надоело, а потом отключились. В этих помещениях глушилки и связь не работает! Ты понимаешь, что я мог не успеть?!
— Прости, — я опускаю глаза, замечаю в каком непотребном состоянии мой наряд, вся зажимаюсь и краснею, — Спасибо, что спас меня.
Стефан усмехается.
— Я бы себе никогда не простил, если с тобой что-нибудь случилось. Но ты же на ровном месте в неприятности вляпываешься. Я больше тебя не отпущу.
Говоря это, он слишком сильно сжимает мое запястье, и когда я охаю, то, опомнившись, ослабляет хватку. Подносит близко к губам, целует и перекидывает мои руки себе вокруг шеи.
— Как не отпустишь? А что будет?
— Все.
Смотрит на меня долго, не мигая. Его зрачок расширяется так, что, кажется, сейчас поглотит радужку.
— Теперь будет все.
Он ловко подхватывает поля шубки и сводит, прикрывая мое оголенное тело, легко подхватывает на руки и, ногой отворив дверь, выносит из комнаты.
— Подожди, а как же Игорь? — я словно выныриваю из морока.
— Да, не будет его тут никто держать. Приведут в порядок и домой отвезут.
— Ты не выглядишь удивленным… Подожди! Так ты все знал?
— Ну, не все. Твой Игорь со своим расследованием залез, куда не следует. Я как чувствовал, что что-то подобное может произойти. Давно уже мои люди срисовали, что он интересуется фирмой. Пытался клинья подбить, информацию собирал. Мне же сразу все слили. Как слон в посудной лавке. Было бы даже смешно наблюдать, если бы он так на уши не присел и не втянул тебя.
— А как же его отец? Его могут уволить.
— Алтабаев выговор тот стерпел, потому что сам в деле уже по горло увяз. Без его участия и половины бы не было. Но все же папаша не такой дурень, как его сынок. Мало того, что засветился конкретно, так еще и в двух соснах заблудился. Его отец специально все прикрывал, чтобы не рубить сук, на котором сидит. А тут вы на мою голову в следопытов решили поиграть.
Я обиженно поджимают губы, пока он прячет меня в автомобиль и дает распоряжения подбежавшему помощнику.
— Что еще? — Стефан останавливается, заметно, что его так и тянет увезти меня, но он терпеливо ждёт ответа.
Он не сводит с меня настороженных глаз.
— А Смоки? — вижу, что не понимает, — Ну, собачка… Я с ней пришла.
— У тебя же, вроде, нет собаки — хмурится он, но отдает приказ заняться и собакой.
— И вот это Игорю нужно отдать, — я снимаю украшения и, чувствуя, как тяжесть камней давит на кисть руки, протягиваю в открытое окно.
Его помощник торопится исполнить и тянется к моей руке. Я в непонятном испуге автоматически отшатываюсь. Стефан грубо отбивает его ладонь и берет сам.
— Еще раз протянешь свою лапу к моей невесте, вырву с плечевым суставом, — негромко предупреждает он, но я все равно слышу и растерянно хлопаю глазами, — Понял, что с этим делать?
Тот напряженно и сдержанно кивает. Стефан вкладывает в руку парня серьги и колье и похлопывает по плечу.
— Свободен, — а сам запрыгивает в автомобиль.
— Куда ты меня везешь?
— Домой, ласточка.
Мне холодно в непрогретой машине, и я кутаюсь шубку, которая уже какая угодно, но не белая. Стефан замечает и делает обогрев на максимум.
Мне столько вопросов хочется задать ему, но я молчу. Просто отключаюсь, как только становится теплее.
***
Прихожу в себя только на парковке в подземном гараже. Наверное, мы находимся в том жилом комплексе, где были в прошлый раз с Олесей.
Сколько же сейчас времени? Три? Четыре часа утра?
Стефан обошел автомобиль и открыл мне дверь.
Мы молча ехали в лифте. Он подошел к знакомой двери, открыл замок и пропустил меня вперед.
Я сбрасываю туфли и прохожу в просторную кухню-гостиную. Горит только верхний свет на барной стойке, а вся комната погружена в полумрак.
— Все еще холодно?
Стефан быстро скользит глазами по моей фигуре. Шуба сейчас выглядит неуместно и нелепо, но другой одежды у меня нет.
— Я сделаю тебе чай.
Он неторопливо подходит к ящикам, плавно достает чайник, насыпает заварку. Время тянется медленно и тягуче, как сироп. Пока кипит вода, он оборачивается, прислонившись поясницей к столешнице, и не сводит с меня глаз. И мне чудится во всем его облике столько недосказанности, что я сдерживаю себя изо всех сил. Его неподвижность обманчива. Я знаю, что он быстр и очень силен, а еще я знаю, что он защитил меня сегодня.
Не в состоянии усидеть на одном месте, начинаю бродить по комнате. Рассматриваю темные сумерки за окном и безлюдный двор. Замечаю свернутый кое-как плед на широком кожаном диване. Две книги на тумбочке. На корешке одной из них: Рик Янси «Ученик монстролога», вторая лежит развернутой. Подхожу и машинально перелистываю страницы.
Меня не напрягает его молчание. Его желания я вижу и так, по тому, как он складывает руки у себя на груди, сцепливая в жесткий замок. Как сводит челюсти и одним движением головы откидывает прядь волос со лба. Он тормозит себя, сдерживает. И это пугает меня.
— Я тебя совсем не знаю, — произношу я дрогнувшим голосом.
— Ты знаешь меня лучше всех, ласточка — напоминает Стефан о нашей переписке.
— Да. Но я не думала, что ты такой.
— Ну, извини, что разочаровал тебя, — Стефан жестко стискивает зубы, шумно выдыхая, — Ты бы хотела, чтобы на моем месте был кто-то другой?
— Нет, я бы этого не хотела, — отвечаю очень тихо одними губами.
Я понимаю, что мне удалось сказать именно то, что он хотел услышать по тому, какое ненасытное пламя разгорается на дне его глаз. Сколько же там разлито жарких обещаний и лихорадочных призывов. Взволнованная, я опускаю голову, чтобы больше не встречаться взглядами. Его тело, как будто каменеет, мышцы, обрисованные темной тканью, становятся четкими и рельефными. Выверенными движениями Стефан наливает чай. Как зачарованная, не отрываясь, смотрю на его руки в закатанной до локтя рубашке, на то, как он размешивает сахар и протягивает мне чашку.
Нерешительно пересекаю гостиную и подхожу к нему. Слышу его медленное и тяжелое дыхание. Забираю чашку, которую мужчина отпускает, только в тот момент, когда наши ладони соприкасаются. Его кожа такая горячая, что я всерьез боюсь обжечься. Меня обволакивает тепло его крепкого тела. Я чувствую запах табака и сандала.
— Я с ума по тебе схожу ласточка, — хрипло произносит Стефан, и в голосе его я слышу мольбу.
Он ведет носом от макушки по щеке к шее, где бьется венка и нежно, почти невесомо гладит ее