Древности в Хотане действительно иссякли. За два месяца, кроме двух-трех осколков, да кроме десятка фальшивых вещей, ничего не принесли. Само занятие кладоискательства выродилось. И рассказы отдают старыми сообщениями, уже описанными Аурелом Стейном.[193] Яткан, то есть место старого Хотана, действительно заселено мирными сартами и покрыто мусульманскими кладбищами. Так же как итальянские антиквары цитируют анекдоты про Бодэ, так же и здесь уже механически твердят про сэра Маршалла[194] или про Аурела Стейна. В обиходе домашнем не сохранилось старинных предметов. Жизнь застыла, как бывает перед волной новых построений.
Почему-то Хотан все-таки считается торговым центром Китайского Туркестана? Не видим нерва этой торговли. Живем на большом пути, разветвляющемся на Аксу, Куча и Дуньхуан – в провинцию Ганьсу,[195] в глубь Китая. Но редко звенят колокольчики верблюдов. Редко окликают ослов. Таким шагом торговые дела, торговые успехи не создаются. Ковровое дело очень упало – условно и безжизненно. Собственно хотанские узоры совершенно выродились. Торговля нефритом пропала. И еще одна особенность, указанная древними авторами, исчезла. Исчезло пение, заменившись неистовыми выкриками. В сравнении с таким пением – пение ладакцев полно и ритма и свежести. Если люди перестают петь – значит, они очень подавлены.
Дико подумать, что это тот самый Хотан, которому Фа Сянь в IV веке нашей эры посвящал восторженный отзыв: «Это страна счастливо благоденствует. Народ богат. Они все буддисты и находят радость в музыке. Здесь более десяти тысяч общинников, и почти все принадлежат к махаяне. Все они живут и питаются от общины. Селения раскинуты на большом пространстве, и перед дверью каждого дома воздвигнута небольшая пагода (субурган). Все очень гостеприимны и снабжают гостей всем необходимым. Правитель страны поместил нас в Гомати, принадлежащем к махаяне. При ударах в гонг все общинники собираются к трапезе. Все садятся в согласном порядке и хранят молчание, не стучат посудою… Часть из нас отправилась на Кашгар…»
До чего может меняться действительность! Очевидность не может сравнить современный Хотан с его бывшим. Так же как современная Аппиева дорога или дорога на Остию[196] не ведут к настоящему римскому Риму.
Жаль, что не ездил Фа Сянь дальше Кашгара по теперешнему Русскому Туркестану. Ведь там везде, и даже в Персии, имеются следы буддизма, еще совсем не открытые. А Бухара есть не что иное, как вихара, испорченное название буддийского монастыря. Юрий удачно в Париже раскрыл эту филологическую трансформацию, и Пеллио[197] вполне согласился с ним. Памир, Афганистан, Персия, всюду следы тех расцветов культуры, когда, как говорят хроники: «Искусство было несравненно и произведение творчества и книга были лучшим подарком».
Сун видел сон. Мы трое – я, Е. И. и Юрий – зарубили саблями Яня-дуту. Сун прибежал, рассказывает и смеется: «Очень хороший сон, теперь вся победа будет ваша, а дуту будет плохо». Цай Хань-чен переводит этот сон и тоже широко ухмыляется от удовольствия, что хоть во сне их дуту пришлось плохо. Сун углубляет значение сна: «Если дуту худо обошелся с великими гостями, будет ему плохо и не жить ему». Так в далеком Хотане пишется приговор урумчинскому дуту: «Более года не проживет». Говорим сарту об этом решении. Тот смеется: «Вы уже сместили Керим-бека, видно и с дуту ваша правда будет». Хоть дуту и смеется над пекинским правительством, но сам он сидит в горниле ненависти. Кто же сядет вместо него? Хотанский грабитель Ма? Или Аксу? Или один из Кульджи со своими маньчжурами? Любая предприимчивая дружина может легко забрать Синьцзян.
Ходят странники, приносят новые вести. В Урге будет отведено место под храм Шамбалы. «Когда изображение Ригден-Джапо достигнет Урги, тогда вспыхнет первый свет нового века – истины. Тогда начнется истинная свобода Монголии». Задумана картина «Приказ Ригден-Джапо».
В Куче на базарах недавно два пришлых ламы раздавали изображения и молитву Шамбалы. Здесь же приютились ячейки возрождающегося буддизма.
Знаменитый субурган около Хотана должен быть местом одного из проявлений нового века. Хотан – путь Будды. Бурхан-Булат – подле Хотана. Заложены магниты путей. «Так же верно, как под камнем Гума лежит пророчество о новом веке».
Серия «Майтрейя» сложилась из семи частей:
1) «Шамбала идет»;
2) «Конь счастья»;
З) «Твердыни стен»;
4) «Знамя грядущего»;
5) «Мощь пещер»;
6) «Шепоты пустыни»;
7) «Майтрейя Победитель».
1 декабря 1925 г.
Нельзя себе представить более разительный контраст, нежели тона Гималаев и Ладака сравнительно с пустыней. Иногда кажется, что глаза пропали, засорились. Где же эти кристаллы пурпура, синевы и прозелени? Где же насыщенность желто-пламенных и ало-багровых красок? Повсюду седая, пыльная кладовая! Всепроникающая труха времени, режущая кожу, как стекло, и разъедающая ткань. Глаз так привык к бестонности, что, не захватывая цвет, скользит, как в пустоте. Так же незаметно поднимается песчаный буран, и наш черный Тумбал становится серо-мохнатым. Иногда бывают хороши звезды. Очень редко напоминает о горном очаровании слабо-голубая гряда Куэнь-Лунл. Вопят на свою судьбу ослы, и стонет домодельный привод молотилки. Отвратительны гигантские зобы у населения. Одни говорят: «От воды». Другие: «Уж такая порода». Размеры зоба должны пагубно влиять на нервы и психологию сознания. Начались морозы. Вода в арыках покрылась льдом.
Лама говорит, что один очень ученый буддист в Ладаке хотел иметь ученое рассуждение с Юрием о буддизме. Тогда лама побоялся устроить этот диспут. Он говорит: «Я боялся, может ли сын ваш говорить об основах учения. Теперь много иностранцев, которые н называют себя буддистами, но ничего не знают и судят по неверным книгам и толкованиям. Теперь очень много таких лживых буддистов. Но сейчас я жалею, что не устроил это рассуждение в Ладаке. Ведь ваш сын, он все знает! Он знает больше многих ученых лам. Вот я вам задавал разные вопросы незаметно и постепенно, и вы все мне разъяснили. Жаль, что в Ладаке мы не побеседовали. Вот я ездил с большим ученым П. Ему я задавал разные вопросы, но он не ответил на них, а только сердился. Потому, что не знает, как ответить».
Лама очень хотел бы повидать хазарейцев – монгольское племя, оставшееся после нашествия в Афганистане.
1 января 1926 г.
Ламы часто повторяют слова Будды: «Лампада, перед тем чтобы погаснуть, начинает чадить».
Вместо возможности тихо уехать из-под десницы даотая – новые оскорбления и бессмысленные неприятности. Вещи уже уложены. Верблюды готовы. Мы чувствуем радость покинуть опасный Хотан. Но первого января рано утром приезжает вестник даотая и конфузливо заявляет: «Г. даотай назначает вам ехать на Дуньхуан, а не на Кашгар». Мы говорим: «У нас отобрано все оружие, ехать пустыней без оружия нельзя. Не только ни одна экспедиция, но каждый купец, идущий через пустыню, имеет при себе оружие. Кроме того, нам присланы деньги на Кашгар. Кроме того, наши сотрудники американцы едут на Урумчи. И, в-четвертых, сам даотай только что согласился на наш выезд на Кашгар».
Посланный улыбается: «Все это верно, но г. даотай прислал меня сказать, чтобы вы ехали через пески на Дуньхуан».
«Но ведь туда трудно ехать! Но ведь сам даотай сказал, что в провинции Ганьсу – разбойники!»
«Совершенно верно, но г. даотай изменил свое решение и указывает вам путь через пустыню в Дуньхуан».
«Значит, мы не можем осмотреть ни Яркенда, ни Кашгара, ни Аксу, ни Кучи? Ведь все эти распоряжения китайских властей наносят оскорбление Соединенным Штатам!»