Он подтащил меня, как я и ожидал, к одной из стоявших в ряд машин и показал на нее рукой. Я подумал, что показывать пальцем он скорее всего счел бы богохульством. Не сходя с места и поворачивая голову из стороны в сторону, я осмотрел машину, под конец бросив взгляд на ее бока и заднюю часть.
— Мне бы хотелось, чтобы вы продемонстрировали достоинства этой тачки.
— С удовольствием! — Мягко, почти с любовью он подошел к почти невидимой дверце и коснулся кузова ладонью. Я услышал тихий щелчок, часть боковой стенки сдвинулась внутрь и вверх, после чего замерла, словно поднятое птичье крыло. Толстячок ловко скользнул в нутро машины, а я быстро подошел к ней с другой стороны, чтобы видеть последовательность его действий. Кресло оказалось удобным, даже несколько чересчур, видимость — прекрасной. Приборная панель была неброской, но изящной. На потолке телевизионный экран, напротив места водителя — радио и холодильник, может быть, чуть меньших размеров, чем хотелось бы. Джонатас слегка приподнял свое кресло и придвинул его ближе к рулевой колонке. — Зажигание… — сказал он и ткнул пальцем в сенсор. — Задний ход… — Он щелкнул маленькой клавишей и посмотрел на меня, вероятнее всего, принимая за полного новичка, который решил произвести впечатление на девушку или знакомых из родной деревни. Собственно, он не так уж и ошибался.
Спинка кресла надавила мне на спину, толкнула меня вперед, и машина плавно выехала за уже поднявшиеся к потолку ворота. Я одобрительно кивнул. Толстячок усмехнулся, словно говоря: «Погоди, братец, это только начало!» Две минуты спустя мы были за городом.
— Естественно, стандартная связь с дорожным компом, а также, там, где это возможно, ручное управление. Сейчас покажу вам, как работает пневматика… — Он потянулся к приборам. Я почувствовал, что поднимаюсь в воздух, словно в кабине чертова колеса, и сразу же резко опустился обратно. — Можно регулировать высоту и жесткость подвески во время езды и на стоянке. А теперь… Смотрите, как он разгоняется!
Он вдавил ногой широкую педаль газа. Я приготовился к резкому ускорению, но все равно мне показалось, будто я ударился головой о мягкую губчатую стену. Показания спидометра сменились с восьмидесяти до двухсот сорока. Я напряг мышцы шеи, вернул голову на место и восхищенно присвистнул:
— Беру. Возвращаемся.
Толстячок снова хихикнул, мягко затормозил и посмотрел на меня.
— Разворачивается на месте, — сообщил он.
Он не лгал. Впрочем, он был похож на маньяка. Ему можно было верить. Таким людям можно верить, только если не стоишь у них на пути. Судя по всему, я у него на пути не стоял. Я проследил, чтобы он остановил машину в месте, откуда я мог бы уехать так, чтобы он меня не видел.
— Решаем формальности, и я еду, — сказал я.
— Абонемент на все автострады страны?
— На все возможные.
— Цвет оставляем?
— Да.
— Ну, тогда идем подписывать бумаги. На сколько?
— Пока две недели. Потом…
— Достаточно банковского перевода. Идем. Четыре минуты спустя я ехал по той же дороге. За городом я проверил машину, разделив восхищение Джонатаса Апнэма. Но все же это был не «бастаад»… Пользуясь тем, что на шоссе было пусто, я осторожно поиграл с подвеской, потом несколько раз развернулся и в конце концов направился в сторону города. В отель я вернулся, похоже, в последний момент, несколько минут спустя я уже не поместился бы в комнате. Три часа я потратил на изучение километровой бумажной ленты. Оторвав просмотренный кусок, я вколотил его кулаками в жерло мусоропровода и, ругаясь про себя, пошел обедать.
* * *
На следующее утро, после трех часов сна и знакомства с очередным километром распечатки, когда мне в конце концов удалось запихать большую часть бумаги в мусоропровод и добраться до кресел и бара, я пришел к выводу, что в просмотре прессы не больше смысла, чем в созерцании презентаций местных девушек по вызову. Мне требовалась идея. Четверть идеи. Одна восьмая. Мне требовались сон и движение, а лучше всего и то и другое. Проблему эту я решил, сперва сходив купить себе новую одежду, а по возвращении начав вспоминать упражнения, занятия которыми забросил несколько лет назад. В конце концов я выполнил полный комплекс мато-соэ, а затем удовлетворил потребность в сне, продремав почти час в ванне.
Найдя в кармане конверт, который положил туда накануне, я выбросил его и написал тот же текст на новом листке, поменяв только дату. Заклеенный конверт я снова спрятал в карман, надел тонкую пижаму и понизил температуру в помещении на шесть градусов. Человек, которому угрожает смерть от холода, должен думать быстрее. Первые полчаса казалось, что я вполне устойчив к низким температурам, затем, почувствовав, что замерзаю слишком медленно, понизил температуру еще на шесть градусов. До нуля их оставалось всего семь, озабоченный комп пытался самостоятельно предпринять защитные меры, но я настоял на своем. Становилось по-настоящему холодно. Некоторое время, вместо того чтобы размышлять о том, как справиться с чрезмерным количеством информации и отсутствием той, что нужнее всего, я подумывал, не развести ли костер из распечаток. Потом что-то робко постучалось в двери моего разума. Разум заинтересовался.
— Кто там?
— Идея.
— Не надо, — буркнул разочарованный Разум.
— Надо, надо, — заверила его Идея. — Всем надо.
— Зачем?
— Как это? Ты уже два дня болтаешься в чужом времени, тратишь деньги на выпивку и машины…
— На одну! Напрокат! — пискнул Разум.
— …и до сих пор не знаешь, что делать.
— А ты знаешь?
— Впусти меня, и убедишься, — соблазнительно промурлыкала Идея. — Меня зовут Как Ты Только Захочешь… — шепнула она в замочную скважину.
— Ах вот как?! Так ты вовсе не Идея, а просто шлюха!
— Ну и что? «Идея» и «шлюха» — понятия взаимозаменяемые. И ты в этом убедишься, если немного подумаешь.
— Не собираюсь думать. Я не нуждаюсь ни в той ни в другой.
— Врешь. Ты нуждаешься во мне, поскольку не знаешь, что делать, — громко рассмеялась она. — Ив женщине ты тоже нуждаешься. Посмотри вниз…
Я вздрогнул и проснулся, дрожа от холода. Посмотрев вниз, я выругался, подскочил к компу и восстановил в комнате нормальную температуру. И тут же меня осенило. Налив себе в награду стаканчик виски, я сел за клавиатуру. Вызвав на экран карту Штатов, я ткнул в Канзас, увеличил изображение, очертил место ограбления и увеличил еще раз. Некоторое время я разглядывал шоссе, на котором было совершено преступление, а затем очертил участок, закрытый ЦБР под предлогом ремонта. К шоссе я добавил пятнадцатикилометровый пояс прилегающей к ней территории. Затем дал команду найти в местной прессе информацию, касающуюся этого места. Я откинулся на спинку кресла и успел сделать один глоток, прежде чем заработал принтер. Из него бесшумно выполз короткий отрезок бумажной ленты, затем, после полусекундной паузы, бумага поползла дальше и снова замерла. Комп моргнул экраном, сообщая мне: «Поиск закончен». Я закурил «Мальборо». С этого расстояния текст было не прочитать, а встать я боялся, чтобы не спугнуть единственную возникшую у меня идею. Я докурил сигарету, отпил полстакана и, не выдержав, встал. Выдернув бумагу из принтера, я вернулся в кресло. Объем заметки составлял две тысячи знаков. Корпорация ЭТВИКС намеревается выкупить у властей штата почти полторы тысячи квадратных километров бесплодной, полупустынной территории. В беседе с журналистом пресс-секретарь корпорации пояснил, что вопрос уже решен. Корпорация, во-первых, тщательно обследует приобретенную территорию, извлечет из нее все, что удастся извлечь, после чего приступит к ее освоению. «Через четыре года, — амбициозно заявлял пресс-секретарь, — здесь будут расти самые крупные в этой части страны арбузы и дыни, кроме того, мы также планируем выращивать хмель и виноград». Вторая, более поздняя и более короткая, заметка сообщала читателям, что сделка совершена и что через месяц в пустоши в массовом порядке высадятся отряды геологов, чтобы проверить данные спутниковой разведки. В конце стояли даты и номера «Канзас Ревю».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});