Когда на престол воссел недавний узник, русское оружие еще торжествовало, и запыленный гонец докладывал в сентябре царю, что Феллин взят. Но государь прекрасно понимал, хотя и гнал эту назойливую мысль из головы, что крепость с тремя кольцами каменных стен и глубоким рвом капитулировала 30 августа не перед его войсками — Подменыша. И в том, что вслед за этим замком незамедлительно сдались Тарваст, Руя, Верполь и многие другие города, что Курбский разбил нового орденского ландмаршала фон Мюнстера под Вальмаром, тоже нет заслуги Иоанна, но есть стратегия Подменыша.
Оставалось и впрямь не так уж много. Ратников на Руси еще хватало. Выхватив понемногу отовсюду, Иоанн мог послать не меньше двадцати-тридцати тысяч, а то и больше, потому что хребет Ливонии Подменыш уже сломал. Но пиры веселее, чем заботы, а доступные девки слаще, чем дела, и драгоценное время было даже не упущено, но подарено Кеттлеру, который воспользовался им сполна.
Спустя год с лишним магистр подписал соглашение с великим княжеством Литовским. Ливонский орден прекращал свое существование, а Сигизмунд II Август становился ее государем с обещанием не изменять ни законов ее, ни веры, ни прав ее граждан.
Земли Ордена по тому же договору были разделены следующим образом. Средняя часть, расположенная к северу от Западной Двины, а также Латгалия (южнее Двины) вошли в качестве Задвинского герцогства в состав Литвы. На территории юго-западнее Двины было образовано наследственное герцогство Курляндия[36] и Семигалия (Земгалия). Они стали вассальным по отношению к Литве, а магистр Кеттлер, бодренько скинув с себя опостылевшее монашеское одеяние, тут же преобразился в светского правителя, приняв протестантство, женившись и став первым из герцогов Курляндии.
На острове Эзель и некоторых участках побережья правил младший брат короля Дании Фредерика II[37] герцог Магнус, а весь северо-восток, включая Дерпт и Нарву, оставался в руках Руси, которая, выполняя повеление государя, упорно рвалась к морю. Взять предстояло не так уж много — Полоцк, благо, что с Литвой началась вражда, а также Ригу. На Ревель, который отдался под власть шведов, присягнув в апреле 1561 года сыну Густава Вазы Эрику XIV[38], Иоанн не собирался претендовать, благоразумно продлив перемирие со Швецией еще на двадцать лет.
Вдобавок хитрый ход Иоанна со сватовством к младшей сестре Сигизмунда II Августа, завершись он удачей, принес бы ему, в связи с бездетностью короля, новый трон. Но сватовство закончилось плачевно — не сошлись на условиях. К тому же и сама Екатерина, прослышав, что вытворяет в Москве полубезумный кровожадный маньяк, в панике заявила брату, что скорее покончит с собой, чем выйдет замуж за этого варвара.
Словом — война. На сей раз победы Подменыша должны были смениться его, Иоанновыми, победами, но… не сменились. О том и была забота спохватившегося царя.
Неудачи начались с того, что гетман Радзивилл в сентябре 1561 года вышел со своим войском из приморской крепости Динабург, защищавшей Ригу с моря, и уже в октябре отбил у русских войск крепость Тарвест.
Причем помощь могла бы подоспеть, но Иоанн принципиально, потому что это новшество исходило от его двойника, не стал объявлять, как это не раз делал Подменыш, поход «без мест». А коль не стал, то все принялись дружно считаться в старшинстве и кто кем должен командовать, исходя из должностей и чинов дедов и прадедов. Вот пока они блуждали, спотыкаясь и кряхтя, по своим генеалогическим дебрям, где сам черт ногу сломит, и случилось первое поражение.
С этого все и началось. Численный перевес русских ратей еще сказывался. Тот же отряд Радзивилла был изрядно потрепан князьями Василием Глинским и Петром Серебряным, но Русь стала ограничиваться лишь набегами.
Так, князь Андрей Курбский успешно дошел до Витебска, спалив городские предместья, но позже был разбит литвинами под Опочкой и Невелем. Сразу после этого последовали санкции со стороны царя, который уже давно точил зуб на любимца Подменыша — часть вотчин Курбского была отобрана в казну. Князь Серебряный вроде бы тоже блистал, разбив литовцев возле Мстиславля и опустошив окрестности Дубровно, Орши, Коппси и Шклова, чуть не дойдя до Львова. Вот только ни одного взятого города в своих победоносных посланиях он указать не мог — не было их. Словом, как верно заметил Карамзин, больше грабили, чем сражались.
Параллельно с этим продолжались пустые переговоры, где поляки откровенно тянули время, а Иоанну было не до того — ожидали «в гости» крымских татар, которые пришли, но получили отпор — не всех воевод погубил еще царь и было кому пересчитать зубы Девлет-Гирею.
После всех этих заминок и наступившего следом затишья Иоанн, возомнивший себя великим стратегом, заявил, что теперь он сам поведет свои полки. Зимой, в начале января следующего 1563 года, большое шестидесятитысячное войско, имея при себе две сотни пушек, двинулось от Можайска к Полоцку.
Выбор царя не случайно пал на этот город. Мало того, что он имел прямую связь с Ригой по Западной Двине, так к тому же еще и открывал дорогу на Вильно. Словом, это был южный рубеж Литвы. Опять же было заманчиво захватить древнюю вотчину Киевской Руси.
Построенный на холмах в углу, образованном слиянием реки Полоты с Западной Двиной, Полоцк состоял из Большого посада, Острога, Стрелецкого города и Верхнего Замка. Все это имело внушительные укрепления. Один только Острог представлял твердыню, внушающую уважение, — две сомкнутые крепостные стены: внешнюю и внутреннюю.
Однако при наличии столь огромных сил не взять город было, пожалуй, тяжелее, чем взять. Могучая осадная артиллерия, в которой одна из двухсот стенобитных пушек могла стрелять даже десятипудовыми ядрами, всего за день обстрела большого посада до такой степени разрушила его оборонительные сооружения, что уже на другой день ратники взяли его. Запершись в верхнем замке, литовский воевода Довойна еще пытался сопротивляться. Но спустя несколько дней, когда русские пушки разрушили и сожгли 650 метров деревянных стен, заодно уничтожив и часть каменных сооружений, Довойна принял решение сдаться.
И вновь нашлись отличия. Подменыш приказывал миловать и вообще не нарушать никаких вольностей во взятых городах. Пускай повеление царя исполняли не всегда, но оно хотя бы сдерживало воевод, которые время от времени вспоминали о нем. Иоанн же…
Ремесленников — что еще оправдано — и купцов литвинского происхождения государь повелел выслать в московские города. Зачем? А в пику Подменышу, который повелевал оставлять народец там, где тот жил испокон веков, не рвать людей с корнями — чай, не пшеница. По этой же причине Иоанном были раскиданы по Руси и простые жители, которым устроили далеко не самый радушный прием, если таковой вообще имелся хотя бы в одной темнице того времени вне зависимости от того, как она называлась и где находилась.