– Сегодня до меня дошли очень нехорошие слухи.
– В слухах сейчас недостатка нет, – сказала Ирена, – только правды в них, как правило, мало.
– Нет, на этот раз все правда, – глаза Евы налились слезами, и она аккуратно промокнула уголки, чтобы не размазать тушь. – Говорят, вчера генеральный штаб и президент Мосцицкий бежали в Румынию.
– И тебя это удивило? – спросила Ирена.
– Я не думала, что до этого дойдет, – она нашла в сумочке пудреницу и поправила макияж.
Ева заглянула в сумки с бинтами.
– Могу я поинтересоваться, где ты их взяла?
– Лучше не надо, – улыбнулась Ирена. – И вот еще 1200 злотых.
Когда она вышла из Centos, на стенах домов и киосков уже расклеивали плакаты с сообщением об «обусловленном тактическими соображениями» перемещении польского правительства в Румынию.
Ирена впервые увидела на улицах солдат отступающей польской армии – небольшие группы усталых, подавленных и небритых людей в мятой форме и покрытых засохшей грязью ботинках. Вели они себя шумно… некоторые были явно пьяны. На поясе у них висели сумки с противогазами, а на плечах у многих небрежно болтались винтовки.
К фонарному столбу прислонился седой солдат, про которого было невозможно сказать, стар он или молод. Ирена заметила на его форме нашивки подразделения, в котором служил Митек.
– Извините меня, – сказала она. Он выпрямился, но вовсе не до стойки «смирно».
– Моего мужа зовут Митек Сендлер. Вы не знаете, что с ним?
Солдат попросил сигарету, и она ему ее дала, дрожащей рукой поднесла к сигарете зажигалку, подаренную ей Митеком в прошлом октябре, на день ангела.
– Нас разгромили наголову, – сказал он, смотря в пустоту, и в голосе его вдруг зазвучал ужас. – Им конца и края не было. Бомбардировщики, танки, пушки, по десять солдат на каждого нашего. Я видел, как польский офицер на белом коне, вооруженный одной саблей, бросился в атаку на немецкий танк.
«Хм… сколько в его рассказе правды, а сколько он выдумал, чтобы она не посчитала его трусом?» – подумала Ирена.
– Митек Сендлер, – повторила она. – Лейтенант Сендлер. Что с ним?
Он задумался, нахмурив брови, а потом кивнул.
– Да, Сендлер. У нас его все уважали.
У Ирены кровь застыла в жилах.
– Он ничего не боялся.
– Что с ним? Он…
– Погиб? Я не знаю. Когда я видел его в последний раз, он был жив. Как я уже сказал, мадам, он был чертовски хороший офицер и настоящий поляк. Но у нас не было шансов. Можно попросить у вас еще сигаретку, мадам?.. на потом?
Глава 9
Очереди за хлебом
Варшава, октябрь 1939 – январь 1940
Ни одного взрыва за ночь. В Варшаве воцарилась неестественная тишина, которую нарушали только крики ласточек и воркование голубей, казалось, не обращающих никакого внимания на дым и гарь. Ирена проспала больше двенадцати часов. Так долго она не спала никогда, но на этот раз она просто провалилась в глубокий сон, где какие-то грандиозные видения ускользали от нее, словно наполненные легким газом воздушные шарики.
Теперь, когда Польша потерпела поражение, Стефан смог вернуться в Варшаву. Он пришел домой к Ирене и уговорил ее не ходить на работу в одиночку. На улицах было пусто и тихо, как бывает ранним воскресным утром, не слышно было ни сирен, ни трамваев, ни автомобилей. Масштабы разрушений поражали воображение. Везде развалины, пепел, под ногами хрустит битое стекло. Все окрашено серым и черным. Под руинами, в каше из отбросов и канализационных стоков, гнили тысячи тел. Страшную вонь отчасти скрадывал дым горящих там и сям зданий…
Сегодня Ирена впервые за две недели решила пройтись с инспекцией по домам своих подопечных. Она видела в этом хоть какое-то возвращение к норме… Еврейские кварталы немцы бомбили особенно активно, и в них разрушенных зданий, до сих пор еще местами чадивших пожарами, было раза в два больше, чем в других районах города. На углу Желязной и Гржибовской двое мужчин срезали пласты серого мяса с трупа лошади. Еще двое, вооружившись длинными дубинками, охраняли «мясников».
– Драгоценное мясо, – сказал Стефан.
На мгновение Ирена почувствовала, как ей хочется мяса, но потом встряхнулась и сказала:
– Она, наверно, уже начала разлагаться.
– Может, и нет. Умирая с голоду, съешь что угодно.
Варшава была отрезана от внешнего мира. Уничтоженное бомбами «Радио Варшавы» ушло из эфира, «Robotnik» перестал выходить еще две недели назад, и даже плакаты больше не появлялись на стенах домов. Беспроводные радиоприемники все еще ловили берлинские и советские радиостанции, где вовсю трубили о германо-советском «освобождении» Польши. Время от времени можно было настроиться на волны ВВС[38] или парижского радио. И на каждой радиостанции война выглядела по-своему.
Мать Ирены с радостью вернулась от тетушки Казимиры домой, но выглядела плохо и постоянно кашляла. Ела она всего раз в день, и только по настоянию Ирены. Однажды ночью Ирена нашла ее на кухне. Янина сидела и при свете свечки рассматривала семейный альбом с карточками из былой счастливой жизни… с фотографиями отца Ирены и тетушек и дядюшек из Отвоцка.
Ирене стало неловко, словно она вторглась в какое-то глубоко личное пространство матери, но тут Янина подняла на нее взгляд. На ее глазах были слезы.
– Ирена, тебе нужно поспать.
– Что ты там такое рассматриваешь?
– Старые карточки… просто убиваю время.
Ирена присела рядом и увидела знакомое фото, сделанное еще до ее рождения. Четыре человека, наверно, во время пикника, сидели перед камерой с каменными лицами. Улыбался только отец Ирены, симпатичный мужчина с тонкими усиками и в островерхой шапочке. Он игриво прилег на колени Янины, а рядом с ним была его сестра, тетя Казимира, и бабушка Констанция.
Янина говорила короткими фразами, с трудом выдавливая их через свист и бульканье в легких.
– Иногда мне очень хочется быть там, с ним. Я скучаю по нему, мне хочется рассказывать ему обо всем, что со мной происходит. Твой отец был хороший человек. Он бы тобой очень гордился…
На следующей странице альбома было фото Ирены в пятый день ангела. Она держала на руках подаренного ей котенка, но тот все время вертелся, и поэтому превратился на снимке в расплывчатую кляксу.
– Ты всегда смеялась, когда смотрела на эту карточку, – сказала Ирена.
– Ты всегда любила животных. Особенно кошек. Ты была сущим чертенком, да и кот был тебе под стать.
* * *
На следующий день мэр города Стефан Старжински официально сдал Варшаву офицеру Вермахта[39], который, не тратя лишнего времени, начал издавать указы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});