Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромные, хрустально-чистые глаза белокурой хрупкой девушки из третьего ряда смотрели на него так преданно, как, наверное, смотрят лишь на божество. Много восторженных и восхищенных женских глаз видел артист Петр Уманцев. Но в этих взглядах — он чувствовал это и содрогался от бешенства! — всегда присутствовало и вожделение. Ему приходилось терпеть и томительный шепот, завлекающий смех, и обещающие прикосновения рук этих дам. Но все было пропитано отвратительным запахом похоти! Взгляд княжны Леночки — так он называл уже ее в мечтах, — пронзал грудь и входил в сердце так легко и прозрачно, как солнечные лучи сквозь облачка или радуга в дождевых брызгах.
Уманцев был отличным актером. Играя на сцене, он и вправду становился тем, кого изображал. И девушка, сидящая, в зале, виделась ему то Офелией, то Джульеттой, то Луизой. Но главное — он видел, понимал, что и она смотрит на него не как на красавца-мужчину, а как на Гамлета, Фердинанда… Все чаще и чаще Илья думал о том, что рядом с княжной Леночкой он сможет окончательно превратиться в Петра Уманцева, жениться и всегда видеть в ее глазах возвышенное чувство, которое превосходит плотское вожделение…
Да, ему, Илье Круминьшу, Гусару, нравилось то, что он проделывает с женщинами. Но не мог же он не осознавать, что есть в этом наслаждении патология, ненормальность. А главное, он прекрасно понимал — когда-нибудь, пусть и не скоро, но может он попасться. И тогда — конец жизни… Все больше и больше убеждал себя Илья в том, что, женившись на княжне Орешиной, он избавится от желания убивать: ему просто не нужны станут другие женщины. К тому времени, когда он решился представиться своей избраннице, он уже окончательно в это верил.
Своему подельнику Гусар долго не рассказывал о Леночке. Но когда он уже был вхож в дом Орешиных, Лыч сам спросил:
— Ты что, малец, и вправду поджениться собрался?
— Да, скоро будет объявлено обручение.
Они тогда сидели в старом барке — самом надежном и любимом месте встреч: никого постороннего! Лыч мотал своей огромной башкой, словно чего-то не понимая:
— Так ты ж ее, маруху свою, в первую же ночь зарежешь! И меня позовешь, что ли? Или думаешь, елдой по секелю поводишь — и все?
Гусар вдруг подскочил с места, замахнулся… Но, конечно, не ударил, рубанул рукою воздух, задохнулся. И сказал, словно был сейчас Петром Уманцевым:
— Не смей так говорить об этой девушке! Она другая, совсем другая. И я с ней буду другим.
Лыч ощерил пасть, захохотал, словно закудахтал:
— Как тебя проняло! Не такая! Да это пока девка, вот и не такая. А ты-то сам такой, а не другой, и другим не станешь. Сам ведь знаешь, вот и боишься, аж трясешься весь…
Гусар и правда побелел и весь трясся. Нет, нет, не хотел он сам себе признаваться — сумел убедить, уговорить себя, поверить, что с Леночкой все будет по-другому. Ей нужна его душа, его сердце, сам он, ласковые прикосновения губ к волосам, виску, ладони… Взгляд — глаза в глаза… Сплетение пальцев… Головка на плече… Во всем этом нет ничего чувственного, но есть настоящее чувство, нежность, забота. И даже когда они окажутся в постели и прикоснуться обнаженными телами друг к другу — и тогда в этом будет лишь нежность и дань традиции. И дети — они ведь должны быть в семье. Он, Петр Уманцев, представляя себя с Леночкой в брачную ночь, вовсе не испытывал привычных накатов нарастающей злобы, смешанной со страхом и гадливостью. Почти не испытывал…
Лыч все еще ухмылялся, и Гусар вдруг подумал, что за этой уродливой головой и тупоумной внешностью скрыта натура по-своему проницательная. Ему ли не знать! Да, да, Лыч угадал: Гусар боится, очень боится, но, прячась за личиной Петра Уманцева, не хочет признаваться даже себе. И не признается! Нет, все будет хорошо! Леночка не такая, как все женщины. Она другая — и он станет другим!
Глава 37
Гусар, конечно же, читал в прессе все, что писали о нем — неизвестном и страшном убийце-маньяке. Эти опусы раздражали его неимоверно! Газетные писаки все извращали и выворачивали наизнанку: не эти бабы и девки — доступные шлюхи! — являлись жертвами! Они, исходя похотью, заманивали его, а потом издевались, смеялись. Он только мстил, и, если задуматься, спасал многих других мужчин от мерзких тварей! Ведь разве могла такая, как, например, Анна Городецкая, составить чье-то счастье?
Он хорошо помнил их первую встречу. Леночка держала за руку высокую смуглую девушку с короткими темными волосами и откровенным взглядом. В ее одежде, в позе, в изгибах губ сразу чувствовалась вызывающая независимость.
— Это Анета Городецкая, моя давняя подруга, — сказала весело Леночка. — А это господин…
— Этого господина я прекрасно знаю, — прервала ее Городецкая. — Значит, вы дружите? Интересно…
С первых же слов, в интонации, в хрипловатом голосе Петр сразу уловил призыв, обещание! Словно был подан знак: действуй, можно все!
С того дня Анета просто прилипла к нему. Бывала у Орешиных, когда и он бывал, ходила к нему за кулисы якобы за материалом для газеты, встречала на улице — и довольно часто! — брала под руку. От нее исходила похоть — липкая, почти осязаемая. Она не скрывала, чего хотела, только что не говорила прямо. Хотя однажды, когда была объявлена помолвка Уманцева и княжны Орешиной, не сдержалась, воскликнула:
— Зачем вам эта замороженная барышня? Бедная Лиза из позапрошлого века!
Он всегда находил спокойный достойный ответ, превращая все якобы в шутку. Никогда не высказал свою ненависть. А он ненавидел Анету и знал, что сделает с ней! Особенно после того, как она, чертовка, умудрилась где-то увидеть его вместе с Лычом и тут же доложила об этом Леночке. Городецкая становилась просто опасной. И к тому же Петр очень живо представлял подобные картины: Анета бесстыдно расспрашивает Леночку, уже его жену, об интимных подробностях, дает советы. Леночка начинает задумываться о чем-то, ей вовсе не свойственном. И однажды он увидит в ее глазах то, что всегда видит в глазах других женщин… Это страшно! Опасно! И опасность исходит от Анеты Городецкой.
Он решил, что пора избавляться от Анеты. Но все мешали какие-то дела. Наступила зима, Рождество. После рождественских праздников ставили тургеневского «Холостяка». Анета, как всегда, бесцеремонно явилась к нему в уборную, сострила:
— А вот ваша холостяцкая жизнь кончается.
— Кончается, — согласился он. — И я этому рад, вы знаете.
— Какой вы, Петр, зануда! — состроила гримаску девушка.
— Ну… может быть и не такой уж, как вам кажется!..
Он выговорил эту фразу томно, протяжно и настолько многозначительно, что не поняла бы только совершенная дура. Городецкая мгновенно вспыхнула:
— Но пока еще вы холостяк! И я — девушка свободная…
— Разыграем вдвоем небольшую пьеску?
— Пьеску? — Глаза у Анеты заблестели. — Какую?
— Хорошенькая… скажем, горничная, и обеспеченный джентльмен встречаются тайно, потому что оба не хотят огорчать одну и ту же особу: он — свою невесту, она — подругу.
— Отлично! — Городецкая захлопала в ладоши. — Совершенно в моем вкусе! О, да, вы не зануда, я ошибалась. Впрочем, не так уж и ошибалась — догадывалась… Но эта тайная встреча — она не будет последней?
Он улыбнулся, не отвечая, протянул руку, легким, почти невесомым движением погладил по щеке, шее… Анна прикрыла глаза, сказала хрипловато, прерывисто:
— Бедная княжна Леночка…
Домик, куда Уманцев привез в ту ночь Городецкую, меблирован был довольно убого. Она ожидала иного, фыркнула, повернулась к нему:
— Я думала, мы приятно поужинаем…
— Это будет, потом. — Гусар хлопнул в ладоши, и в дверях мгновенно возник Лыч. — Мой приятель накроет стол, пока мы отдохнем в другой комнате.
Анета сразу узнала громадную фигуру, уродливую голову, шрам на щеке.
— Значит, я тогда не ошиблась! — воскликнула с гордостью. — Вашу парочку я видела в портовой окраине!
— Нашу, — легко согласился Гусар и потянул ее за руку. — Пойдемте вот в эту дверь.
Верхнюю одежду они сбросили еще раньше, на руки услужливому Лычу. Теперь же, в спальне, Анета совершенно незаметным движением оголила плечи и грудь, подошла к нему и стала расстегивать пуговицы его рубашки. Пальцы ее медленно продвигались сверху вниз, твердые вздыбленные соски то отстранялись, то прикасалась к его телу сквозь тонкое полотно. Илья тут же вспомнил свои пятнадцать лет, бордель мадам Ануш, худенькую Рузанку. Она тоже сама раздевала его. И когда Анета вдруг опустилась на колени, сжимая руками его бедра, он уже этого ожидал. Однако не позволил ее развратным алчущим губам осквернить свое тело. Еще с самого начала, затевая всю интригу с Городецкой, он решил: сам к ней не прикоснется. С другими женщинами можно было: они не имели к его невесте никакого отношения. Эта же мерзавка предавала Леночку, и он тоже предаст, если соединит свое тело с ее! Нет уж, пусть плотскими утехами займется Лыч. Он же, Илья, вообще ненавидит женщин; он, Гусар, получит удовольствие своим способом — пофалует ножом; он, Петр Уманцев, отомстит за предательство чистой, доверчивой души своей невесты…
- Ночь, которая умирает - Айзек Азимов - Детектив
- Опер печального образа - Дмитрий Вересов - Детектив
- Художества тетушки Мюриел - Маргарет Сент-Клер - Детектив
- Детонатор для секс-бомбы - Дарья Калинина - Детектив
- Активный отдых - Максим Георгиев - Детектив