Царю ничего не оставалось, как продолжать затянувшуюся разорительную войну на пределе сил и возможностей. Осенью 1705 года отборные русские войска расположились на зимние квартиры в Гродно, куда на встречу с Петром прибыл Август Сильный. Вероятно, союзники обсуждали план военной компании на следующий год, театром боевых действий которого должна была стать Польша. Зима наступила ранняя и очень холодная. Полагая, что до весны расположенные под Варшавой шведские войска не двинутся с места, царь отбыл в Москву, вручив номинальное командование армией Августу. Реальная власть в Гродно находилась в руках вступившего на русскую службу австрийского фельдмаршала Георга Огильви[56]. Кавалерией командовал Меншиков, произведенный государем за боевые заслуги из поручиков сразу в генералы. Для фаворита царь выхлопотал у австрийского императора два титула – графа и светлейшего князя Священной Римской империи.
Когда позволяла ситуация, Петр, воспитывая в своих генералах инициативу и ответственность, предоставлял им тактическую свободу действий. Сам же брал на себя менее заметную техническую сторону войны – формировал и обучал новые полки, запасал продовольствие, запускал заводы, строил флот, укреплял города, разрабатывал как стратегию войны, так и тактические детальные планы локальных боевых действий, вел сложную дипломатическую игру с Турцией, Австрией, Англией, Францией, Голландией, Пруссией… Контролируя выполнение приказов, царь постоянно находился в движении, скакал из одного конца страны в другой, поощрял, наказывал, ободрял, торопил, грозил, исправлял просчеты, наставлял, миловал, казнил… Оставаясь за кулисами войны, Петр был в курсе всех важных дел, довольствуясь скромным военным чином, ни на минуту не выпускал из рук нити верховного командования войсками и управления поднятой на дыбы страны.
Карл спокойно реагировал на поражение своих войск в Лифляндии и Ингрии, считал, что легко вернет утраченные территории, когда поставит на колени Августа. «Пусть Петр захватывает крепости и основывает города, он все равно не в состоянии утащить их с собой в Московию. Они снова станут шведскими, когда придет время». Самоуверенный шведский король отличался крайней скрытностью, он вообще мало говорил и не любил болтунов. Порою даже его генералы ничего не знали о планах своего повелителя до последнего момента. Одной из причин многочисленных побед Карла была полная тайна готовящихся им походов и внезапный удар там, где враг ожидает его меньше всего.
Верный своей обкатанной тактике, шведский король в канун нового года отдал приказ о выступлении двадцатитысячной армии, во главе которой совершил в лютый мороз бросок от Варшавы до Гродно, стремительно покрыв за две недели триста шестьдесят верст. Прямо с марша, расположив войска под открытым небом, подавая пример выносливости, Карл провел всю студеную ночь в седле, рекогносцируя позиции русской армии. Не обнаружив в них уязвимые места, король отказался от своих излюбленных тактических приемов – атаки и штурма, принял необычное для себя решение блокировать город, уморить противника голодом и вынудить к сдаче.
Появление шведской армии под стенами Гродно оказалось для русской армии полной неожиданностью. Петр немедленно покинул Москву и выехал в Смоленск. Август, взяв с собой четыре полка драгун, успел выскользнуть из города до его полного окружения, чтобы привести на помощь русской армии польско-саксонские войска. Имея в Гродно двойное превосходство сил, Петр даже мысли не допускал дать шведам генеральное сражение, которое могло решить исход войны. Со времен разгрома под Нарвой царь избавился от всех своих иллюзий, смотрел на вещи настолько трезво, что в полной мере отдавал должное полководческому дарованию Карла XII и возможностям его превосходной армии, способной сокрушить многократно превосходящие силы противника. Риск был слишком велик, чтобы Петр мог решиться на сражение, слишком многое поставлено на карту, чтобы довериться изменчивой военной фортуне, проиграть ставку и похоронить судьбу страны, потерять трон, свободу, возможно, саму жизнь. Всю энергию, помыслы и заботы царь направил на спасение армии.
Положение осложнялось тем, что Петр находился вне армии и не мог принимать оперативные решения. Курьеры с письмами задерживались в пути или пропадали бесследно, чтобы проскользнуть сквозь шведские посты им приходилось переодеваться в платье местных крестьян. Приказ царя немедленно оставить Гродно запоздал – шведские войска уже взяли город в клещи. Огильви настоятельно советовал царю не отводить армию, дождаться подхода саксонских войск и совместно с ними деблокировать Гродно, разглагольствовал о потере воинской чести и утрате стратегических позиций в случае вывода войск за пределы Речи Посполитой. Амбициозный австрийский фельдмаршал, надменный и самонадеянный, был весьма невысокого мнения о русских генералах, относился к ним пренебрежительно, непоколебимо верил в непогрешимость собственных решений. На этой почве отношения между Огильви и Меншиковым не сложились, в критический момент достигли крайнего накала, негативно отражались и на без того сложном положении армии.
Ситуация стала и вовсе драматичной, когда испарилась надежда на помощь Августа Сильного: спешившую к Гродно двадцатитысячную саксонскую армию наголову разбил при Фрауштадте[57]девятитысячный шведский корпус под командованием генерала Карла Реншильда. Не прошло и часа после начала сражения, как саксонцы обратились в бегство, не дрогнули только русские драгунские полки, взятые курфюрстом с собой из Гродно. Четыре часа они сдерживали натиск шведской лавины. Пленных русских солдат шведы связывали, укладывали штабелями и протыкали штыками. Вероятно, это была месть за резню в Нарве, но в отличие от русского царя шведский генерал не остановил расправу над безоружными людьми. Последние отголоски рыцарских времен канули в прошлое, война принимала все более ожесточенный характер.
Петр клокотал от гнева: бежав с поля брани, саксонцы обрекли на гибель четыре тысячи русских драгун, потраченные на союзников огромные суммы денег превратились в пыль, голодающая армия в Гродно оказалась на краю гибели. «Бог весть, какую нам печаль сия ведомость принесла и только дачею денег беду себе купили», – горько иронизировал царь в собственный адрес. Огильви, продолжавшему упорствовать в своем нежелании отступать, он пригрозил обвинением в измене, потерял к нему всякое доверие и фактически передал главное командование Меншикову, наказав всем генералам повиноваться светлейшему князю «так, как мне самому».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});