— Жалко?! — у Нолли даже подбородок задрожал от злости, — а почему я должна ее жалеть, если она на моих глазах растерзала нашу мать?! Мне было семь лет, но я всё помню! Ты же знаешь, ты сам это видел!..
— Ах, вот оно что…
Я не поверил своим глазам: Ольвин подошел и тихо погладил ее по волосам. От его прикосновения Нолли вздрогнула, упала к ему в ноги, уткнулась лицом в его колени и затряслась от рыданий.
— Я не могла так больше жить, Ольвин! Я же гордая! Я Оорл! Но я же только слабая женщина, а они все: муж, отец, король… — что хотят, то с тобой и делают! А я не кукла!
— Успокойся, — сказал он ей, — я не отдам тебя ни королю, ни отцу, ни графу. Тебя никто больше не обидит.
Я не был настроен так великодушно, моя Изольда, моя тигрица умирала в соседней комнате из-за этой жестокой девочки, и никаких оправданий для нее я не видел.
— Послушай, — сказал я хмуро, — может, я чего-то не понимаю…
— Ты не понимаешь, — перебил он меня.
— Если Изольда умрет, я эту девчонку придушу на месте, так и знай.
Он посмотрел не с угрозой, хотя вполне мог бы послать меня за три версты, а как-то печально, даже умоляюще.
— Не надо, Мартин. Не трогай ее. Если я хоть что-то для тебя значу…
— Ну, знаешь!..
****************************************************************
*******************************
Изольда пришла в себя только под утро. У ее постели в это время дежурила Даная. Она спустилась ко мне на кухню, где я обреченно сидел на полу, и сказала, что меня зовут.
— Меня? Ты не ошиблась?
— Если ты Энди Йорк, — улыбнулась Даная, улыбка у нее была ангельская.
Я вошел к Изольде осторожно, не дыша, как в святая святых! Она лежала на широких подушках, бледная, беспомощная, с провалившимися горящими глазами, руки комкали край одеяла.
Мы молча смотрели друг на друга. Потом она встала, сделала босиком несколько неуверенных шагов по полу и остановилась, ухватившись за спинку стула. У нее кружилась голова. Я кинулся поддержать ее и увидел перед собой белую тигрицу!
Это случилось почти мгновенно, легко, как по волшебству. Я даже не успел удивиться. Моя тигрица стояла передо мной и смотрела на меня горящими зелеными глазами. Они всё-таки соединились: женщина и кошка, лесная дикарка и домохозяйка, гордыня и смирение, ярость и доброта. Невозможное, это всё-таки произошло. Не через любовь, нет. Через смерть.
Мне осталось только упасть на колени и обнять ее сильную гибкую шею. Она лизала мое лицо, шею, ладони, потом обнимала гибкими руками, прижималась своим хрупким телом и целовала в губы. Я опять не заметил, когда она превратилась в женщину…
— Я всё вспомнила, Энди! Прости меня… ты мой, ты любишь меня, я знаю! Я больше никому тебя не отдам! — моя тигрица заговорила! — Энди Йорк мой! Я люблю его! Мой, мой, мой…
Лучше бы было этого не слышать. Потому что было поздно. Нас расшвыряло как два перышка еще вчера, под окнами замка, и я уже отбил кулаки об землю. Я уже проклял свое бессилие и беспомощность, и петля на моей шее уже затянулась.
В дверь постучали.
— Кто там еще? — спросила она недовольно.
Вошли Нарцисс и Ольвин.
— Пора ехать, — сказал Нарцисс, — скоро похороны.
— Какие похороны? — удивилась Изольда, — Ольвин, что случилось?
— Я убил отца, — спокойно сказал он, — надо возвращаться в замок.
Руки у Изольды сразу похолодели и опустились.
Обратно ехали уже впятером. Сестры возвращались к себе домой. Обе были в черном.
Даная осталась дома. Ольвин прощался с ней слишком долго, как будто навсегда. Из-за этого мы никак не могли уехать. Он поворачивался, она его окликала, он уходил, она его догоняла, она сама не знала, чего хочет. В конце концов, терпенье у него кончилось, он поцеловал ее так крепко и отчаянно, что она долго еще потом окаменевшая стояла на дороге и глотала слезы.
Барона Оорла похоронили на фамильном кладбище. После поминок Нарцисс велел готовиться к отъезду.
— Нас тут, кажется, не желают видеть! — усмехнулся он, переодеваясь в дорожный костюм, — ну, чего ты ждешь? Собирайся!
"Собирайся" прозвучало как приказ. Если я и принадлежал кому-то, то не белой тигрице, а королю Лесовии Эриху Третьему. Он подарил мне один день свободы, но на этом его великодушие и кончалось. Я должен был любить его, развлекать его, восхищаться им, воспевать его и повсюду за ним следовать.
— Мне нужно проститься с Ольвином.
— Опять?!
— Да это три минуты!
— Он слишком много себе позволяет! Я сношу все его выходки только из-за тебя, Энди. Но, по-моему, он этого не ценит. Ты ему сто лет не нужен, помяни мое слово. Ему нужны его сестры и эта красавица, дочь башмачника… Не ходи к нему!
Я встал.
— Не ходи!
Я подошел к двери.
— Не ходи, я сказал!
Я спиной чувствовал, как закипает в нем гнев, я держался за холодную, гладкую ручку двери и никак не мог потянуть ее на себя. С полминуты я решался, потом рванул чертову дверь и уперся в закованных в железо королевских телохранителей. Передо мной был забор из тел, щитов и копий. Я понял, что они уже получили команду Энди Йорка никуда не выпускать. Нарцисс охранял меня надежно!
Он дернул меня за рукав.
— Не сходи с ума…
За этим железным забором осталось все: свобода, любовь, дружба, вдохновение, истина, жизнь…
Я видел в окно, как Изольда и Лючия Оорл шли куда-то вместе по дорожке, держась за руки. Черные платья и платки делали их похожими друг на друга.
Снова моросил дождь…
. *
* / |----
/ / . |---
/ /o |
/ / | | | | | | | |
| o| / | o o o| |
----- ----- ----
| O
| O
|
|
Окна Столетней тюрьмы выходили на площадь Правосудия. Прутья решетки были толстые как канаты, двери железные, приговор окончательный. Мое падение в бездну, которое началось два года назад у замерзшего ручья, подошло к своему концу. Дальше падать было некуда.
Мне было уже все равно, только жаль моих недопетых песен, недописанных стихов, нерассказанных сказок. Не себя было жаль, а своего проклятого таланта, который запутал и исковеркал мне всю жизнь!
Надо мной висела неизбежность. У меня было время двадцать раз всё обдумать, и я уже понял, что по-другому быть просто не могло, это было заложено во мне самом.
Я шел к своей цели медленно и долго, по ступеням, всё выше и выше, мои планы спутала только внезапная любовь к белой тигрице, но и ее я принес в жертву. И шагнул еще на ступеньку. И когда казалось, что всё уже остались внизу, когда я стал некоронованным королем Лесовии, я вдруг понял, что наверх ведет еще одна бесконечная лестница, на которой Господь Бог, Господин Случай и его величество Рок! Я уткнулся лбом в ту же проблему, что и все сильные мира сего. Я понял наконец, почему Марциал так хотел стать белым тигром! Это была отчаянная попытка вырваться из власти обстоятельств, стать сильнее самых сильных…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});