Читать интересную книгу Теодосия и последний фараон - Робин ЛаФевер

Загадочный темный проход манил меня к себе, тянул, словно магнит. Я встала на колени и просунула внутрь руку с зажженным фонарем, а за ней и голову. Луч фонаря осветил прочные каменные стены и потолок – тоже прочный, без единой подозрительной трещины или щели.

Я почувствовала прикосновение к своей руке, едва не взвизгнула от страха, но успокоилась, увидев, что это Исида.

– Не делай так больше, – сказала я ей. – Меня едва кондрашка не хватила.

Исида села и принялась всматриваться в даль.

– Ну, что скажешь? – спросила я. Вместо ответа Исида вильнула хвостом, пошла вперед и вскоре скрылась в темноте. – Там безопасно? – крикнула я вслед.

Исида вернулась на мой голос, ткнула меня носом в руку, развернулась и вновь исчезла в колодце.

– Надо полагать, безопасно, – пробормотала я и оглянулась через плечо. Мама, Ядвига и Румпф стояли кружком, сблизив головы, и что-то обсуждали. Отлично. Я проверила, хорошо ли застегнут ремешок на моем пробковом шлеме, крепче ухватила фонарь и вползла внутрь колодца. Сразу за входным отверстием он расширялся, и я могла встать во весь рост.

Спустя несколько секунд меня обступила непроглядная темнота, только за моей спиной осталось маленькое светлое пятнышко – вход в колодец. Я зажгла свой фонарь и направила его на стены. Они оказались целиком покрыты тонкой резьбой, на которой удивительно хорошо сохранились краски, нанесенные древними художниками тысячи лет тому назад.

Рисунки на стенах изображали сцены жертвоприношений, которые совершал фараон (и это в самом деле был Тутмос III!), то вместе с богом Амуном, то с богом Манту. На одной фреске Амун указывал Тутмосу дорогу, на другой фараона обнимал Манту.

Я так увлеклась фресками, что перестала смотреть под ноги и вскоре сильно ударилась большим пальцем о лежавший на дне колодца камень.

– Ай! – прошипела я, крутясь на месте. На шум прибежала Исида. Она села и стала спокойно дожидаться, пока я не закончу завывать. Конечно, ей что! Она в темноте все как днем видит! Мне бы так!

Когда боль в пальце из нестерпимой стала терпимой, я снова двинулась вперед, не забывая теперь светить себе под ноги. Исида снизошла до того, чтобы любезно сопровождать меня, великодушно оставаясь в поле зрения.

Туннель все тянулся и тянулся, постепенно сужаясь, поскольку потолок имел небольшой наклон вниз, а пол слегка поднимался наверх, и наконец стал таким узким, что мне пришлось опуститься на четвереньки. Когда я стала опасаться, что не смогу продвигаться дальше и мне придется вернуться назад, впереди показалось темное отверстие. Исида села и ждала, когда я подойду ближе, а когда это случилось, махнула хвостом и проскочила в отверстие. Я задумалась. Там, наверху, меня уже, наверное, хватились и ищут? Я хмыкнула и покачала головой. Кого я хочу обмануть? Себя? Никто никогда не спохватывался, что меня нет. Каждый раз, спеша домой и боясь, что мое отсутствие обнаружили, я понимала, что никто и не заметил, что я куда-то уходила.

Эта мысль разозлила меня. Я крепче сжала в руке фонарь, протиснулась в горловину туннеля и моргнула.

Сквозь щели в потолке внутрь падали слабые, похожие на длинные бледные пальцы лучи солнечного света. Они освещали маленькое внутреннее святилище храма. Его северную и южную стену украшали изображения богини неба Хатор, а западную и восточную стену – изображения богини Исиды. Следовательно, святилище посвящено этим богиням.

В лучах света танцевали пылинки. Нет, постойте! Я присмотрелась внимательнее и поняла, что это не обычные пылинки, а бледные, лениво кружащие в воздухе символы власти и древние иероглифы.

Я сделала несколько шагов вперед, испытывая очень странное ощущение – мне казалось, будто я иду вброд по медленно текущей реке, только вода в ней теплая, ласковая и скорее сухая, чем мокрая. Я отвела руку в сторону, чувствуя, как обтекают мою ладонь невидимые легкие теплые струйки. Они касались моей кожи не настойчиво, как это бывает, когда сталкиваешься с проклятиями, а мягко, нежно, словно игривый ветерок.

Я погрузилась в абсолютную тишину – мне еще никогда не доводилось оказаться в таком тихом и мирном месте, как это. Здесь я чувствовала себя в полной, абсолютной безопасности. И только здесь и сейчас я поняла, насколько я несчастна. Как мне не хватает заботы и ласки. Сколько гнева и боли тяжелым камнем лежит у меня на душе, не говоря уже об огромной бреши, зияющей в моей жизни на том месте, которое, как я теперь понимаю, должен был бы занимать мой дедушка.

Груз переживаний, связанных с путешествием и незаметными исчезновениями из дома, постоянное волнение за всех: Гаджи, маму, Ови Бубу, даже за унылого Ядвигу. К моему горлу подкатил комок, в глазах защипало, и я заплакала.

Я плакала о Гаджи, который потерял свою сестру, а не найдя ее, прилепился ко мне и упустил свой шанс зажить по-царски. Я плакала об Ови Бубу, который хотел только одного – прощения за то, в чем он провинился перед жестокими уаджетинами. Я плакала о майоре Гриндле, который пожертвовал значительной частью своей жизни, чтобы изучить и освоить опасные – и незаконные – виды боевой магии. Я плакала о своей бабушке, на глазах которой сходил с ума любимый ею человек, и о своем папе, который был настолько сломлен этим, что сам захлопнул перед своим носом дверь, ведущую в мир невероятных чудес. Я плакала даже о Ядвиге, который не умел улыбаться и радоваться жизни.

Но прежде всего я плакала о себе самой. Я устала вести двойную жизнь, устала от необходимости постоянно быть то услужливой, то блестящей из страха, что иначе родители забудут о моем существовании. Я плакала оттого, что нет дедушки, который мог бы уверить меня в том, что я не сумасшедшая и не белая ворона, а нормальный, полноправный член нашей семьи.

Постепенно я выплакалась, но и утихнув, продолжала сидеть, опустив свою голову на колени, наслаждаясь ощущением полной внутренней опустошенности и все глубже погружаясь в состояние небесного покоя – его волны неслышно накатывали на меня, словно гладили меня по голове невидимой легкой и теплой рукой.

Это ощущение было настолько жизненным, что я даже оторвала от коленей свою щеку и огляделась. Никого. Только я и моя кошка.

И еще загадочные пылинки. Пока я ревела, как маленькая, солнце переместилось по небу, изменился и угол наклона солнечных лучей – теперь они падали на левую сторону моего тела, и в них танцевали, роились золотистые невесомые символы.

Вытирая глаза платком, я пыталась вспомнить, когда я в последний раз плакала. О, очень давно, наверное, несколько лет тому назад. Но как хорошо было поплакать здесь, в этом святилище, зная, что никто тебя не услышит, не увидит и не сочтет глупой маленькой девчонкой! Здесь я чувствовала себя в безопасности – вот самое главное, ключевое слово. Я сделала глубокий вдох, словно хотела набрать полную грудь этого чудесного ощущения и унести его с собой. И еще я знала, что в этом месте я могу быть необычной, или гениальной, или вообще никакой. Даже гениально необычной, если захочу.

Неожиданно для самой себя я вскочила на ноги, вскинула руки, подставляя их лучам солнечного света, и громко сказала:

– Я необычная!

Ничего не произошло. Земля не зашаталась, и стены не рухнули.

– Я особенная! – На этот раз я это не сказала, а выкрикнула.

Почувствовав тепло, я открыла глаза и увидела, что волшебные золотистые пылинки льнут ко мне, кружат, словно стайка веселых ярких бабочек.

Что-то толкнулось о мою лодыжку – я посмотрела вниз и увидела Исиду.

– Ты не считаешь меня странной, верно? – пробормотала я. Исида замурлыкала в ответ.

В эту секунду я поняла еще одну важную вещь. Все мои друзья – настоящие друзья, такие как Липучка Уилл, Стилтон и Гаджи, – любили меня как раз за то, что я была необычной. Даже Генри, и тот восхищался этой моей особенностью – хоть и не без опаски, честно нужно признать.

А еще я поняла, что именно моя странность, необычность, особенность – называйте как хотите – это то, что мне больше всего нравится в самой себе.

– Теодосия! – долетел откуда-то издалека мамин голос. – Тео, дорогая, где ты?

Проклятье. Они все-таки хватились меня. Я обернулась, еще раз окинула взглядом волшебное место, не в силах покинуть его стены. И поняла, что не хочу рассказывать маме о своей находке. Не хочу, и все тут! Не хочу, чтобы это наполненное живой магической силой место превратилось в пустую скорлупу и стало похожим на все другие древние памятники, которые мне доводилось видеть. Вот в чем разница – сделала я для себя очередное открытие. Это святилище живое, а те монументы – мертвые, потому что из них ушла магическая сила.

И я не подвергну опасности открытое мной святилище только ради того, чтобы мама погладила меня разок по головке.

Я выбралась назад в узкий туннель и облегченно вздохнула, когда он увеличился настолько, чтобы можно было выпрямиться в полный рост. Поднявшись с четверенек на ноги, я зашагала намного быстрей и в считаные минуты уже добралась до отверстия, которое вело в туннель с поверхности земли.