Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Есть ведь и целомудренные обычаи,— заметила молодая испанка,— я знаю, что в Тривесе, в Астурии, будущая свекровь вечером накануне свадьбы укладывает в постель закутанную в простыню невесту, а жених должен всю ночь в присутствии своей матери сидеть рядом и охранять любимую, прикладываясь время от времени к кувшину с сидром и не задувая свечи». «Виноградарь» заметил, что этот обычай больше смахивает на пытку.
Когда мужчины вышли в коридор покурить и поболтать, моя попутчица доверительно наклонилась и прошептала мне на ухо: «Вы знаете, нравы просто ужасно испорчены. У нас есть поговорка: “Что произошло, девочка, то произошло, и не стоит беспокоиться; раз уж это случилось, то с Божьей помощью все устроится”, но Господь в таких делах, сами знаете, не помощник. Не зря многим девушкам приходится подкидывать соломенную куклу невесте и жениху». Я попросила объяснить, что она имеет в виду. Девушка из Бильбао загадочно улыбнулась: «Так вы не знаете? Это связано с другим деревенским обычаем. Если парень делает девушке из соседней деревни ребенка, а потом оставляет ее и женится на другой, то новобрачные, выходя из церкви, могут споткнуться о соломенную или тряпичную куклу; еще одну куклу они могут обнаружить посреди дороги, когда идут рука об руку в свадебной процессии. Невеста знает, что это за куклы,— так девушка, которую жених бросил с ребенком на руках, напоминает ему о себе... Поэтому многие невесты плачут в брачную ночь».
Я спросила ее: «А как женщины? Они-то всегда бывают верны? Помните народную песенку о тяжелой доле моряков, чьи жены, когда мужья уходят в плавание, находят им замену? Хотя, возможно, автор песенки просто возводит напраслину на женщин. Как-то на побережье, в деревне Корме в Галисии, я встретила двух женщин, с нетерпением ожидавших встречи со своими мужьями-моряками, которые были в плавании несколько недель. Узнав, что в Корме они могут сесть на каботажное судно, где служили их мужья, и плыть вместе с ними в Бильбао, женщины приехали на автобусе из Муроса — а это не ближний свет! В единственной в деревне гостинице женщины моряков заняли комнату напротив моей и, громко храпя на маленькой двуспальной кровати, до четырех утра не давали мне уснуть. В это время подвыпившие мужья искали своих жен; они шли до деревни от самой пристани, взявшись за руки и распевая во всю глотку. Наконец моряки добрались до гостиницы, и парадная дверь затряслась под ударами их кулаков. Хозяин, сеньор Гарридо, открыл им дверь таверны, где ему пришлось (как он сам признавался на другое утро) пустить в ход всю свою сообразительность, чтобы убедить моряков, желавших непременно лечь со своими женами в постель, не брать лестницу штурмом. Твердо и терпеливо сеньор Гарридо объяснил, что желание осуществить супружеские права абсолютно невыполнимо, так как жены моряков вдвоем заняли единственную свободную комнату. Поэтому он советовал гостям после веселой copitа[90] в его заведении вернуться на свой корабль и прийти за женами в более подходящее время. После трех бокалов белого вина, сопровождавшихся громкими тостами, моряки шатаясь побрели вниз по улице, а сеньор Гарридо отправился в свою комнату».
(Другому матросу повезло меньше: неожиданно вернувшись домой среди ночи, он застал жену в постели с другим. Его «половина», будучи родом из Галисии, не стушевалась, а села на постели и крикнула: «Вот и прекрасно, если хочешь, иди и расскажи это всей деревне!» Нечего и говорить, что рогоносец предпочел держать рот на замке.)
«Должно быть, трудно приходится тем женщинам, мужья которых уезжают в Южную Америку и живут там годами,— заметила девушка из Бильбао. Думаю, большинство жен, остающихся дома, верны своим мужьям, но, разумеется, бывает всякое...»
Да, в жизни бывает всякое. И кто вправе осуждать здоровых, пылких галисийских женщин за то, что они способны поддаться искушению? Разве их мужья, находясь вдали от дома, не изменяют им? Записная книжка одного из эмигрантов, которую его внук чуть не выбросил, попала в руки Альваресу Бласкесу, писателю из Виго. Этот блокнот представлял собой странную смесь расчетов и скупых дневниковых записей, начатых, когда его владелец, вернувшись в родную деревню из Буэнос-Айреса, обнаружил, что жена в отсутствие мужа родила ребенка от другого мужчины. Судя по расчетам, деньги эмигрант заработал немалые, так что мог позволить себе купить более крупную ферму и завести больше скота. Но гордость за достигнутое была отравлена горечью открытия. Вместо того чтобы с годами утихнуть, эта горечь постепенно переросла в ненависть к жене, прослеживаясь в кратких заметках, вкрапленных между ежедневными подсчетами, которые бывший эмигрант, на два года переживший свою неверную супругу, упорно продолжал вести чуть ли не до самой смерти.
Чтобы объяснить, как и почему в отсутствие мужа на свет появился новый член семьи, в Галисии, похоже, не изобретали никаких утешительных суеверий вроде придуманной жителями Северной Африки удобной теории «спящего младенца», согласно которой ребенок, зачатый перед отъездом мужа, может якобы «спать» в матке жены несколько лет. Такая легенда, предназначенная для спасения семейной репутации, предохраняла от злобных сплетен, хотя в нее и не всегда верили.
На рассвете в поезд села группа галисийских крестьян, одетых в черное. Они сопровождали в Виго двух своих молодых родственников, уезжавших за море. Женщины выглядели как главы семейств: уверенные в себе, рослые, широкобедрые, как первобытные богини. Мужчины рядом с ними производили впечатление жалких существ, запуганных и обреченных прозябать на вторых ролях. Галисийки равнодушно наблюдали, как в окна хлещет дождь. От рек поднимался туман, сквозь который, как на японской гравюре, неясно проступали мрачные пинии. Амбары под соломенными крышами на каменных столбах напоминали храмы острова Бали, отчего пейзаж за окном еще более приближался к дальневосточному. Вот только холод стоял северный.
Крестьянки сидели в спокойных позах немало переживших многодетных матерей, которые расцветают только когда вокруг них копошится потомство, особенно мальчишки. Для этих женщин сыновья, а затем и внуки, важнее мужей. Женщины живут дольше мужчин, однако вдовы редко выходят замуж. Семейные дела полностью поглощают их; секс они считают горячкой, которой болеют молодые,— проявлять интерес к подобным вещам недостойно взрослой замужней женщины.
Эти женщины идут на большие жертвы ради семьи, и мужчины это знают. Галисийцы испокон веков почитали своих женщин, которые всегда пользовались здесь большей свободой, чем в других областях. Всего два года назад на маленькой пристани в Понтеведре, носящей имя красивой речки, впадающей здесь в море, установили статую жены эмигранта. Она была воздвигнута народом и для народа. Не многие туристы видят ее, потому что находится она далеко от центра города, на маленьком мысу, где у кромки прилива жмутся друг к другу домишки рыбаков. Гранитное изваяние изображает галисийскую крестьянку в короткой юбке, голову которой покрывает шарф. Она глядит в морскую даль, ее простое крестьянское лицо выражает мужество, покорность судьбе и затаенную печаль. Голубка, расправив крылья, готовится взлететь с ее ладоней, сложенных лодочкой. Скульптор не стал делать свою модель более женственной и приукрашивать ее коренастую фигуру с крепкими икрами и лодыжками. Он изваял настоящую земную женщину из Галисии, внешне совершенно не похожую на «типичную испанку» — гибкую, кружащуюся в танце южанку в мантилье и платье с оборками, танцовщицу фламенко. Да и психология галисиек не вписывается в расхожий стереотип. В Галисии далеко не так сурово и жестко, как в других районах страны, соблюдается «типично испанский» культ женской чистоты и девственности. Сельское духовенство здесь то и дело нарушает данный им обет безбрачия; ему присуща такая распущенность, или естественный взгляд на вещи,— называйте, как хотите. Отцом детей, появившихся в семьях эмигрантов in absentia[91], часто считают деревенского священника — неважно, виновен он в этом или нет.
Хотя я не нашла статистических данных по этому вопросу, но хорошо известно, что число незаконнорожденных в Галисии довольно велико, однако это относится скорее к незамужним женщинам, чем к тем, чьи мужья уехали искать счастья за морем; более того, если женщина, родив вне брака детей, впоследствии расстанется с их отцом, то статус матери-одиночки не помешает ей найти себе мужа. Потеря девственности не означает, что женщина не способна стать преданной женой.
Даже если галисийка идет на то, чтобы нарушить супружескую верность, это, в силу чисто практических причин, не так-то легко осуществить. В деревне, где всем всё и про всех известно, тайная любовная связь как таковая невозможна. Ее сразу заметят бдительные соседи. Подлинными блюстителями нравственности являются, в первую очередь, они, а не духовные лица. К тому же средней крестьянке приходится так много и тяжело работать,— она и работает, и выглядит, как мужик,— что у нее не остается ни сил, ни времени на развлечения с любовниками. Она довольствуется вполне исполнением супружеского долга. Выйдя замуж, галисийка обычно становится настоящей богиней домашнего очага, почитаемой всеми домочадцами, опорой семьи и дома — как материальной, так и духовной.
- История искусства в шести эмоциях - Константино д'Орацио - Культурология / Прочее
- Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи - Михаил Вострышев - Культурология
- Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы - Нина Молева - Культурология
- Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне - Нина Никитина - Культурология
- Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне - Нина Никитина - Культурология