утонуть в его таком греховно привлекательном, до нелепого массивном теле. А ведь мне всегда нравились более худощавые парни, а не горы мышц, на которые облизываются мои подруги. Сейчас я и сама готова облизать каждую выступающую мышцу Паши, а потом повторить это еще раз. Потому что он, черт бы его побрал, действует на меня, как самый желанный десерт, который так и хочется съесть! Когда я стала такой озабоченной? Ужас!
– Ты чего такая красная? – замечает мое состояние Варя, когда я захожу домой.
– Обычная одышка, – отмахиваюсь я, потому что благодаря беременности она у меня теперь и правда иногда появляется, когда я пытаюсь слишком быстро ходить.
Я делюсь с Варей подробностями того, как прошел разговор с родителями, но, когда мы расходимся по своим постелям на ночь, все равно возвращаюсь мыслями к Паше. Я схожу с ума от своих чувств к нему и это пугает, потому что даже Леню я так сильно не любила. Я буквально одержима своим другом, но беда в том, что я никогда не буду для него кем-то большим, чем подругой. Никакого выхода из френдзоны не предвидится и это заставляет меня плакать, потому что с каждым днем мне все труднее переносить свое безответное чувство и жить с этой болью.
На следующий день меня удивляет своим звонком Ксюша, на который я отвечаю с опаской, так как совершенно не желаю ссориться с ней.
– Привет, Ксюш, – блею, как овца, морщась от того, как слабо и робко звучит мой голос.
– Привет, – холодным тоном говорит она. – Можем поговорить?
– Конечно. Я слушаю.
– Ладно, – откашливается она. – Не знаю даже, с чего начать. Паша приезжал сегодня утром. Мы поговорили и, прежде чем принять окончательное решение насчет нас, я хочу понять, чего ты ждешь от него, как от отца своего ребенка. Кроме алиментов, конечно.
– Я даже алиментов не жду, потому что способна дать своему ребенку все, что нужно. Паша хочет быть его отцом, принимать участие в его жизни, так что я не против. Но я ничего от него не жду и не собираюсь ни к чему его принуждать и давить.
– Это ты сейчас так говоришь, – недоверчиво хмыкает Ксюша. – Но что будет, когда он родится, Фима? Я знаю тебя. Ты беспомощна, как ребенок. Если ваш сын заболеет ночью или будет закатывать истерики, да что угодно в этом роде, разве ты не кинешься тут же звонить Паше, чтобы он тебя выручил?
– Я не беспомощна! – возмущаюсь я. – Не принимай мою мягкость за слабость, Ксюша! То, что я тебя не послала прямым текстом значит лишь, что я слишком вежлива и не люблю конфликты. Не смей разговаривать со мной таким тоном, поняла? Мне плевать, смиришься ты с наличием этого ребенка в жизни Паши или нет. Факт в том, что он в ней будет, а спасать ваши отношения – не моя забота. Только тебе решать, нужен тебе мужчина с довеском или нет. Но если все же нужен, то будь готова к тому, что я буду следить за каждым твоим шагом, когда мой сын будет в вашем доме, потому что я тебе не доверяю после того, какой ты себя показала.
– Прекрати строить из себя святошу! – шипит она. – Считаешь, что ты лучше меня, Фима? Я прекрасно знаю людей вроде тебя. Тебе нравится, когда про тебя говорят, какая ты милая и хорошая. Это твоя маска, чтобы нравиться окружающим, но я прекрасно вижу, что скрывается за ней. Ты не такая добрая, какой пытаешься постоянно выставить себя, и в тебе есть эгоизм, в котором ты обвиняешь других, глядя свысока со своей позиции хорошей девочки.
– Мне жаль, если ты так считаешь. Это лишь говорит о том, что в тебе столько разочарования и зависти, что ты не можешь поверить в то, что кто-то может быть не таким эгоистичным и зацикленном только на своем счастье, как ты, Ксюша. Это нездоровое отношение как к себе, так и к окружающим, так что я не буду подпитывать твое ошибочное мнение и обмениваться взаимными оскорблениями. Отныне, не звони мне, если это не вопрос жизни и смерти, пожалуйста. Я не обязана общаться с тобой только потому, что ты невеста Паши. Мы с тобой давно уже больше не подруги, так что не вижу смысла и дальше притворяться, словно все по-прежнему.
– Да пошла ты к черту со своей снисхо…
Я завершаю вызов, не желая слушать ее оскорбления, и дрожащей рукой кладу телефон на стол. Я ненавижу то, что слишком близко принимаю к сердцу слова других людей, но как бы я не недолюбливала Ксюшу, я все равно отчего-то чувствую себя виноватой. За то, что забеременела от ее жениха, за то, что надеюсь на их расставание, за то, что люблю Пашу, который принадлежит ей с того самого дня, когда он влюбился в нее и решил, что она – женщина его мечты, несмотря на ее отказ и упрямство. Именно я – третий лишний в этом треугольнике, хотя и треугольник-то этот только в моей голове, для них я просто неожиданная проблема на пути к их семейному счастью. Не знаю, как мы будем уживаться, когда родится ребенок, но я до смерти устала от лицемерия, от притворства перед всем миром, от которого я обязана скрывать свою любовь, потому что она неправильная и невозможная. Надеюсь только, что она расскажет Паше про нашу ссору и он снова примет ее сторону, потому что чем дальше он держится от меня – тем легче мне справляться со своей запутанной жизнью и болезненными чувствами к нему.
Когда на следующий вечер Паша звонит, чтобы спросить о моем самочувствии, и между делом сообщает, что Ксюша вернулась в их квартиру, вместе с болью от этой новости я также чувствую и облегчение. Это к лучшему, ведь это быстрее избавит меня от ненужных иллюзий.
***
– Я пригласил родителей к себе на завтра, – сообщает мне Паша по телефону, подтверждая, что они согласились на тот день, который мы с ним обговорили ранее. – Ты приедешь заранее или как?
– Ксюша не передумала присутствовать? – спрашиваю я.
– Нет, она будет дома.
– Тогда не хочу приезжать сильно заранее, у нас с ней