разрубил на куски»). В изложении Доффо, переданном Симоне, именно политическая целесообразность, не более и не менее, привела Савонаролу, по словам самого Боттичелли, «к столь бесславной смерти».
С типичной напористостью распространяя слухи, Вазари позже заявил, что «Боттичелли был последователем Савонаролы и именно поэтому он бросил живопись, а затем оказался в тяжелом положении, поскольку у него не было другого источника дохода»[337]. Более поздние исследователи поверили Вазари на слово, не принимая во внимание тот факт, что ярые промедичистские взгляды Вазари, вероятно, послужили причиной его гневного обличения предполагаемой верности Боттичелли этому врагу Медичи. В действительности связь Боттичелли с Савонаролой, если она вообще существовала, была гораздо сложнее, чем об этом сообщает Вазари.
Нет никаких записей или убедительных доказательств того, что Боттичелли стал Piagnone, или плакальщиком, как стали называть аскетичных последователей Савонаролы. Однако беглый взгляд на «Мистическое Рождество» (рис. 15) Боттичелли, написанное в 1500–1501 годах, показывает, что в атмосфере сильной духовности Флоренции времен Савонаролы что-то изменилось в художнике под влиянием безумного монаха[338]. Примечательно, что греческая надпись на вершине картины посвящена «бедам Италии», что является отсылкой к напряженной гражданской борьбе, начавшейся после французского вторжения во Флоренцию в 1494 году и закончившейся восхождением Карла VIII на трон Неаполя в следующем году[339]. Все более духовный Боттичелли связал эту политическую трагедию с Книгой Откровения и ее рассказом о Втором пришествии Христа, во время которого дьявол будет побежден и погребен, как мы видим на картине. В «Мистическом Рождестве» отсутствует радостная иконография таких более ранних работ, как «Рождение Венеры» и «Весна»[340]. Исчез и торжественный дух рисунков Боттичелли, изображающих танцующих Данте и Беатриче на вершинах небес. Вместо этого мы видим явно более христианское, потустороннее видение, предполагающее духовный апокалипсис и загробную жизнь души: картина помещает нас в то пространство «конца времен», о котором говорится в проповедях Савонаролы[341]. Согласно учению Савонаролы, небесное царство художника стало гораздо более строгим, угрожающим, нежели на рисунках Данте. Множество ангелов и святых заменили прежние языческие божества Боттичелли, и нигде на полотне не встречается нарисованная фигура влиятельного покровителя, друга юности или музы. Красота по-прежнему присутствует, но она приглушена, почти отстранена, а плавное изящество линий Боттичелли перешло в более жесткое, строгое, архитектурное видение, более близкое по духу и замыслу к средневековой однозначности Данте и его незыблемым устоям. Как заметил один из комментаторов, в позднем Боттичелли «триумф пуританизма завершен»[342].
Сдержанная эстетика «Мистического Рождества» усиливает правдоподобность теории о том, что Лоренцо ди Пьерфранческо подарил том Боттичелли французскому королю Карлу VIII примерно во время его вторжения во Флоренцию в 1494 году. Апокалиптические идеи и антисекуляризм Савонаролы не встречаются в дантовском цикле Боттичелли, который явно принадлежит к более раннему художественному периоду, 1480-м годам, с их парадом картин, прославляющих языческие темы и чувства. Действительно, определяющим качеством «Рая» Боттичелли является отсутствие сурового духовного настроения, которым пропитаны полотна, написанные им во Флоренции, наводненной воспоминаниями о бушующих кострах Савонаролы. Напротив, иллюстрации Данте провозглашают ту светскую радость, которую Саванорола стремился буквально испепелить.
Идеи, проповедуемые Савонаролой, и его нападки на художественное тщеславие не только повлияли на поздний стиль живописи Боттичелли, но и изменили восприятие его работ другими людьми[343]. К моменту возвышения Савонаролы Боттичелли уже двадцать пять лет был одним из самых успешных художников Флоренции. Однако времена и вкусы менялись[344]. Он всегда был в первую очередь «домашним» художником, так как создавал свои работы для частных домов богатых клиентов, а не для церквей и других мест поклонения, которые были хлебом для конкурирующих боттег. Во Флоренции Савонаролы было меньше спроса на языческие, мифологические произведения, которые принесли Боттичелли признание. Во времена «Костров тщеславия» желание обладать таким предметом искусства считалось смертным грехом. Даже после смерти Савонаролы художник так и не смог вернуть себе былую славу. Определенное представление об изящной, светской красоте, являвшееся торговой маркой Боттичелли, сгорело вместе с произведениями искусства и книгами, сожженными по приказу Савонаролы.
К 1500 году многих из ближайшего окружения Боттичелли и многих важнейших людей в его жизни либо уже не было в живых (Лоренцо и Джулиано Медичи, Савонаролы, Полициано, Симонетты Веспуччи), либо они уже не были у власти (Лоренцо ди Пьерфранческо). Художник все чаще страдал от проблем со здоровьем, а заказы поступали все реже. В письме от 1502 года своей любовнице Изабелле д’Эсте дворянин Франческо Малатеста писал: «Другой [художник]., Александро Ботечиэлла, был очень восхваляем мною и как превосходный живописец, и как человек, который работает охотно и без помех, как вышеупомянутые [Перуджино и Филиппино Липпи].»[345]. Некогда знаменитый художник погрузился в такую безвестность, что его имя стали писать неправильно, а бывшие соперники, когда-то стоявшие ниже его, теперь его опережали. Хотя в предыдущие десятилетия он трудился на славу, около 1500 года его финансовое положение резко ухудшилось, и он умер в нищете, что удивительно, учитывая то состояние, что он накопил в предыдущие годы, и отсутствие иждивенцев[346].
Последние годы жизни художника – история неуклонного упадка. Под не всегда бдительным оком Боттичелли его мастерская производила время от времени посредственные изделия. Художник же, по словам одного исследователя, в последние десятилетия своей жизни «проводил в управлении по крайней мере столько же времени, сколько в живописи»[347]. Он постоянно влезал в долги, до такой степени, что его брат Симоне и племянник Бенинкаса ди Джованни были вынуждены отказаться от его наследства, потому что оно было «ужасно обременительным»[348]. Нельзя сказать, что Боттичелли перестал работать. В 1505 году он вел переговоры с религиозным орденом в Монтелупо, небольшом городке под Флоренцией, известном своей керамикой, о создании одного из самых больших панно в истории флорентийских художников. Но плата была всего 70 золотых флоринов, что составляло лишь малую часть того, что Боттичелли мог бы получить в период своего расцвета, и теперь он работал не на богатые семьи Флоренции, а на провинциальную организацию[349].
Интуиция Мариано Филипепи относительно его физически ослабленного сына оказалась пророческой. По мере старения Боттичелли все чаще страдал от слабого здоровья. Возможно, столкнувшись с сокращением заказов и потерей постоянных покровителей, он понял, как и его коллега-творец Бетховен много веков спустя, что «синтез невозможен». Гармония, обещанная в его ранних работах, теперь была лишь несбыточной мечтой молодого человека[350]. В этот последний период, в 1495 году, в разгар бурных лет правления Савонаролы, Боттичелли предположительно написал портрет Данте (рис. 16), едва изученную работу, которая стала одним из самых узнаваемых в мире изображений поэта, хотя мы почти ничего не знаем о ее происхождении и обстоятельствах, связанных с ее созданием[351]. Орлиный нос, поджатые губы, выдающийся подбородок – все это