Оркид-бульвару, проложив себе путь в потоке машин настойчивыми и наглыми звуками клаксона. Она обгоняла других водителей, выезжая на встречную полосу, проскальзывала в стремительно сужавшиеся просветы между автомобилями, и от лобового столкновения ее зачастую отделяло расстояние, равное слою краски на бампере. Она вырвалась на широкую темную Монте-Верде-авеню, а оттуда на дорогу, ведущую на Сан-Диего. И только оказавшись на шестиполосном шоссе, она понеслась вперед по-настоящему, оставляя далеко позади все, что двигалось по дороге, беззвучно пролетая мимо и, должно быть, заставляя других водителей вздрагивать от ужаса.
Я понятия не имел, куда мы едем, но, когда начал что-то говорить, она резко оборвала меня:
– Помолчите! Я хочу подумать.
И я отдался этой безумной гонке в темноте, восхищаясь тем, как она управляет машиной, раскинувшись на шикарном сиденье и надеясь, что мы ни во что не врежемся.
Шоссе на Сан-Диего проходит через ровную пустыню песчаных дюн и кустарника, затем внезапно выворачивает прямо к океану, после чего снова устремляется в пустыню. Когда мы оказались у океана, Морин не поехала дальше по шоссе, а сбросила скорость до банальных шестидесяти миль в час и свернула на узкую дорогу, тянувшуюся вдоль берега. Дорога начала резко уходить вверх, а море осталось внизу, мы же продолжали форсировать холм, пока не оказались на самой его вершине. Все это время автомобиль замедлял скорость и теперь выдавал жалкие тридцать миль. После той бешеной езды мне казалось, что мы почти не двигаемся. В ослепительном свете фар мелькнула табличка «Частная собственность. Проезд и проход запрещен» у начала другой узкой дорожки, обсаженной по обеим сторонам высокими кустарниками. Мисс Кросби свернула туда, и машина вошла в колею, словно рука в перчатку. Мы миновали несколько поворотов и крутых виражей, направляясь, как мне казалось, в никуда.
Спустя несколько минут она сбросила скорость и остановилась у двенадцатифутовых ворот, обмотанных колючей проволокой. Она трижды нажала на клаксон: короткие, резкие гудки эхом разнеслись в неподвижном воздухе. Их отзвуки еще были слышны, когда ворота распахнулись как будто сами собой.
– Очень хитро, – заметил я.
Она ничего не ответила и не посмотрела на меня, а проехала дальше, а я, оглянувшись назад, увидел, что створки ворот сомкнулись. Я вдруг подумал, а не похитили ли меня так же, как похитили медсестру Герни. Может быть, виной тому был выпитый скотч, но на самом деле это предположение меня не взволновало. Я чувствовал лишь, что было бы здорово немного поспать. Часы на приборной доске показывали без двух минут полночь: обычно в это время я ложусь в постель.
Затем дорога внезапно начала расширяться до размеров обычной проезжей части, и мы миновали еще одни двенадцатифутовые ворота, стоявшие распахнутыми. Снова оглянувшись назад, я увидел, как они сомкнулись за нами, закрытые чьей-то невидимой рукой.
В свете фар появился деревянный шале, весь утопающий в цветущих кустах и тунговых деревьях. В окнах первого этажа горел свет. Электрический фонарь ярко освещал ступени, ведущие к входной двери. Мисс Кросби подъехала, открыла дверцу автомобиля и вышла. Я вылезал медленно. В лунном свете передо мной раскинулся террасный сад, разбитый на вершине утеса. В самом низу, довольно далеко, я разглядел просторный бассейн. Море создавало мягкий звуковой фон, переливаясь вдалеке. В жарком ночном воздухе в изобилии разливались ароматы цветов.
– И все это ваше? – спросил я.
Мисс Кросби стояла рядом со мной, макушкой она доставала мне до плеча.
– Да. – Выдержав паузу, она добавила: – Я прошу прощения за пистолет, но мне нужно было доставить вас сюда как можно быстрее.
– Я поехал бы и без пистолета.
– Но тогда вы сняли бы трубку. А было крайне важно, чтобы вы не отвечали на этот звонок.
– Послушайте, у меня болит голова, я устал. Меня пинали ногами в горло, и, каким бы крепким я ни был, меня все же пинали ногами в горло. Все, о чем я вас прошу, – не надо загадок. Объясните, зачем вы привезли меня сюда? Почему было так важно, чтобы я не отвечал на тот звонок, и чего вы хотите от меня?
– Конечно. Может, войдем? Я принесу вам выпить.
Мы поднялись по ступеням. Дверь была открыта, и мы вошли в холл, а затем, через арку, – в просторную гостиную, протянувшуюся на весь этаж. Здесь было все, что ожидаешь увидеть у миллионерши. Денег не жалели. В интерьере преобладали бежевый и пурпурный, комната была эффектной, но не вульгарной. Не в моем вкусе, но, с другой стороны, у меня весьма примитивные представления.
– Давайте сядем на веранде, – предложила она. – Проходите. А я принесу напитки.
– Вы здесь одна живете?
– Если не считать работницы. Но она нас не побеспокоит.
Я вышел на веранду. Там висели громадные качели, длиной чуть ли не десять футов, предназначенные специально для того, чтобы сидеть на них и восхищаться видом, а вид заслуживал восхищения. Я опустился на мягкие кожаные подушки и принялся смотреть на далекое море. Все время, пока мы ехали, я гадал, чего же она хочет от меня. И до сих пор гадал.
Она вышла спустя несколько минут, толкая перед собой столик на колесах, где были бутылки, стаканы и ведерко со льдом. Она присела на другой край качелей. Нас разделяло восемь футов кожаного сиденья.
– Виски?
– Благодарю вас.
Я смотрел, как она наливает виски. Темно-синие лампочки на крыше веранды давали достаточно света, чтобы я мог видеть ее, и все-таки не настолько, чтобы различить выражение ее глаз. Я решил, что она, пожалуй, самая привлекательная из всех, кого я встречал в жизни. Даже наблюдать за ее движениями было сплошным удовольствием.
Мы оба не начинали говорить, пока она разливала виски. Она предложила мне сигарету, и я взял. Помог прикурить ей, закурил сам.
Теперь мы были готовы к разговору, однако она, кажется, все еще не спешила начинать, и я не стал рисковать, опасаясь спугнуть ее неуместным замечанием. Мы созерцали сад, море и луну, а стрелки моих наручных часов продолжали свой ход.
Внезапно она произнесла:
– Я прошу прощения за то, как я… как я себя вела. Я имею в виду, предлагала вам деньги, чтобы вы оставили меня в покое. Я понимаю, что выбрала неверный подход, просто я не собиралась ни в чем признаваться, пока не поняла бы, какой вы человек. Дело в том, что мне нужна ваша помощь. Я попала в беду и не знаю, как из нее выбраться. Я сваляла такого дурака, и теперь мне страшно. Боюсь до чертиков.
Она не выглядела испуганной, однако я об этом промолчал.
– Если бы знать