Через десять минут Мартино остановился перед портиком Вестминстерского дворца. Берега не было видно. Вода длинными коричневыми языками лизала подножие пандуса.
— Если дождь продолжится, цыганам придется уехать, — промолвила колдунья.
— Они привыкли к скитаниям! — бросил Мартино. — Их ведь называют бродячим племенем, не так ли?
Она сурово и с печалью глянула на колдуна. Мартино, явно довольный остротой, наложил новый слой чудесного снадобья на лоб.
— Если мазь кончится, отправляйтесь в аптекарий университета и попросите касторий.
— Касторий? Никогда не слыхал о таком…
— Бабушкино лекарство. Нет ничего лучше, чем бобровое дерьмо для лечения всяких бобо. Чао, Мартино.
Он еще с отвращением смотрел на тюбик, когда Роберта, сложив зонтик, исчезла под портиком бывшего Вестминстерского дворца. Над Историческим кварталом был натянут гигантский тент, превратив самое низкое место Базеля в самое сухое.
Руль аэростата косо торчал из земли. Лента ограничивала болотистую зону, и ее обегала деревянная дорожка, ведущая к Малой Праге. Роберта двинулась по ней, запачкав подол платья и не обращая внимания на базельцев-зевак, стоявших на карнизе и смотревших на место бойни.
Колдунья направилась прямо к единственному обитаемому дому и вытерла ноги о порожек. Серая пыль, лежавшая на всех улицах, превратилась в липкие лепешки. Они липли к подошвам, словно пружинящая патока. Входная дверь не была заперта. Она толкнула ее, не постучав.
Она долгие годы не навещала Барнабита. Но увидела все ту же перекошенную лачугу с изъеденными проказой стенами, издававшими неприятный запах влаги. Но в ее воспоминаниях коридор был не так высок и узок.
Из подвала доносился шум. Роберта оставила зонтик у входа. Колбы и перегонные кубы загромождали ступеньки, ведущие в подполье. Там же лежали стопки книг, укрытые густой паутиной.
Роберта бесшумно спустилась в логово алхимика. В подвале стояли столы и сундуки, а на них громоздились инструменты, банки и гримуары. В углу урчала печь. От нее тянулся ползучий зеленоватый туман. Из печи торчала медная трубка, тянувшаяся к отдушине, выходившей в сад.
Гектор Барнабит стоял, согнувшись над столом. Он напевал, набирая ингредиенты, лежавшие перед ним, и смешивал, вызывая веселые разноцветные всполохи.
— Солнце отмечает золото, ртуть — Меркурий. То, что Сатурн по отношению к свинцу, то Венера — к бронзе, Луна — к серебру, Юпитер — к олову, а лицом Марса является железо.
Роберта узнала древнюю балладу трансмутации металлов… Неужели он работал над немыслимым проектом философского камня? Крохотный человечек с необъятными знаниями, скукожившийся от общения с книгами, был средоточием маниакальных идей, уже убивших немало исследователей. И все же он не вызывал отвращения у колдуньи — она невероятно жалела его.
Когда алхимик был свободен от обязанностей библиотекаря в Колледже колдуний, он препарировал тритонов, смешивал серу и алькаест, разрабатывал долгосрочные методы предсказания погоды или возился с обычными булыжниками, отыскивая в них следы легендарных камней вроде горминода или молохита, которым приписывались тысячи способностей от наложения чар до бессмертия.
Образцами его жизни были Роберт Бойл, Эдуард Келли, Ласкарис, Сандивогиус, Сет, Фламель, Пайкхул. Он рыскал в их трудах. Извлек на свет божий запретные тайны, испробовал заклятия и чары, а Дьявола вызывал чаще Ла Вуазен. Отвечал ли ему Рогатый? Роберта не знала этого. Быть может, он явился только один раз, подумала Роберта. И его вызов не был напрасным. В одном она была уверена — он жил черной магией, и черная магия должна была его убить.
— Посмотрим, посмотрим, крошка-фосфор, достоин ли ты печи, — припевал старик Гектор.
В склепе вспыхнул белый свет. Явно удовлетворенный результатами опыта Барнабит яростно толок в ступке вещество, которое оставляло на глинобитном полу длинные молочно-белые волокна. Роберта узнала запах фосфорной кислоты и поднялась на несколько ступенек выше, чтобы не вдыхать отраву. Неужели он так свыкся с токсичными парами, что уже не ощущал их воздействия?
Гектор высыпал содержимое ступки в печь. Как только он поставил ее на стол, Роберта кашлянула. Алхимик обернулся, увидел ее и побледнел.
— Милостивый пан! — Что на пражском означало «Господи»! — Кузина! Безусловно, моя дверь всегда для тебя открыта. Но ты застала меня в разгар герметических манипуляций!
Такова была цель, старый ведьмак, подумала Моргенстерн, пытаясь изобразить на лице приветливое выражение.
Она с первого взгляда поняла, что Барнабит работал как оглашенный. Состояние его кожи указывало на то, что он принимал участие в каком-то проекте. Когда она выглядела грязной и больной, алхимик с остервенением искал что-то. И тогда лицо его покрывалось прыщами. Но голема нигде не было. Единственными следами глины в этом грязном хаосе были те, что принесла она сама с пустоши.
Барнабит обратил внимание на ее инквизиторский взгляд и вынудил кузину подняться наверх. Он запер дверь подвала огромным ключом, который засунул в карман. Потом повел ее в маленькую кухоньку с серыми окнами, выходившими в сад.
— Какова причина твоего визита? Святой Вацлав! К далекому родичу не приходят раз в тридцать лет, чтобы отведать чашку пунша.. Кстати, хочешь пунша? Я его изготовил.
— Почему бы и нет, дорогой кузен?
Пока он доставал стаканы и бутылку, Роберта рукавом протерла грязное стекло, чтобы выглянуть наружу. Настоящая стена сирени и жасмина делила сад пополам. Из погреба тянулась медная труба, проходила под кустарником и направлялась к обсерватории, чей серо-зеленый купол поблескивал под дождем.
Барнабит жил в пражском доме алхимика Куртиуса, в том самом, где нашел приют великий астроном Тихо Браге, когда невежественный властитель, не могущий поверить, что звезды поют, изгнал его из Ураниборга.
— Все еще используете обсерваторию? — спросила она, беря стакан — такой же грязный, как и оконные стекла.
Она так никогда и не осмелилась обратиться к нему на «ты».
— В такую погоду? Издеваешься.
Он распахнул окно, принюхался к воздуху, наполненному нежными ароматами, еплюнул на улицу и закрыл створку.
— Теперь вы занимаетесь фосфором?
— То, что я делаю в погребе, касается только меня, — сухо прервал ее алхимик. — Но это занимает все мое время. Поэтому попрошу тебя быть покороче.
— Конечно. — Она поставила стакан, взяла стул, но, услышав его скрип, сесть не решилась. — Несмотря на ваше вольное отшельничество, вы, безусловно, слышали о Туманном Бароне?
— Да. И что?
— Я спросила себя, не имеет ли он отношения к нашему дорогому Рихтгаузену, чьи труды, если не ошибаюсь, вы добросовестно изучали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});