу, чтобы меня утопили, — призналась Ирина. Она выглядела растерянной. — А, может, ну его, этого Михайло, обойдемся и без него?
Марина рассмеялась, не выдержав.
— Считай, что поквитались, — весело произнесла она. — Я тоже пошутила. Выдохни, и мой тебе добрый совет — не буди лиха, пока оно спит тихо.
— Не буду, — пообещала Ирина, с облегчением вздохнув. — Я усвоила урок. Впредь не буду судить о человеке по его внешности. Ты кажешься такой безобидной, а на деле… Верно говорят: в тихом омуте черти водятся.
— Так ты будешь переодеваться? — спросила Марина. — Или пойдешь так?
Ирина все еще не сняла топик и шорты. Она взглянула на себя в зеркало, висевшее на стене над кроватью. То, что она увидела, ей понравилось.
— Пойду так, — сказала она. — И вообще, думаю, мне придется ходить в Куличках только в спортивном костюме. А то бабка Матрена лишится дара речи, если увидит меня в платье. Как я уже поняла, среди моих нарядов нет приличных с ее точки зрения. Зачем травмировать психику старушки?
Марина согласилась с ней, и они ушли, не забыв проститься с бабкой Матреной. Когда женщины вышли во двор, гуси, увидев Ирину, взволновались и загоготали. Но Ирина презрительно шикнула на них, и они замолчали. Марина снова поразилась непривычному поведению гусей, но тут же забыла об этом. Затворяя за собой калитку, она думала не о гусях, а о том, что скажет мужу, когда вернется домой. И не лучше ли будет, размышляла Марина, ради его спокойствия, умолчать о разговоре, который состоялся у нее с отцом Климентом, а также о ее участии в судьбе Ирины, о встрече с Михайло, если та состоится…
Но выходило так, что ей пришлось бы скрыть все, словно она и не проживала этот день, а вычеркнула его из своей жизни. Марина сомневалась, что ей это удастся. Не говоря уже о том, что это ей не нравилось. Молчание в некоторых случаях — та же ложь. Как ни крути, она собиралась солгать мужу. А она всегда считала истиной, что маленькая ложь порождает большое недоверие…
«Вот уж действительно, благими намерениями вымощена дорога в ад», — сказала себе Марина, когда они подошли к мостику через овраг.
Мысль о том, что она, как прародительница Ева, будет сама виновата в изгнании из рая, в котором жила весь последний год после замужества, настолько поразила Марину, что она не сразу расслышала, о чем ее спрашивает Ирина. Но та повторила свой вопрос, желая услышать ответ.
— Так ты думаешь, что про бабку Ядвигу врут? Когда говорят, что она может превращаться из уродливой старухи в красавицу, перед которой не может устоять ни один мужчина?
Марина едва не рассердилась и уже готова была довольно резко ответить, что она думает по поводу сплетников. Но внезапно она вспомнила о том, что когда-то ей рассказал муж.
В одну из ночей, которые располагали к откровенности, Олег признался, что однажды ему на миг померещилось, будто бабка Ядвига — не старуха, а еще довольно молодая женщина привлекательной наружности и с красивой фигурой. И этого не могли скрыть ни низко повязанный платок, ни короткая шубейка мехом наружу, наброшенная поверх бесформенного платья из плотной темной ткани. Это случилось при их первой встрече, когда Олег только приехал в Кулички, и еще не был знаком ни с самой бабкой Ядвигой, ни с ее сыном Михайло. Он обратился к бабке Ядвиге, назвав ее старухой, и та обиделась, велев ему протереть глаза. И его будто озарило. Видение было недолгим, и быстро забылось. И только невзначай всплыло в памяти несколько месяцев спустя в ту ночь…
Тогда Марина посмеялась вместе с мужем над этой историей, и тоже забыла о ней. И вот сейчас настойчивый интерес Ирины пробудил давнее воспоминание.
Однако Марина не решилась рассказать об этом молодой женщине, с которой она едва была знакома и, по сути, совсем ее не знала. И она уклонилась от прямого ответа.
— Видишь ли, — сказала она, тщательно подбирая слова, — бабка Ядвига — мать Михайло. А Михайло наш друг. И мы, чтобы невзначай не обидеть его, никогда не говорим о его матери, о которой и без того ходит столько разных слухов в Куличках. Для нас с Олегом это запретная тема.
И Ирине пришлось удовольствоваться этим ответом.
Дойдя до Усадьбы волхва, они свернули в сторону леса, который темнел неподалеку. На опушке Марина предупредила:
— Главное — не сходить с тропинки. И тогда она приведет нас к дому бабки Ядвиги.
— А если сойти, то что случится? — настороженно спросила Ирина.
— Можем очутиться в болоте, — ответила Марина. — Или заблудиться. Как говорят местные жители, леший заведет. Мол, он в здешних лесах хозяин. И не любит, когда люди заходят в его владения. Только по тропинке, которую сам и проложил, и разрешает ходить. — Она помолчала и с улыбкой добавила: — Не знаю, правда это или простое суеверие, но я не хочу проверять. И тебе не советую.
Тропинка вилась среди деревьев, порой почти теряясь в густой траве, а иногда описывая петли и возвращаясь назад, словно дразня их или искушая срезать путь и пойти напрямик. Но Марина преодолевала искушение, а Ирина не спорила. Ее пугал подступающий вплотную к тропинке лес, сомкнувшийся над их головами непроницаемым зеленым куполом, сквозь который не могли протиснуться солнечные лучи. Ирина была городским жителем, и до этого дикий лес видела только на картинах и в кинофильмах. Но он оказался намного страшнее, чем ей