что-то странное, но не понимал — что именно.
А потом меня озарило.
Везде был странный идол — существо с черепом вместо головы держало кролика за задние лапы. Тело существа обвивало что-то длинное и сегментированное. Я видел статуэтки этого идола на окнах и на столах — через открытые двери. Его образ был вышит на одежде и нарисован на стенах.
Горбатый старик привёл нас в большой дом — настолько большой, что в гостиной легко уместился весь отряд. Нас рассадили за большим столом, и старик приказал служанкам расставить посуду и притащить еду. Квиннеля перенесли в небольшую спальню и уложили на кровать.
Чуйка подсказывала, что мы вляпались в огромную кучу дерьма. Я не притронулся к еде и подал знак, чтобы охранники Брана тоже ни к чему не прикасались. Бран обжирался за себя и за Сашку… то есть за весь отряд.
Когда все сыто откинулись на спинки стульев и отставили тарелки, горбатый старик внезапно вынырнул из ниоткуда — буквально соткался из воздуха.
— Сегодня наш народ отмечает праздник! — возвестил он. — Мы приглашаем вас принять в нём участие!
— Нет, пожалуй, мы откажемся… — начал Чейни.
Но старик его перебил:
— Отказ — это оскорбление, — и уставился, пристально так, выжидательно.
Чейни помычал, потоптался да и согласился. Охотники высыпали на улицу, мы вышли за ними. Горбатый старик отвёл нас на центральную площадь деревни, где уже возвышался столб, под которым лежал хворост. Я приготовился драться не на жизнь, а на смерть, но мои спутники… Только охранники Брана заподозрили неладное, оглянулись на меня, словно ожидая приказа.
А вот остальные…
Бран с нетерпением ожидал представления, то и дело откусывая от куриной ножки, которую с собой прихватил. Охотники уже осмелели и, не скрываясь, обсуждали, насколько же деревенские — отсталый народ, а Чейни важно пыжился и прохаживался перед ними вперёд-назад, как генерал перед своей армией. Джорди втихаря отступал ко мне.
— Друзья! — горбатый старик вышел к столбу и воздел руки к небу. — Сегодня прекрасный день, когда Тхакалджа вновь просыпается после долгой спячки! Мы подготовили щедрое подношение, и, быть может, именно сегодня он откликнется на наши призывы и явит нам свой священный лик!
Толпа загомонила и тоже подняла руки.
— Наше подношение никогда не было столь щедрым! — исступлённо проорал Горбач. — Пусть же его поглотит пламя!
Деревенские расступились, пропуская небольшую процессию — трёх мужчин и трёх девушек. Они с безмятежными лицами ступили на сухие ветки, поднялись к столбу и сели, и в этот момент Горбачу передали горящий факел.
Пока Чейни и остальные охотнички раззявили рот и тупо пялились на происходящее, я сделал знак четырём охранникам и выступил вперёд.
— Прекратите! — рявкнул я. — Праздник отменяется, все расходятся по домам!
На меня никто не обратил внимания, и тогда я достал из-за спины косу и ударил по Горбачу — по ноге, чтобы напугать, но не покалечить. Коса застыла на половине движения — сильный, но узконаправленный поток воздуха остановил её и медленно, но верно отклонял обратно.
Я сопротивлялся изо всех сил, но в итоге коса вырвалась у меня из рук и отлетела в сторону. В это мгновение вокруг меня и охранников закрутился торнадо — мы стояли в оке бури, в безопасности, но выбраться наружу не могли.
Охотники и не пошевелились — их лица вытянулись от испуга, и до меня донеслись их крики: “Плеяда!”, Бран блевал в сторонке. Плеяда — это пятая ступень, всего шаг до вершины! Я не мог ничего сделать и в бешенстве наблюдал, как Горбач подносит к хворосту горящий факел.
Огонь вспыхнул мгновенно. Шестеро несчастных не были связаны — они могли бы легко сбежать, но и не пытались. Горели молча, даже не дёргались. Только когда пламя полностью потухло, торнадо вокруг нас исчез. Во мне проснулась жесточайшая кровожадность, когда деревенские потянулись к трупам, держа в руках тарелки. Они жадно отрезали обгоревшее мясо, некоторые даже пробовали прямо там — с ножа.
Бран, который только-только оклемался, снова согнулся, сотрясаемый рвотными спазмами.
— Угощайтесь, — великодушно предложил Горбач и явно оскорбился, когда все дружно послали его куда подальше. Он осклабился и указал на дом: — Тогда проходите обратно.
Я подобрал косу и тихо спросил у Брана:
— Какая у этих людей сила?
Он вытер рот и еле слышно пробормотал:
— Прото, но большая часть — вырожденцы.
Вырожденцы. Мне о них говорил Риардон — люди, которые не пробудили Созвездия. Что ж, это обнадёживает. А что расстраивало так это то, что Охотники не собирались драться. Козлы и уроды. Вместе с охранниками Брана их больше двадцати человек, они бы могли вымотать Горбача, заставить израсходовать всю магию, а потом просто прирезать. Да, больше половины бы точно погибло, но хотя бы кто-то выжил… Меньшее зло, блин.
Однако охотнички струсили, а я против Плеяды не выстою и минуты — разные весовые категории. Поэтому пришлось стиснуть зубы и подчиниться.
Мы вернулись в знакомую гостиную и вновь расселись за столом. Горбач внимательно за нами следил. Наши взгляды встретились, Горбач отступил, зябко поёжился и недоумённо нахмурился, явно не понимая, что его напугало. Когда все устроились, он сообщил:
— Тот, кто не присоединится к празднеству, станет кормом.
— А ещё можно присоединиться? — несмело уточнил кто-то из охотников.
— Да.
На мгновение повисла тишина, а потом пятеро охотников поднялись и, не сказав ни слова, вышли на улицу.
— Ну что же, — улыбнулся Горбач, обведя нас взглядом. — Вы выбрали свою судьбу.
Я только и успел, что три раза постучать по столу, как по ногам пронёсся сильный сквозняк, лавочка накренилась, а пол под ногами провалился. Ещё секунда — и я полетел в непроглядную темноту.
Глава 11
Полёт был коротким. Упал я на каменную тускло освещённую площадку — слабое сияние исходило от голубых грибов, которые росли кучками по пять-шесть штук. Рядом шмякнулся Бран, чуть в стороне кряхтели охранники. Последним приземлился Джорди и, как только оклемался, начал восторженно осматривать пещеру и лапать светящиеся грибы.
— Не трогай! — рявкнул я. — Ты ещё на зубок попробуй!
— Да ладно тебе, дядь, — отмахнулся Джорди и, видимо, только сейчас вспомнил про отца. — Пап, ты там жив?
Ответом ему послужил сдавленный стон из тёмного провала, который тянулся ровнёхонько вдоль площадки, по правой стороне. Джорди подошёл к самому