— Стой! — окликает он меня, — Да стой же ты!
Останавливаюсь нехотя. Не он первый, не он последний… это игра не в одни ворота, и многие торгованы пытаются вешать мне лапшу на уши, втюхивая всякий хлам в стиле цыганского НЛП.
— Погодь, — он разглаживает усы и подходит, за рукав подтягивая к своему прилавку, — мине Михаилом зовут! А ты тот парнишка, што книжки вот так вот — фыр-р! Пролистал, и на всех языках понимаешь?
— Не на всех, но если фыр-р, — чуть улыбаюсь, но без ехидцы — так, чтобы показать, будто оценил удачную метафору, — то наверное я!
— Ага, — кивает тот, — вот и познакомилися! А ты ето… с часами также могёшь?
— Не настолько, — признаюсь ему, будто сожалеючи, — починить или вовсе собрать могу, но на часового мастера не тяну.
— Ага, — озадачивается тот, — собрать могёшь, но не мастер? Ет как?
— Опыта мало. Сделать могу всё тоже самое, просто дольше буду возиться.
— А-а… — выдыхает новый знакомец, а я гляжу, что и остальные торговцы прислушиваются к нашему разговору, — во оно што! Так ето… правда хлам?
— Ну да, — я почти не вру. Часы поломаны, и чёрт его знает, какой они фирмы, но видно — не халтура! Были.
— Ага, — картуз сдвигается на затылок, — а ты ето… поглядеть могёшь?
— За такой погляд деньги берут! — скалю зубы, ничуть не стесняясь своего дворянства.
— А ето… может, часики и возьмёшь? Подешевше?
… торгуемся мы недолго, но интересно и образно, а точнее, образно — это я, а Михаил всё больше связками слов пользуется. Наконец, приходим к соглашению, что часы стоят не больше полутора рублей, после чего я трачу примерно с полчаса на проглядку как тикающего, так и безнадёжно мёртвого часового хлама, вынося свои вердикты по каждому случаю.
«Кажется, новый приработок у меня появится раньше, чем я предполагал!» — мелькает весёлая мысль.
Для подарке младшей получасом позже купил очень хороший бронзовый корпус вовсе без начинки, отдав «за красоту» полтину. Не жалко! Даже странно немного, что такое ювелирное мастерство исполнено всего лишь в бронзе. Или это ученическая работа будущего мастера? Возможно…
— Вор! Вор! Держи вора! — взвился над толпой пронзительный бабий крик, поднимая в небо голубей. Бывает… таких криков здесь — сотни на день. Крики начали удаляться куда-то, а потом, судя истошному женскому вою и проклятиям, воришка сумел-таки удрать свой со своей добычей.
— Вот он! — раздалось очень близко и очень пискляво, — Вот!
… и на моё плечо опустилась рука городового, сжав его до синяков, до багровых кровоподтёков.
— Вот тот самый мальчик, который дедушку спас, когда мы под трамвай попали! — на меня налетела девочка, за которой едва поспевала худощавая миловидная женщина чуть за тридцать, — Я Лиза! Лиза Молчанова!
— Кхе! — басовито кашлянул полицейский, отпуская плечо и движением ладони как бы разглаживая смятую одежду.
— Барышни… — как бы извиняясь сказал он, — Завсегда с ними так!
Глава 9
Среда обитания
Обстучав ещё раз калоши от грязи, открываю чуть слышно скрипнувшую дверь и скидываю на руки выскочившей из кухни Глафире влажное от воды пальтецо, покрытое мелкими капельками дождя.
— Сам сниму! — останавливаю служанку, вздумавшую было помочь мне с обувью, и весьма ловко стягиваю калоши, уперевшись пятка о пятку.
— Неважнецкая погода, — сообщаю вышедшей из комнаты Любе, уже почти одевшейся в гимназию, — прямо даже скажу — дрянь погода! Дождь мелкий, колючий, злой! А ветер! Ей-ей, кажется, будто бы со всех сторон и чуть ли не снизу! Выйти не успеешь, как полную пригоршню воды и всякого сора в лицо получишь!
— Я из окна видела, — чуть помедлив, кивнула сестра.
— Из окна не то! — возражаю энергично, окончательно расправляясь с калошами, которые Глафира тотчас забирает мыть, — На простор выйдешь, вот где ветрам раздолье!
— Замёрз? — поинтересовалась она. За последние пару месяцев мои отношения с сёстрами не то чтобы стали родственными, но несколько наладились.
— Не особо, — мотаю головой и снимаю ботинки, — оделся по погоде, да и вообще, быстро хожу. Просто — противно. Накиньте плащи поверх пальто, что ли… Не то к гимназии пока дойдёте, выглядеть будете как хуторянки чухонские.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Чёрт его знает, почему в Москве это выражение обозначает высшую степень замарашистости! Видел я здесь чухонок — бабы как бабы… ничуть не замарашистее наших.
С позиции человека из двадцать первого века это не толерантно, грубо и оскорбительно, но… мера вынужденная. Мимикрирую. Мои манеры, речь и даже письмо заметно выделяются на фоне окружающих, не помогает даже то, что частично я тоже «хроноабориген».
Чтобы не быть вовсе уж белой вороной, вставляю такие вот ма-асковские словечки и поговорки. Выходит, если честно, так себе, да и противненько бывает, откровенно говоря. Вроде как предаю… не идеалы, но какую-то часть себя.
Однако же, памятуя о Революции и сопутствующем «веселье», продолжаю тренироваться в мимикрии и театральном мастерстве. Очень сомневаюсь, что всё пройдёт гладко, а в такие вот времена недостаток лицедейского мастерства и инаковость может закончиться не гнилыми помидорами и уходом из зала зрителей, а расстрельной стенкой и ножом в спину.
— К обеду должно распогодиться, — робко произносит Глафира, — бабы на рынке говорили.
— Ах, бабы… — произносит Люба, вздёргивая насмешливо бровь, и служанка тушуется. Не сказать, что девочки её как-то третируют или обижают, но пробуют иногда «за зубок», проверяя свою власть. А это не нагловатая Фрося…
— Не Левачёва? — в отличие от сестры, я несколько лучше разбираюсь в оттенках «Одна баба сказала» и умею вычленять факты от слухов.
— Она, — закивала Глафира, держа калоши чуть на отлёте.
— А… — и поясняю сёстрам, — у неё муж несколько лет назад на стройке упал. Ломаный переломанный! Зато погоду предсказывает теперь лучше учёного метеоролога!
Нина, высунувшаяся из-под руки сестры, хмыкнула сомнительности моих знакомств и познаний, но промолчала. Ну что сказать… работает дрессура!
Сперва — учебники, но этот жест оценил только отец и в меньшей степени Люба. Потом — часики… и до сестричек дошло, что их никчёмный брат может стать подателем благ… а может и не стать!
Попытка «продавить» меня и усесться на шею закончилась вхолостую, после чего последовали почти неощутимые ответные санкции. В настоящее время мы не то чтобы пали друг к другу в родственные объятия, но со стороны наши отношения кажутся почти нормальными. Н-да… иногда санкции действительно на пользу!
Проводив сестёр, начал разбираться с сегодняшним заработком. Не густо… Пара книжек для «дополнительного чтения» Нине, немного часового хлама и чуть больше рубля чистого заработка.
Впрочем, грех жаловаться! День на день не приходится, к началу октября я сумел отложить чуть больше ста рублей в несколько тайников.
С учётом того, что я «прилично» оделся и обулся, два раза давал Глафире на хозяйство по десять рублей в присутствии отца и сестёр, и приобрёл «джентльменский набор» уважающего себя мальчишки, состоящий из нескольких перочинных ножиков, луп и бинокля, дела обстоят более чем хорошо!
Не хватает только ружья «Монтекристо»[28], мечты любого мальчишки, хоть раз видевшего это чудо, но я в некоторых сомнениях, стоит ли его вообще покупать?
Купить-то я его могу, но… а где стрелять? Дачи и имения у нас нет, живём в самом центре Москвы, и хотя считается, что «Монтекристо» стреляет тихо, а полицейские с дворниками за это озорство не гоняют, но европеец внутри меня протестует такому варварству. В общем, не знаю пока, но наверное, всё-таки нет!
Книжный мой бизнес по естественным причинам несколько забуксовал в начале сентября. Оказывается, значительную часть иноязычного хлама я перевёл ещё летом, после чего поток не высох окончательно, но стал заметно скуднее.
Однако же с возвращением дачников стали появляться заказы с переводами. Пока немного, но зато без осечек и фальстартов, так что если смотреть в целом, я скорее выиграл. Работа с переводами чуть сложней, но зато и денежней. Да и знакомства в определённых кругах не могут не радовать!