Читать интересную книгу Суфийские ордены в исламе - Дж Тримингэм

Но в это время появляются первые признаки перемен иного рода, которые совсем не коснулись орденов. До сих пор основные идейные движения мусульманской Индии происходили при участии орденов или непосредственно в них самих, но после смерти Шах-Вали-Аллаха стремления к переменам уже не исходят от орденов. Существенно, что сын Вали-Аллаха - 'Абдал-'азиз (1746-1824) и его внук - Исма'ил (1781-1831) сыграли значительную роль в формировании новых взглядов.

Одновременно с двумя магрибинскими Ахмадами, подчеркивавшими роль культа Пророка, выступил и третий - Ахмад Барелви (ум. 1831), ученик сына Вали-Аллаха 'Абдал'азиза, который ради спасения суфийского наследия считал возможным участвовать в общественной и даже в политической жизни. 'Азиз Ахмад писал:

"Сайид Ахмад Барелви продолжал традицию Вали-Аллаха - синтез учения трех главных суфийских орденов в Индии - кадирийа, чиштийа и накшбандийа, присовокупляя к нему четвертый элемент религиозной практики экзотерическую дисциплину, которую он назвал тарика-йи мухаммадийа ("путь Мухаммада"). Он пояснил, что три суфийских ордена были связаны с Пророком эзотерически, в то время как четвертый, будучи экзотерическим, придерживался строгого соответствия религиозному закону... Таким образом, он использовал все, что осталось от духовного суфийского опыта в деградировавшем индийском мусульманстве начала XIX в., в целях достижения реформистского обновления ортодоксии"54.

Дальнейшие изменения в религиозной жизни Индии выходят за рамки этого исследования. Внутри орденов здесь не было заметных изменений, лишь временами отмечалась активность, подобно деятельности Мавланы Ашрафа 'Али из Тхана Бхавана (ум. 1943). В то же время суфийские традиции продолжали проявляться во многих сферах индийской жизни, оказывая влияние на реформаторов типа Мухаммада Икбала.

Рассуждения об орденах тех областей, куда ислам проник уже вполне сложившимся, не входят в задачу нашей книги, отметим лишь вкратце ордены Юго-Восточной Азии XIX в., учитывая, что и здесь, насколько мне известно, в XX столетии проявился упадок не менее явный, чем на родине ислама.

На Малайский полуостров ордены проникли в XX в. главным образом благодаря паломникам. Основными среди них были кадирийа, накшбандийа и самманийа. Ахмадийа-идрисийа появилась в 1895 г. и некоторое время пользовалась успехом, хотя и не очень широко.

В Индонезию суфизм также проник через посредничество паломников. Первое документальное свидетельство о нем появилось в XVI в. в виде мистической поэзии, а также других сочинений. На Суматре первыми мистиками были Хамза Фансури (ум. ок. 1610) и его ученик Шамсаддин Саматрани (Пасай, ум. 1630). Эти люди были мистиками гностического толка и потому не оставили после себя прочной суфийской организации. Некто 'Абдаррауф б. 'Али из Сингкеля распространил шаттарийа в Ачехе в 1090/1679 г., но вывез ее не из Индии, как можно было бы ожидать, а из Мекки, где он был посвящен в орден Ахмадом Кушаши. Постепенно его стали чтить как местного святого. Позднее связь с Хадрамаутом, ставшая характерной особенностью индонезийской жизни, привела к тому, что арабы основали свои поселения в разных частях страны и принесли с собой собственные ордены.

Распространение ислама на Яве связано с легендой о "девяти святых", действовавших на северо-восточном берегу этого острова в начале XVI в.; они учили мистическому Пути и открыли новую эру в жизни Индонезии. Наиболее характерной местной особенностью можно, очевидно, считать поиски 'илма: приобщение к тайному знанию стало целью посвятивших себя религии.

Накшбандийа тоже проникла в Минангкабау (Суматра) из Мекки (а впоследствии из Турции) около 1845 г. Между ее приверженцами и членами более старой шаттарийа шел постоянный спор, гораздо чаще затрагивающий мелкие юридические, нежели мистические темы. Самманийа попала на Суматру благодаря 'Абдассамаду б. 'Абдаллаху (ум. ок. 1800), местному ученику ас-Саммани. Он жил в Мекке и там посвящал в орден паломников, приходивших с Суматры.

Ордены проникли во все эти части света уже после того, как они приняли свои характерные формы. Стремление сохранить присущие орденам-прародителям организацию и обряды с одновременным распространением арабоязычных сочинений их шейхов обеспечило местным орденам унификацию практики. Региональные особенности в деятельности орденов проявляются в отличиях в ритуале, в том числе таких, как формы религиозных празднеств, или же в отражении специфики общественных и политических явлений. Творческого приспособления орденов к местным условиям теперь не видно, узаконенные в орденах ритуалы и верования смешались в новой человеческой среде, но это скорее было сосуществование, чем слияние: старое и новое уживались рядом.

На этом фоне четко проступают специфические черты западноафриканского ислама. Разница между африканским и индонезийским мусульманством объясняется как различием первоначального культурного субстрата, так и характерными особенностями раннего мусульманского миссионерства. Снук Хюргронье показал, что индийские купцы, поселившиеся в малазийских и индонезийских портах, всегда придавали большее значение размышлениям, чем деятельности, что открывало пути для принятия неортодоксального мистицизма. В Африке, напротив, главным считалась деятельность; и в самом деле, в собственно негритянскую Африку не только не проникли ереси, но там даже не привился подлинный суфийский мистицизм55. Судя по всему, не было генетической связи между африканской верой в единство жизни и суфийской доктриной ал-вахдат ал-вуджудийа. По сравнению с африканцами индонезийцы достигли более высокой степени истинного религиозного синкретизма.

Хотя созерцательный мистицизм, неизвестный негритянскому исламу, был принят некоторыми индонезийцами, ордены играли здесь не бульшую роль, чем в Западном Судане. Давая оценку исследованиям голландских специалистов по исламу в Индонезии, Г. X. Буске пишет:

"У этих авторов крайне мало сведений о мистических братствах, тарика, и об их организации, их зикрах и духовных упражнениях. Умолчание это в значительной степени объясняется той незначительной ролью, которую они играли в Индонезии. Здесь не существовало ничего подобного завийе"56.

В то время как мусульманские религиозные законы, регламентирующие жизнь общества, большей частью игнорировались, обряды и практика орденов воспринимались без труда. Шейхи выпускали учебники и большое число брошюр на арабском и местных языках, но все они были лишены оригинальности. Подводя итог, можно утверждать, что, хотя мистицизм как индивидуальный путь нашел некоторых убежденных приверженцев, массовые радения орденов, хадра и паломничество к гробницам играли незначительную роль в жизни индонезийских мусульман.

Главное, что нужно подчеркнуть в заключение этой главы, сводится к следующему: обновление орденов в XIX в. прежде всего затронуло окраинные области мусульманского мира и именно там оказалось наиболее эффективным, причем благодаря деятельности миссионеров. Связь эта была прямая во многих районах Африки, в Нилотском Судане и Сомали, более опосредованная в Западной Африке.

Со смертью Мухаммада, "Печати пророков" (Хатим ал-анбийа), завершился пророческий цикл (даират ан-нубувва), но Бог не оставил свой народ на божественном пути без наставника. Для большинства поводырем служил данный в откровении Закон (шар'), единый для всех мусульман, а 'улама были наследниками пророков в качестве хранителей и толкователей Закона.

Находились, однако, люди, которых не удовлетворял экзотерический Закон, хотя они и принимали его, так как религия - это не только откровение, но и тайна. Для тех, кого называли шиитами (сторонниками партии 'Али, ши'ат 'Али), наставником в мире божественной мудрости (хикма илахийа) был непогрешимый имам. Имам был также вали Аллах, и завершение пророческого цикла знаменовало начало другого - даират ал-валайа1. Суфий-шиит 'Азизаддин ан-Насафи следующим образом объясняет смысл, который шииты вкладывали в слово вали: "Тысячи пророков, явившихся ранее, последовательно вносили свой вклад в формирование той формы теофании, которая и есть пророчество и которую окончательно установил Мухаммад. Теперь же настал черед для проявления валайа (духовного начала) и проявления эзотерических реальностей. Помазанник Божий, в личности которого находит выражение валайа, и есть сахиб аз-заман, т. е. нынешний имам"2.

Тем, кто прослыл суфиями, непосредственное общение с Богом представлялось возможным. Свою миссию, хотя это каждый раз был индивидуальный акт, они видели в том, чтобы поддержать у людей веру в возможность осознания внутренней реальности, что придавало действенность данному в откровении Закону (шар' ). Этот Путь познания требовал наставника, и их появилось много, но сама идея наставничества в суфизме отличалась от шиитской. У суфиев сложилась собственная концепция вилайа, но их авлийа (мн. ч. от вали) были обыкновенными людьми, отмеченными Богом. Однако, хотя гипотеза предвечного существования вилайа попала в суфийскую философию из восточного гностицизма3, она так и не вписалась окончательно в более строгую структуру суфизма. Идеи извечного существования и духовной иерархии суфии приписывали вали и объясняли, таким образом, их причастность к управлению миром с помощью "Мухаммадова света" (ан-нур ал-Мухаммади), заключенного в них самих. Не все суфии соглашались с тем, что цикл даират ал-вилайа пришел на смену даират ан-нубувва, так как последний есть лишь особый способ связи Бога с человеком, способ конечный и пассивный, тогда как вилайа - свойство постоянное (истикрар), всегда активное и бесконечное4. Это не означает, что посланники Бога, через которых он сообщает Закон, по иерархии стоят ниже святых, ибо каждый посланник является еще и вали. Ибн ал-'Араби пишет: "Вилайа всеобъемлюща. Это основной цикл (даира)... Каждый посланник (расул) должен быть пророком (наби), а поскольку любой пророк непременно должен быть вали, это означает, что посланник тоже должен быть вали"5. По природе своей только пророчество конечно как функция и способ коммуникации с Богом. Имеется множество рангов вали, что обычно доказывается превосходством знания ал-Хадира над Моисеевым6.