– Сволочь узкоглазая, – с чувством прокомментировал случившееся второй пилот.
Поляков согласно хмыкнул, усилием воли заставил себя разжать пальцы на штурвале и сделал в сторону китайца неприличный жест. Понимал, разумеется, что в любой момент все может начаться по новой, однако эмоции требовали хоть какого-то выхода.
Дверь с лязгом распахнулась.
– Что происходит?
Еще несколько слов на великом и могучем мозг привычно отфильтровал. Равно как и вид разъяренного полковника не вызвал какого-то стресса. Единственно, между делом Поляков отметил, что визитер стоит изрядно скособочившись, видимо, приложило во время маневра качественно, однако сейчас это не играло ни малейшей роли.
– Атакованы китайским истребителем. Идите в салон, пристегнитесь сами и прикажите остальным затянуть ремни потуже. Боюсь, веселье только начинается.
Повторять не потребовалось. Вот что-что, а соображать Полтавец умел быстро. В считанные секунда переместился назад в салон, и командирский рык прокатился по нему, словно рев разъяренного мамонта по пещере. Только наскальных рисунков не хватает, хотя, к слову, китайские иероглифы на всем подряд вполне могли их заменить. Но Сергею было не до размышлений об извращениях китайского алфавита. Куда больше его сейчас заботил истребитель, завершивший, наконец, разворот и снова заходящий в атаку.
Китайского летчика Сергей откровенно не понимал. И дело тут было не в причинах атаки. Можно не сомневаться, он ее провел, лишь получив соответствующий приказ, китайцы народ дисциплинированный. Но почему он стрелял из пушки? Выпустить ракету проще и быстрее, чем сближаться, а потом еще и целиться. Особенно учитывая, что боекомплект не так и велик. Поляков не слишком хорошо знал китайскую технику, но, к примеру, у отечественных Су-27 на ствол было что-то около ста пятидесяти снарядов. А ведь это куда более совершенный самолет. У этого наверняка цифры того же порядка. Для долгого боя однозначно маловато.
Однако китаец вновь не выпустил ракет, а повторил заход, на сей раз точно в хвост их самолету. Поляков мысленно выругался и резко повел самолет вниз, одновременно сбрасывая скорость. И, как ни странно, это сработало.
Пытаться уйти на безоружном пассажирском самолете от истребителя – занятие неблагодарное. И все же одно преимущество у него есть. Истребитель много быстроходней, но зато винтовой самолет способен буквально красться в воздухе, а машине, для которой сверхзвук – норма жизни, это куда тяжелее. Заходящий в атаку китайский самолет «проскочил» мимо своего более тихоходного оппонента, впустую разрубив снарядами воздух, а когда развернулся для следующей атаки, тот уже шел совсем низко, менее чем в сотне метров над землей. Для маневренного боя высота не только сложная, но и смертельно опасная. Чуть промахнешься – крыльями все елки пересчитаешь. И все же истребитель начал заходить в атаку в третий раз.
Уклониться не было даже тени шанса. И когда самолет затрясся, отчаянно замигали на пульте сигналы, о назначении большей части из которых Сергей даже не догадывался, до него с кристальной ясностью дошло: всё, конец. Снаряды проделали в правом крыле несколько внушительных пробоин, разворотили оба двигателя. И почти сразу за самолетом потянулся дымный хвост.
Сама по себе потеря двух моторов для такого самолета еще не конец. Особенно учитывая, что груз на борту он нес минимальный. На двух уцелевших можно улететь достаточно далеко, вот только при единственном условии – запасе по высоте. А сейчас они шли, можно сказать, на бреющем полете. И все, что смог сделать Поляков, это направить его на первое относительно ровное место, которое рассмотрел. В качестве такового выступило перепаханное поле у притулившейся в лесу простецкого вида деревни. Именно на него самолет и плюхнулся, вспахав несколько десятков метров грунта, и встал, зарывшись в очень пристойного качества чернозем. На развороченном крыле медленно разгорался пожар, но Сергей ничего этого уже не видел. От удара сознание покинуло тело, рыбкой выпрыгнув наружу и умчавшись куда-то прочь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
То же место. То же время
Откровенно говоря, Дина решила, что все, амба. Уже не в первый раз за последнее время решила. Однако вся жизнь перед глазами не промчалась – процесс даже не начался. Не успел. Хотя тот факт, что штаны после посадки остались сухими, был для Дины удивителен сам по себе.
Наверное, так получилось потому, что все произошло очень быстро. Вначале маневры, абсолютно непонятные, потом хлоп – и сели. Времени даже на испуг не осталось, а потом все закрутилось – вылезали сами, спасали раненых…
Откровенно говоря, сели они очень неплохо. Самолет пропахал изрядную борозду в поле, судя по валяющимся вокруг пропущенным при уборке клубням, картофельном. Однако фюзеляж не рассыпался, а поврежденные двигатели горели не слишком ярко и скоро вообще бросили это глупое занятие – сработала система пожаротушения. В общем, для Дины посадка обошлась лишь болевыми ощущениями в животе – жесткий ремень, пристегивающий ее к креслу, резанул, как ножом, и девушка пару секунд не открывала глаза, боясь увидеть свои кишки на впереди стоящем кресле. Но – обошлось.
Больше всего при посадке досталось пилотам, которые, собственно говоря, всех и спасли. Но если остальные находились в салоне, то эти парни сидели впереди, практически ничем не защищенные. Остекление кабины разнесло вдребезги, куски металла и комья земли тоже внесли свою лепту. Второй пилот теперь лежал, забинтованный, как мумия, хотя жизни его ничего не угрожало – поверхностные, пускай и многочисленные, порезы. А вот первый, когда его без сознания вытащили из развороченной кабины, предварительно выломав изрядный кусок перекрученного алюминия, загораживающий путь, выглядел куда хуже. Крови потерял изрядно, да и стукнуло его хорошо. Теперь на всю оставшуюся жизнь будет обречен щеголять шрамами на пол-лица. Судя по глубине порезов, свести их просто так не получится. Хотя тоже ничего смертельного, а главное, уцелели глаза, что при такой посадке уже само по себе маленькое чудо.
Пару раз над ними прошел вражеский истребитель, но не стрелял. Почему? Возможно, у него не было такого приказа или же сыграл вопрос гуманизма… Хотя какой там гуманизм – военный летчик, тем более китайский, гуманизм к целям ощущает примерно как работник скотобойни к свиньям. И это не потому, что он сволочь – просто защитная реакция организма. Один из солдат, работающий рядом, цинично заявил, что он просто расстрелял боезапас к пушке, еще когда они были в воздухе, а из подвешенных под крыльями ракет не было предназначенных для работы по наземным целям. Как ни обидно признавать, но это больше походило на истину.
Они уже заканчивали, когда появились местные. Как ни странно, не китайцы. И обликом, и разговором – речь звучала исключительно русская. Как выяснилось, самолет успел перемахнуть через границу. Недалеко, правда, но здесь однозначно была русская земля. Это радовало…
Местные оказались не только любопытными, но и жутко деловыми. Во-первых, быстро прояснили, что самолет можно считать ничейным, и возрадовались. Хотя бы потому, что разбившийся самолет – это больше тридцати тонн цветмета. Который сейчас ой как недешев! Ну а во-вторых, они моментально организовали транспорт. Правда, выяснив сначала, что тут все же свои. На китайцев они посматривали без особого энтузиазма, но и отказывать женщинам и детям в погрузке на машины тоже не стали. И не прошло и часа, как доставили жертв авиакатастрофы в довольно большое село, где выделили им под размещение здание школы. «А дети не обидятся от пары дней каникул, правда-правда».
В кои-то веки у Дины свалился камень с души. Ранеными занялись квалифицированные врачи – здесь имелась неплохая поликлиника. И, как заверил хирург, до нормальной городской больницы, где ему сделают полноценную операцию, Полански точно дотянет! Пока же всех раненых и покалеченных разместили в больнице – стерильные простыни и квалифицированные медсестры, по мнению врачей, были куда полезнее раненым, чем кое-как огороженный угол спортзала с уложенными для удобства спортивными матами. И оспорить это утверждение было сложно.