который в итоге окажется с ней, будет счастливым сукиным сыном, но это буду не я. Как только она избавится от этого образа меня, который сложился у нее в голове, она будет двигаться дальше и в конце концов выйдет замуж за какую-нибудь рок-звезду или миллиардера.
Но это не значит, что это не будет действовать мне на нервы.
Я бездумно покусываю нижнюю губу, все еще ощущая ее там. Это гребаная пытка. Хотел бы я винить прошлую ночь в том, что был пьян, но я был совершенно трезв. Единственная причина, по которой я вышел на крышу, — это выкурить сигарету после того, как проснулся, чтобы отлить, и мне следовало оставить все как есть. Когда я впервые услышал, как она вылезает из своего мансардного окна, я подумал, что она снова собирается улизнуть. Не похоже, что она может просто так выйти за дверь в три часа ночи. И, честно говоря, когда Мали спала в ее комнате, я задавался вопросом, ради кого она могла тайком уходить. Но вместо этого она поднялась на крышу и лежала там, глядя на звезды.
Я должен был притвориться, что не замечаю ее — вернуться в дом и заставить себя снова уснуть — но когда я в последнее время поступал правильно, когда дело касалось ее? Как и в прошлый раз, меня потянуло к ней, как мотылька на пламя. И, как и в прошлый раз, я ничего не мог с собой поделать.
Теперь я не знаю, что делать дальше.
Воспользовавшись перерывом, я выхожу из гаража и направляюсь в дом в поисках выпивки. Я беру пиво из холодильника и открываю его. Ледяная жидкость освежает, когда скользит по моему горлу. Я прислоняюсь к стойке и подолом рубашки вытираю пот со лба.
— Какого хрена ты делаешь? — Обвиняющим тоном спрашивает Девин.
Мои брови хмурятся. — Делаю перерыв?
— Не это, придурок, — рявкает она. — Ты поцеловал Лейкин? Ты знаешь, что она чувствует к тебе. О чем, черт возьми, ты думал?
Ну и черт. — Я не думал, — признаюсь я со вздохом. — Было поздно, и мы были на крыше, смотрели на звезды, и это просто случилось.
— Какая крыша?
— Крыша дома Лейкин.
Мы стоим совершенно неподвижно, оба выглядим смущенными, пока не раздается щелчок.
Я съеживаюсь, когда выдыхаю. — Ты говорила о вечеринке, не так ли?
Поджав губы, она подходит ко мне и запрыгивает на стойку. — Значит, ты поцеловал ее дважды.
— Да.
Это не ложь. Я поцеловал ее всего дважды. Она просто не знает, что еще мы делали, и я планирую так и оставить. Чем меньше людей знают, тем лучше.
— Итак, она тебе нравится или что-то в этом роде? — Спрашивает Дев, слегка ударяя ногами по шкафу.
Я опускаю голову. — Это не имеет значения. Кэм перерезал бы мне горло только за то, что я так на нее смотрел.
Она хихикает. — Ладно, во-первых, это не ответ. И, во-вторых, ты не знаешь этого наверняка. Он мог бы тебя удивить.
— Он мог бы также сказать мне, что меняет имя на Эдгар и становится буддистом-веганом, но шансы на то, что это произойдет, невелики.
Закатывая глаза, она наклоняется, чтобы подтолкнуть меня плечом. — Я серьезно. Ты бы убил его, если бы он захотел встречаться со мной?
Как законченный лицемер, я поворачиваю голову в сторону сестры. — Тебе лучше, блядь, начать говорить, и немедленно.
Ее руки поднимаются в защиту. — Полегче, Куджо. Это был всего лишь гипотетический вопрос. И ты ответил неправильно, так что забудь, что я что-то сказала.
Видишь? Вот что я имею в виду. Я придурок. Лицемерный кусок дерьма, которому нечего делать рядом с ней, не говоря уже о том, чтобы быть в ее постели. Если Кэм когда-нибудь узнает, что мы сделали, я не буду винить его за то, что он разорвал меня на части и использовал части моего тела в качестве декора на Хэллоуин.
— Ты даже не хочешь попробовать поговорить с ним об этом? — спрашивает Дев через несколько минут.
Я смотрю на нее так, словно она сошла с ума. — Ты хочешь остаться единственным ребенком в семье?
Она хихикает. — Нет, но Лейкин не заслуживает того, чтобы с ней играли, так что, либо будь мужчиной, либо отвали, потому что, если ты причинишь ей боль, я буду вынуждена тебя ударить.
Спрыгнув вниз, она возвращается в свою комнату, но ее слова звучат в моей голове еще долго после того, как она ушла.
Моя надоедливая младшая сестра права — Лейкин не заслуживает того, чтобы с ней играли. Она не заслуживает ничего из того дерьма, через которое я заставил ее пройти в последнее время.
Как я уже сказал, она не в моей лиге.
Солнце уже начинает садиться, когда я добавляю последние мелкие детали к форме доски. Прохладный ветерок дует через открытую дверь гаража, но это не останавливает пот, стекающий с моего лба. Если мне удастся уговорить Марка закрыть магазин серфинга завтра, я, возможно, смогу получить смолу для одной стороны к завтрашнему вечеру.
Отрывая взгляд от доски, я вижу джип Кэма, въезжающий на подъездную дорожку. Он выскакивает, а затем громко хлопает дверью, и моя жизнь начинает проноситься у меня перед глазами.
— У меня есть к тебе разговор, — говорит он, подходя ко мне.
Да, это оно.
Это момент, когда я умру.
Думаю, все в порядке. Не совсем так, как я себе представлял, но я прожил довольно приличную жизнь. Хотел бы я, чтобы мне исполнился двадцать один год, но это то, что есть.
Я откладываю шлифовальный круг, чтобы инстинктивно не пытаться защититься, и высоко держу голову. Что бы он ни собирался со мной сделать, я это заслуживаю.
Но когда Кэм подходит достаточно близко, все, что он делает, это вручает мне расписание игр на следующую неделю и список того, что нам нужно потренировать до этого.
Это из-за хоккея?
— Мог бы предупредить меня, что ты собираешься пропустить тренировку, — рычит он. — Тренер заставил нас всех кататься на коньках до потери сознания. Сказал, что в последнее время мы недостаточно усердно работали. И твоей заднице пришлось пропустить это.
О, слава Богу.
Я был уверен, что я живой мертвец.
— Черт, извини, — говорю я ему. — Работал над этим весь день. Думаю, я просто отключился. Хотя я не жалею, что пропустил тренировку, потому что это звучит жестко.
Он бросает мне средний палец. — Мудак.
Я смотрю, как он подходит к доске, осматривая ее так, как это сделал бы только опытный серфер. Он присаживается на корточки, чтобы посмотреть на тонкий изгиб, и проводит по нему рукой.
— Она будет охренительной.
На моем лице