лестнице в спасительное тепло.
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ "НОВАЯ ЖИЗНЬ"
Коридоры петляли словно в лабиринте. М-да, строили раньше на века и при чем в таких вот зданиях было очень легко заблудиться. Помыкавшись между закрытыми дверьми, я обнаружила еще одну лестницу, которая вела в закулисье концертного зала. Никого в здании не было, так как, видимо, все разошлись на обед. Пересекла проход между рядами кресел и двинулась в холл. Тут-то я уже была парочку раз. Естественно, входная дверь оказалась запертой. Поэтому, схватив стул, который стоял неподалеку, я ударила по стеклу. Которое разбилось на мелкие осколки. Тут же сразу сработала сигнализация, но и реакцию на нее со стороны охранной фирмы или правоохранительных органов я ждать не стала. За мною уже слышались спешащие шаги. Видимо, не слишком сильно я ее огрела. И в голове сразу пунктик для помечивания галочкой «Нужно усилить физ нагрузки на руки». Забыла я даже про то, что рана моя все еще болела. Даже в постели Даниил старался быть очень аккуратным. А я тут строю из себя спринтера. И второй удар по стеклопакету, который как надоедливый прыщ вылез в виде тамбура на старом здании. Приложила я максимум силы для того, чтобы и он лопнул. Три, четыре удара… Наконец, поверхность идет трещинами и тут меня сзади хватает сильная рука за волосы. А на улице уже слышен вой сирены. Я пытаюсь вывернуться из ее хватки, бью ее ногой в живот, когда у здания резко сбрасывая скорость, тормозит машина Митяя. За ним, на такой же скорости, влетает патрулька, оглашая округу своим воем. Митька выносит ногой остатки стекла и оттаскивает Веру от меня, выбивая из ее руки нож, который я до этого не заметила. Весь гнев ее сбивается в один яростный крик и попытку вырваться из Митькиных цепких лап. Затем на улице в качестве еще одного действующего лица появляется третий автомобиль, откуда вылетает Даниил. И уже видя его, я с большим облегчением понимаю, что ВСЕ! Все законченно!
Только по прибытию кареты скорой помощи, нервы начинают сдавать. От первоначального шока я начала отходить, поэтому все раны на теле начали ныть. А еще, как оказалось, Валя-Вера успела меня садануть хорошенько по спине, где остался синяк, который увидели врачи при осмотре. А потом на моем теле была обнаружена еще одна существенная деталь — след от укола, при чем не одного.
Как выяснилось, искали меня мои товарища вот уже двое суток. От этого даже жутко становилось. Но я помнила лишь последние несколько часов, так как все остальное время находилась под действием какого-то наркотика, или снотворного. Черт его знает. В подробности в тот момент вдаваться не хотелось, а название этого препарата стерлось из головы, как ненужная информация.
А знаете, что делал Митяй со своими коллегами? Следили! Нет, вы можете себе такое представить? Я ему прислала доказательства, конечно, косвенные. Но спасать меня никто не собирался, решив, что возможно я уже не жива. Поэтому за этой психопаткой просто следили. Гребанные детективы!
И на них я злилась, и на себя тоже. Сама ведь влезла в эту историю.
А потом меня долго-долго допрашивали, просили что-то подписать, когда просто хотелось есть и спать. Эмоции все смешались, поэтому я не знала, что чувствую в тот момент. Но точно знала, что никого видеть не хочу. А само прекрасное было то, что мораль мне никто не читал, ни сестра, ни мама, ни Даниил.
Местная пресса с особым остервенением освещала данную тему, придумывая все новые и новые факты из жизни Вали-Веры, создавая ей все больше угрожающую репутацию. Конечно, все материалы дела не разглашались. А мне ее, если честно, было жалко. Она была несчастным человеком, которого предали близкие, которому сломали психику, судьбу и жизнь. Она ведь не сама стала такой. А что бы я сделала, оказавшись на ее месте? Если честно, даже думать об этом было жутко.
Вот только терзаясь мыслями об одном человеке, я совсем не замечала, что теряю другого.
Для Даниила это тоже стало большим потрясением. Во-первых, Женька иногда оставалась с Валей наедине, во-вторых, женщина, которую он считал предательницей, которая все это время терзала его изнутри, оказалась жертвой. Это перевернуло его сознание. Ему нужно было это все переварить, настроить себя на новую жизнь, да и вообще решить, нужна ли ему эта вот самая новая. И в этот момент я должна была находиться рядом. Но я побоялась быть отвергнутой. Клятву «в горе, и в радости» мы друг другу не давали, поэтому я просто собрала вещи и вернулась в Москву, оставив их с Женькой налаживать свою жизнь, но уже без меня.
Несмотря на то, что больничный у меня продлен был еще на две недели, я решила немного отвлечься и вернуться на работу, где меня встречали настоящим героем, по слухам этой истории. А я совсем расклеилась. Не знаю, что случилось. То ли это все навалившаяся не вовремя осенняя хандра, переходящая медленно в депрессию, то ли боль, от которой хотелось рвать и метать, что я, собственно, делала по вечерам дома. Я скучала по Женьке, по Дане, по нашим тихим почти семейным вечерам, по тому времени, когда я просто могла наблюдать за тем, как Даниил трудится над куском дерева…
Думаете, сильные девочки не плачут? Читала где-то в соцсетях о том, что они сползают по стене в беззвучных рыданиях… Бред! Сильные девочки просто заливают свое горюшко хорошим пойлом и танцуют полуголые в полном одиночестве, превращая свои проблемы в агрессию.
Я единственный раз позволила себе порыдать, когда приехала мама. Арина все еще с настороженным хладнокровием относилась к переменам, что произошли в ней, когда я начинала привыкать к ее вниманию. Мне нравилось, что, наконец, у меня появилась мама. И я плакала… плакала, положив голову на ее колени, позволяя себя убаюкивать, как маленького ребенка.
Она ушла. Утром Даниил обнаружил пустой шкаф и пустые полки ванной комнаты, где остались его бритвенные принадлежности и Женькины пузырьки с пеной и шампунем. Что-то надломилось внутри, обдало обидой словно кипятком. Оставив распоряжения Свете, Даниил решил отправиться на поиски беглянки. Он не знал еще для чего, и что он хотел выяснить, но эта ситуация задела за живое. Ярость обуревала внутри, силясь превратиться в ураган, и если он обрушит его на Риму, ей точно будет не очень хорошо. «Бросила!», «Сбежала» — слова пульсировали в мозгу, причиняя не то боль, не