на вечер в замок. «Этот импровизированный праздник дармштадтский, — повествует Жуковский, — казался всем одним лишним эпизодом, который должен был только надоесть и наскучить»168. Однако он имел жизненно важное значение для Александра: здесь он встретился с младшей дочерью герцога, пятнадцатилетней принцессой Марией169, которая произвела на него особенное впечатление, и он сейчас же подумал о возможности связать с нею свою судьбу. О своих чувствах Александр написал родителям. Однако на предложение чуткого Жуковского притвориться больным, чтобы отложить отъезд из Дармштадта, наследник не согласился. Путь его дальше проходил по живописным городам северной Германии и Голландии. Несмотря на доходившие до него слухи о замышляемом эмигрантами-поляками покушении на его жизнь, Александр целый месяц посвятил изучению Великобритании.
Пока Александр пребывал в туманном Альбионе, Николай I занялся присланными из Дармштадта депешами. В письме, датированном 25 марта 1839 г., цесаревич пишет: «Здесь, в Дармштадте, встретил я дочь царствующего великого герцога, принцессу Марию. Она страшно мне понравилась с самого первого момента, когда я ее увидел... Теперь ехать в Копенгаген совсем не нужно, и если ты позволишь, дорогой папа, после моего посещения Англии я снова возвращусь в Дармштадт»170.
Назначенный попечителем цесаревича после смерти Ливена граф А. Ф. Орлов171, сдержанно докладывает императору, что «принцесса Мария сделала его высочеству сильное впечатление», но тут же в весьма осторожных выражениях добавляет, что он «огорчен распространенными здесь слухами о ее родителях».
Из секретной записки Николая I Орлову, найденной советскими историками в металлической шкатулке в Зимнем Дворце в 1923 г., мы узнаем, что царь не придавал этим слухам (касавшимся незаконного происхождения Марии) никакого значения. Он выражал весьма терпимое отношение к этому деликатному обстоятельству: «Сомнения относительно законности ее происхождения более действительны, чем ты полагаешь. Известно, что из-за этого ее едва терпят в семье, но она официально признана дочерью своего отца и носит его фамилию, следовательно, никто не может ничего сказать против нее в этом смысле...»172
Из бумаг той же шкатулки явствует: русский посол в Лондоне граф Поццо ди Борго173, разумеется, по указанию самого царя, тогда же негласно запросил у русского посланника во Франкфурте информацию о принцессе Марии: сколько ей сейчас лет? ее рост? как она выглядит? кто занимался ее образованием и воспитанием после смерти ее матери? насколько строги ее моральные принципы?
Попутно укажем, что в другом своем письме Орлов сообщает Николаю из Гааги (очевидно, чтобы царь не заподозрил его в несогласии с ним): «Не думайте, Государь, что я скрыл от Великого Князя эти слухи относительно происхождения принцессы. Он узнал об них в самый день своего прибытия в Дармштадт, однако реагировал он на них точно, как Вы... Он думает, что, конечно, лучше было бы, если бы было иначе (т. е. если б она была дочерью великого герцога. — Авт.), однако она носит имя своего отца и, следовательно, никто не может, с точки зрения закона, упрекнуть ее»174.
Как отмечает Вс. Николаев, настоящим отцом будущей императрицы Марии Александровны, супруги Александра II, был швейцарец французского происхождения барон Август-Людвиг де Граней, шталмейстер великого герцога Людвига. Современники описывают его как необыкновенно красивого человека. Матерью ее была принцесса Вильгельмина Баденская175, сестра русской императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I. Должно быть, брак ее с великим герцогом был не очень счастливым. Вышла она за него замуж шестнадцатилетней девочкой и, конечно, не по любви. У них было два сына, а позже родилась эта девочка.
В шкатулке сохранилось несколько записок Николая I и Александры Федоровны по этому вопросу. Императрица долго упорствовала не соглашаясь на брак сына с принцессой Марией. Там же нашлась записка самого Александра, который пишет отцу, как он огорчен, что его мать, «такой ангел доброты», в этом вопросе так непреклонна176.
Вряд ли Николай I предвидел, что, посылая в Англию симпатичного двадцатилетнего молодого человека, еще не женатого и при этом наследника престола громадной империи, создаст для Александра новые болезненные проблемы.
В 1839 г. британской королеве Виктории было около двадцати лет, она была еще не замужем и, естественно, мечтала о своем будущем сказочном принце, как мечтают все молодые девушки. Виктория, судя по ее дневнику, до сих пор отвергала всех представленных ей кандидатов в принцы-консорты177.
Большой интерес вызвало у молодой королевы (Виктория царствовала к тому времени около двух лет) письмо супруги покойного русского посла в Лондоне «пожилой, почтенной» княгини Ливен, которая писала одной из близких к Виктории придворных дам: «Молодой цесаревич Александр — самый очаровательный из всех европейских принцев... Трудно себе представить более красивого молодого человека. У него привлекательное, прекрасное лицо и необыкновенно приятная манера говорить...»178 Конечно, цель этого письма княгини Ливен была весьма скромной: она лишь стремилась вызвать интерес к личности русского наследника, ничего больше. Но результат получился самый неожиданный: Виктория, еще не видя Александра, была уже необыкновенно заинтригована.
В свою очередь Александр много слышал о Виктории еще в Петербурге, где словоохотливая княгиня Ливен описывала королеву так: «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, полуоткрытым ртом, белыми правильными зубами...» Королева Англии слыла весьма деятельной, умной, образованной девушкой, с которой можно поговорить и о литературе, и об искусстве, и о мировой политике179.
И вот, наконец, в субботу, 4 мая, Александр был ей представлен официально в Букингемском дворце. Виктория детально описывает эту их первую встречу в своем дневнике: «В половине второго я приняла Великого Князя, которого мне представил лорд Пальмерстон180 и которого сопровождал граф Орлов и граф Поццо ди Борго. Я пригласила Великого Князя сесть; он высокого роста, с тонкой талией, держит себя непринужденно, приятно и искренне, хотя нельзя сказать, что он красавец». Впрочем, тут же она добавляет, противореча самой себе: «У него красивые синие глаза, короткий нос и изящный рот с очаровательной улыбкой. Я нашла великого князя чрезвычайно привлекательным, с располагающим приятным характером, таким естественным, таким веселым... Он всего на год старше меня...»181
Виктория призналась лорду Мельбурну182, что совсем не ожидала встретить в лице русского великого князя столь обаятельного молодого человека. Ее симпатия распространилась и на всю свиту Александра: «Все они приятные молодые