Читать интересную книгу А ты попробуй - Уильям Сатклифф

И почему-то очень смешными показались мне английские номерные знаки на машинах. Вообще все это больше походило на кукольный городок, чем на столицу государства. Что-то очень нереальное – как пародия на маленькую смешную глупую Англию.

* * *

Первым делом, войдя в дом, я выпил залпом стакан воды – прямо из-под крана. Какое блаженство! Мама спросила, что хочу на обед, и я пожелал стэйк с зеленой фасолью и молодой картошкой. Она тут же достала все, что нужно, из холодильника и взялась за стряпню, сказав, что точно знала заранее, чего мне захочется.

Пока я ел, она забрасывала меня вопросами с такой скоростью, что я не успевал отвечать. Стоило мне начать какую-нибудь историю, как она через две фразы перебивала ее вопросами типа что я ел, где спал, как стирал одежду, и прочим нудным хламом, который не давал мне никакой возможности изложить, чем же в действительности было мое путешествие. Чем дольше я говорил, тем труднее становилось объяснять. Она попросту не понимала, о чем идет речь. Между ее и моим миром не осталось ни одной точки соприкосновения. Все равно, что объяснять медузе баскетбольные правила.

Очень скоро она потеряла интерес и принялась рассказывать о произошедших, пока меня не было, событиях, которые, на мой взгляд, не стоили выеденного яйца. Насколько я понял, все шло точно так же, как раньше, и тем не менее, ее версия последних трех месяцев оказалась не короче моей. Я пропускал мимо ушей ее торопливый рассказ и только удивлялся, как она может говорить так длинно, и как ей не приходит в голову, что это невыносимо скучно.

От стейка, обалденно вкусного, у меня скрутило желудок. Я три месяца не предлагал ему переварить ничего твердого – тот собачий бургер был единственной моей индийской пищей, которую требовалось жевать.

Я сунул палец в рот, проверил на месте ли зубы, и отправился прогуляться, надеясь расходить немного боль в животе. Погода была просто великолепной: серое небо, стремительные облака заслоняли солнце, восхитительно холодный ветер, из-за которого кожа у меня мгновенно покрылась мурашками. Это было так здорово – наконец-то замерзнуть, почувствовать в горле и в груди свежий прохладный воздух, и как ветер обдувает щеки, и как краснеет от холода нос. Я все стоял на месте втягивал в себя настоящий английский воздух. Ааххх!

С трудом пробираясь через сырую траву ближайшего парка, я поразился, до чего все вокруг невероятно зеленое. Я так привык к пылающей пище и выжженным пейзажам – и вдруг все стало другим. И опять казалось каким-то неубедительным. Будто ненастоящим. Я трогал все, что попадалось под руку, словно хотел удостовериться, что оно существует на самом деле – выщипывал пучки травы, обламывал веточки, срывал листья.

Возвращаясь из парка домой, я завернул в магазин на углу – мне вдруг захотелось купить себе плитку Настоящего Английского Молочного Шоколада. (В Индии этот шоколад продавался, даже в точно такой же обертке, но у него был ватный вкус.) Я перекинулся несколькими словами с мужиком за прилавком – “Привет, старина, как дела, Арсенал последнее время не в форме, ” – и вдруг поймал себя на том, что спрашиваю, откуда он.

Продавец посмотрел на меня несколько озадаченно.

– Я только что из Индии, – объяснил я, – поэтому так давно не заглядывал.

– Неужели! – сказал он, улыбаясь во весь рот. И вдруг до меня дошло, что за все пятнадцать лет, что я хожу в этот магазин, я ни разу не видел, чтобы он улыбался. – Из Гаджарата, – сказал он. – Вся моя семья из Гаджарата.

– Здорово. Я только проезжал через Гаджарат. Какой он?

– Ох, как там красиво! Самое красивое место в мире. Что толку меня спрашивать, я слишком пристрастен.

– Когда вы сюда переехали?

– Мне было четырнадцать лет.

– Четырнадцать!

– Да. Я там бываю почти каждый год. Проведать семью.

– Понятно.

– А где были вы?

– Прилетел в Дели, потом поехал в Химачал Прадеш...

– Ах, в Химачал Прадеш так красиво.

– Очень. Просто невероятно. Потом через Раджастан в Гоа...

– На самолете?

– Нет, поездом и автобусом.

– Вы добирались из Раджастана до Гоа по земле? Вы сумасшедший!

– Я не знал, что это так далеко. Потом пожалел, если честно. После поехал в Бангалор и в Кералу.

– Я ни разу не был на юге. Может когда-нибудь – но вы знаете, работа, дети...

– Там классно.

– Ммм.

– Обязательно съездите. Это очень красиво.

– Я слышал.

– Это действительно здорово.

– Вы опять туда поедете? – спросил он.

– Я?

– Да.

– Господи – мне это даже в голову не приходило. Знаете – это очень тяжелая работа – путешествовать по Индии. Это не отдых. Но... может через пару лет... если представится возможность. Да, пожалуй, не откажусь.

* * *

Разговор давно закончился, я снова был на улице, но еще долго не мог придти в себя из-за того, что только что сказал, будто опять хочу в Индию. За несколько часов в Англии все тяготы путешествия успели улетучиться у меня из памяти. Если бы я мог рассуждать рационально, я бы взвесил все плюсы и минусы и обязательно вспомнил, как все это было ужасно, но я был просто счастлив, что победил, что вернулся живым и здоровым, и эта радость затопила все остальное. В моей голове путешествие превратилось в нечто аморфно хорошее. Я не в силах был примирить радость от “произошло” с ужасами “происходит”, радость эта была настоящей и такой сильной, что полностью заглушала свою противоположность. Я на самом деле не помнил, каким кошмаром было для меня это путешествие – не мог вызвать в себе ощущение жесткого сиденья, которое, норовя сбросить на пол, зверски лупило меня по и без того избитой заднице, зато без труда вспоминал все, что видел из окна, и как вдруг заставил сжаться сердце силуэт далеких гор.

Мои противоречивые чувства проходили теперь через фильтр, который забирал себе все неприятное и болезненное. И я ощущал почти физически, как в голове остаются одни только ясные, несложные и приятные воспоминания. Мои индийские скитания на глазах ужимались, превращаясь во вполне приятный вояж совсем другого человека.

Я вынужден это сделать.

Через несколько дней позвонил Джеймс. У нас так много было о чем поговорить, и, что гораздо важнее, так много о чем умолчать, что я постарался побыстрее закончить беседу, и мы условились встретиться позже в пабе. Я не вспоминал Лиз и надеялся, что она не придет, но он несколько раз сказал “мы” там, где совершенно очевидно должно было стоять “я”, и это показалось мне дурным знаком.

* * *

Вечером эта парочка появилась в пабе рука об руку. У меня оборвалось сердце. Я понятия не имел, что она ему рассказывала, и что должен говорить я, чтобы наши версии совпали.

Джеймс сильно отощал с тех пор, как я его видел в последний раз, волосы на голове напоминали теперь старую швабру и болтались кривыми светлыми прядями по сторонам заросшего бородой лица. Одет он был в джинсы, сандалии и вытянутую линялую футболку. Если раньше его внешность напоминала помесь Ричарда Клайдермана[44] со школьным отличником, то сейчас он был похож не то на Иисуса с перепоя, не то на деятеля студенческого союза.

Лиз нарядилась в короткую юбку и такую обтягивающую кофточку, что у меня зазвенели яйца. Сари и темной точки на лбу больше не существовало.

Увидев меня, Джеймс заорал через весь зал “привет” и бросился обниматься. Этот устрашающий жест мог означать одно из двух: либо он абсолютно ничего не знает, либо знает все, и теперь примеряется, как бы всадить мне в спину нож. Лиз улыбнулась и подставила щеку для поцелуя. В ее жестах и движениях не осталось и следа от Индии.

Джеймс ушел к стойке за выпивкой, и атмосфера стала по-настоящему тяжелой. Лиз смотрела на меня ничего не выражающим взглядом, я же не сводил с нее глаз, пытаясь понять, что же, черт дери, она себе думает.

– Сари, значит, выкинула? – спросил я как бы между прочим.

– Тебе-то что?

Я пожал плечами.

– Ты ему говорила? – спросил я.

– Говорила – что?

– О нас.

– Тут нечего говорить.

– Да, конечно. Я дурак.

– Я сказала только, что мы были в Индии, там было здорово, и что мы вернулись обратно.

– И ты не сказала, что мы разбежались?

– Нет.

– Почему?

– Я не хотела ему лгать, поэтому когда рассказывала о путешествии, почти не упоминая тебя.

– Ты солгала, потому что не хотела ему лгать

– Ох, опять то же самое. Дэйв со своими нудными играми.

– Не заводись, Лиз. Я просто хочу знать, что можно говорить, а что нельзя.

– Чем меньше, тем лучше, если ты сам не в состоянии сообразить.

– Значит я еще и трепло, да? Очень мило.

– Прекрати. Он идет.

Появившись у столика, Джеймс обнаружил, что мы улыбаемся друг другу настороженными улыбками. Явно чтобы позлить меня, Лиз обвила его рукой и очень чувственно поцеловала в шею.

– Как тебе повезло, – сказал я с сарказмом, предназначавшимся только Лиз.