Читать интересную книгу Почему РФ - не Россия - Сергей Волков

что, несмотря на то, что до войны Галиция была рассадником «украинства», теперь

именно Галицийская армия и правительство, адекватно оценивая ситуацию, стояли за

сотрудничество с Деникиным, сумев поступиться русофобством после того, как

культивировавшая его среди галицийской интеллигенции Австрия пала. В то время

как петлюровские социалисты, напротив, люто ненавидели белых.

В это время польские войска вышли на линию Двинск — Бобруйск —

Каменец-Подольский, а с юга к Каменцу и Киеву подходили добровольцы. Когда 30

августа к Киеву одновременно подошли с юго-востока Добровольческая, а с запада

Галицийская армия и части УНР, то последним пришлось уступить Киев добровольцам,

а петлюровцы, пытавшиеся сорвать русский флаг, были с позором выгнаны из города.

Через день после этого было заключено перемирие между Петлюрой и поляками и

начаты переговоры о союзе ценой уступки петлюровцами Польше Восточной Галиции и

большей части Волыни (Ковель, Владимир-Волынский, Луцк, Дубно, Ровно и др.).

Вскоре же было достигнуто негласное соглашение между поляками и большевиками, по

которому большевики приостанавливали действия на фронте Двинск — Полоцк, а

поляки обязывались не предпринимать наступления на фронте Киев — Чернигов (что и

было выполнено, позволив большевикам бросить все силы против ВСЮР). Петлюровцы

после киевского инцидента организовали ряд провокаций против добровольцев, в том

числе разоружив с середине сентября белый отряд на ст. Вирзула, в ответ на что

Деникин приказал поступать подобным образом и с ними. Вскоре Петлюра начал

полномасштабные военные действия против ВСЮР, предложив большевикам заключить

военный союз против Деникина. Галицийская армия после этого прервала общение с

петлюровцами и в полном составе перешла под командование ВСЮР. Петлюровцы же

были добровольцами разбиты и отброшены к бывшей австрийской границе.

Подобное поведение поляков и петлюровцев осенью 1919 г., означавшее по сути

спасение советской власти от гибели, не принесло, как известно, пользы ни тем,

ни другим. После крушения белого фронта в конце 1919 г. петлюровцы больше не

были нужны большевикам и ни на какое соглашение с ними рассчитывать больше не

могли. И пока Петлюра разглагольствовал в Польше об извечной любви украинцев к

полякам, омрачавшейся лишь интригами москалей, остатки его армии (4,3 тыс.

чел.), скрываясь от красных частей, поблуждав по юго-восточной части

Правобережной Украины (т.н. «зимний поход») вышли в Галицию, перейдя на роль

младшего партнера Польши. Развернув в конце апреля 1920 г. наступление, поляки 7

мая заняли Киев, но петлюровцы, к вящему их унижению, туда допущены не были.

Заключив в октябре 1920 г. перемирие с большевиками, поляки совершенно

проигнорировали факт существования УНР и её армии (к тому времени достигшей 15

тыс. чел.) и последняя откатилась под натиском большевиков в Галицию, где была

своими союзниками разоружена и интернирована в лагерях. Так что «украинского

государства», от коего ведут свое происхождение нынешние самостийники и в те

годы практически никогда не существовало иначе как в виде вассальной территории

Германии, Польши и Совдепии, а в чрезвычайно краткие (полтора-два месяца)

периоды самостоятельного существования контролируемая им территория не

составляла и 10% от той, на которую оно претендовало. Существующее ныне

украинское государство было создано именно большевиками, причем и ряду видных

деятелей украинской левой самостийщины (Грушевский, Голубович, Винниченко и др.)

все-таки удалось выступить в той роли, на которую они склонны были согласиться в

1917–1918 гг.: вернувшись в СССР и покаявшись, они приняли самое деятельное

участие в проводимой большевиками в 20-х — начале 30-х годов тотальной

«украинизации», сполна удовлетворяя свои инстинкты, пока с переменой курса

соввласти на борьбу с «буржуазным национализмом» не оказались там, где

оказались.

 

Коммунистическая доктрина предопределила принципиально другой — противоположный

принятому в Российской империи подход к территориальной целостности страны.

Государственная целостность России сама по себе не представляла для большевиков

никакой ценности, равно как и понятие российской государственности, поскольку

предполагалось, что скоро весь мир превратится в единую советскую республику или

союз таковых. Более того, им эти понятия были прямо враждебны, потому что

противоречили идее мировой революции. И даже после того, как стало понятно, что

она сорвалась, а всемирное торжество коммунизма откладывается, — как

территориальное устройство, так и национальная политика СССР продолжали

сохраняться и развиваться в том же русле, поскольку победа коммунизма в мировом

масштаба хоть и была отложена, но не отменена, и до самого конца смысл

существования советского государства заключался в реализации дела

коммунистической партии, т.е. этой самой победы.

Термин «Советская империя» (охотно подхватываемое современными сталинистами со

знаком «плюс») появился как выражение неприязни некоторых внешних сил и стран и

особенно окраинных националистов к империи Российской, между которыми они

подчеркнуто не делают различия. Действительно, с точки зрения интересов этих сил

абсолютно все равно, как называется соседняя большая держава (что СССР, что

Россия, да хоть Евразийская Орда) и как власть на её территории соотносится с

предшествующей, коль скоро в любом случае с ней приходится иметь дело,

конфликтовать по поводу одних и тех же территорий, ресурсов и др. Им проще и

идеологически выгоднее вовсе над этим не задумываться, почему тезис «Да не было

и нет никакого коммунизма, все что было и есть — одна и та же Россия!» был так

популярен.

Но с точки зрения российской государственности дело обстоит противоположным

образом, потому что именно большевики осуществили то самое, что представители

национально-государственной мысли императорской России считали главной задачей

противостоящих российскому государству внешних и внутренних сил. Они

констатировали, что с тех пор, как Россия в XVIII–XIX вв. вышла к свои

естественным границам, превратившись в великую державу, перед теми, кто

стремился лишить Россию этого статуса и оттеснить на обочину исторического

процесса, всегда стояла двуединая задача: подорвать положение в стране

цементирующего её основного этноса и расчленить страну на несколько десятков

мелких государств по национальному признаку, способных при благоприятных

обстоятельствах отложиться от неё. Разжигание окраинного национализма и

провоцирование сепаратистских настроений всегда представлялись вернейшим

средством ослабления России и ликвидации её как влиятельного субъекта мировой

политики и крупными русскими мыслителями достаточно единодушно осуждались.

О стремлении подорвать могущество России путем ослабления консолидирующей роли

русского народа вполне отчетливо говорил Н.Я. Данилевский: «С такой точки зрения

становится понятным сочувствие и стремление ко всему, что клонится к ослаблению

русского начала по окраинам России — к обособлению (даже насильственному) разных

краев, в которых кроме русского существуют какие бы то ни было инородческие

элементы, — к покровительству, к усилению (даже искусственному) этих элементов и

к доставлению им привилегированного положения в ущерб русскому». В.С. Соловьев,

выступавший оппонентом Данилевского по большинству принципиальных

мировоззренческих вопросов, был совершенно солидарен с ним в том, что касалось

целостности страны: «Исторической работою создалась Россия как единая,

независимая и великая держава. Это дело сделанное, никакому вопросу не

подлежащее... История народа от начала и до наших дней, знает только о

безыскусственном и добровольном обрусении инородцев... настоящие европейцы

нередко подвергались добровольному обрусению и даже делались ревностными

русскими патриотами... Наш народ дорожит государственным единством и не допустил

бы его нарушения. Но он никогда не смешивает государственного единства с

национальным». Против национальной обособленности резко выступал и К.Н.

Леонтьев: «Что такое племя? За что его любить? За кровь? Но кровь, ведь, с одной

стороны ни у кого не чиста, и Бог знает, какую кровь иногда любишь, полагая, что

любишь свою, близкую. И что такое чистая кровь? Бесплодие духовное! Все великие