Варвара Николаевна Житова (урожд. Богданович-Лутовинова; 1833–1900), воспитанница В. П. Тургеневой, мемуаристка:
О нем я слышала только, что он был ангельской доброты, а о красоте его мне несколько упоминала сама Варвара Петровна.
Когда-то и где-то за границей Сергей Николаевич Тургенев был представлен одной из владетельных принцесс Германии. Несколько лет спустя Варвара Петровна пила воды в Карлсбаде; там же находилась в то время и та самая принцесса. У источника случилось им стоять невдалеке друг от друга, и когда Варвара Петровна протянула с кружкой руку, на которой был браслет с портретом мужа, принцесса взяла ее за руку со словами: «Вы – жена Тургенева, я его помню. После императора Александра I, я не видала никого красивее вашего мужа».
Иван Сергеевич Тургенев. В записи Н. А. Островской:
Отец мой был красавец; я могу это сказать потому, что я нисколько на него не похож, – я похож лицом на мать. Он был очень хорош – настоящей русской красотой. Он обыкновенно держал себя холодно, неприступно, но стоило ему захотеть понравиться, – в его лице, в его манерах появлялось что-то неотразимо очаровательное. Особенно становился он таким с женщинами, которые ему нравились.
В. Колонтаева:
Сергей Николаевич <…> заболел продолжительной, тяжелой болезнью, от которой он впоследствии и умер. Доктора объявили, что у него каменная болезнь и что необходимо делать операцию, поэтому Тургеневы отправились в Париж, поместив старшего сына Николая в артиллерийское училище в Петербурге, а младшего, Ивана, в пансион в Москве. В течение нескольких лет они то жили за границею, то опять возвращались в Россию, и это так продолжалось до самой кончины Сергея Николаевича.
Иван Сергеевич Тургенев. В записи Н. А. Островской:
Отец мой только раз в жизни поцеловал меня: когда я выдержал выпускной, университетский экзамен[19]. Последние годы перед смертью он лежал почти недвижим, а мы его больного, расслабленного все еще боялись, как огня. Каждое утро и каждый вечер мы обязаны были приходить, целовать у него руку, но затем уже больше не смели входить в его комнату. Бывало, если сверх положения нас позовут к отцу – мы уже дрожим: знаем, что недаром…
Мать Варвара Петровна Тургенева, урожденная Лутовинова
Варвара Николаевна Житова:
Детство и молодость ее прошли при таких тяжелых, возмутительных условиях, что неудивительно, если все эти несчастия раздражили ее характер и заглушили в ней те хорошие наклонности, которыми ее природа наделила.
В ней текла кровь Лутовиновых, необузданных и в то время почти полновластных бар. Род Лутовиновых был когда-то знаменит в уезде и в губернии помещичьим удальством и самоуправством, отличавшими во время оно и не одних Лутовиновых. <…>
Мать Варвары Петровны, Катерина Ивановна Лутовинова, тоже не отличалась мягкостью характера, и если признавать закон наследственности, что называется, врожденным, то нрав Варвары Петровны мог и по этому одному быть из крутых. Но его нельзя было назвать и злым, так как в Варваре Петровне обнаруживались иногда порывы нежности, доброты и гуманности, свидетельствовавшие о сердце далеко не бесчувственном.
Ее эгоизм, властолюбие, а подчас и злоба развились вследствие жестокого и унизительного обращения с нею в детстве и юности и под влиянием горьких разочарований в старости.
Овдовевши еще почти молодою, мать Варвары Петровны вторично вышла замуж за Сомова, тоже вдовца и отца двух взрослых дочерей. Катерина Ивановна никогда не любила своей дочери от первого брака и сделалась, под влиянием своего второго мужа, мачехой для Варвары Петровны и матерью для девиц Сомовых, ее падчериц. Все детство Варвары Петровны было рядом унижений и оскорблений, были случаи даже жестокого обращения. Я слышала некоторые подробности, но рука отказывается повторять все ужасы, которым подвергалась она. Сомов ее ненавидел, заставлял в детстве подчиняться своим капризам и капризам своих дочерей, бил ее, всячески унижал и, после обильного употребления «ерофеича» и мятной сладкой водки, на Варваре Петровне срывал свой буйный хмель. Когда же ей минуло 16 лет, он начал преследовать ее иначе – это был человек Карамазовского (старика) пошиба. Во избежание позора самого унизительного наказания за несогласие на позор, Варваре Петровне удалось, с помощью преданной ей няни, Натальи Васильевны, бежать из дома отчима.
Всех подробностей побега я не слыхала. Известно мне только, что она пешком, полуодетая, прошла верст шестьдесят и нашла убежище в доме родного дяди своего, Ивана Ивановича Лутовинова, тогда владельца села Спасского.
Дядя принял ее под свою защиту и, несмотря на требования матери, не пустил ее обратно в дом отчима.
В. Колонтаева:
Дядя ее, Ив. Ив. Лутовинов, был вполне сыном своего века. Летом в деревне, а зимой в Орле он всегда жил роскошно, богатым барином. Хотя он был скуп, но, желая сделать для своей молодой племянницы жизнь у себя в доме приятною, он ежедневно принимал гостей. Как в деревне, так и в городе устраивались пиры, обеды, псовые охоты и даже театральные представления.
Преобладающей страстью старика Лутовинова была псовая охота. Его псарня состояла из нескольких сотен собак, которые находились в разных деревнях, так что, когда он приезжал в одну из них, то целые своры были к его услугам. <…>
Как ни любил ее Ив. Ив., но его рассеянная и беспорядочная жизнь, а главное, недостаточное умение взяться за дело и всякое отсутствие воспитательной системы не могли не отразиться на характере его племянницы и не наложить некоторой оригинальности и своеобразности; так как в доме старого холостяка, понятно, преобладало мужское общество, то Варвара Петровна невольно и бессознательно усвоила себе некоторые мужские приемы и вкусы. Стрельбу в цель, верховую езду, охоту и игру на бильярде – все это она предпочитала вышиванию по канве и вязанию бисерных кошельков. Особенно любила она игру на бильярде, которую настолько хорошо изучила, что даже в преклонных летах обыгрывала своих сыновей. Всю свою жизнь она как бы чувствовала некоторое стеснение в скромной рамке женской деятельности, что и выражалось в ее многочисленных фантазиях и в излишней для женщины самостоятельности.
Оставшись после смерти дяди полной владелицей огромного состояния, молодая, богатая девушка, понятно, скучала в Спасском, почему и переселилась в Орел, где окружила себя компаньонками и приживалками, от которых не требовалось ничего, кроме подобострастия и беспрекословного повиновения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});