Себя Энгельс изображает мастером «игры» на гильотине, говорит о себе, что он «всех левей», — следовательно, считает себя сторонником революционных действий. Он призывает граждан к оружию.
А тот, что всех левей, чьи брюки цвета перца
И в чьей груди насквозь проперченное сердце,
Тот длинноногий кто? То Освальд-монтаньяр!
Всегда он и везде непримирим и яр.
Он виртуоз в одном: в игре на гильотине,
И лишь к единственной привержен каватине,
К той именно, где есть всего один рефрен:
Forroez vos bataillons! Aux armes, citoyens![1]
Энгельс славился жизнелюбием, задором, неустрашимостью. Ему нравились шумные пирушки члеиов «Докторского клуба», на которых он радовался больше всех, потешая друзей забавными стихами собственного сочинения. Больше всего на этих встречах по- прежнему доставалось церковникам и филистерам.
Самым выдающимся событием университетской жизни 1841/42 учебного года были лекции профессора Шеллинга, видного немецкого философа, крупнейшего представителя натурфилософии. Он был приглашен ректором прусского университета в Берлин, чтобы развенчать гегелевскую философию.
В начале 40-х годов прусское правительство начало поход против младогегельянцев — сеятелей свободомыслия, делавших радикальные выводы из гегелевской философии. Прибытию в Берлин Ф. В. Шеллинга министерство просвещения придавало большое значение. Теоретик реакционного романтизма, он к концу своей жизни стал сторонником феодальной монархии, сословных привилегий и евангелической веры.
Младогегельянцы встретили Шеллинга в штыки, они считали, что должны во что бы то ни стало победить в схватке с представителем мракобесия, который служит «нуждам прусского короля».
«Если вы сейчас здесь, в Берлине, спросите кого- нибудь, кто имеет хоть малейшее представление о власти духа над миром, — писал Энгельс, — где находится арена, на которой ведется борьба за господство над общественным мнением Германии в политике и религии, следовательно, за господство над самой Германией, то вам ответят, что эта арена находится в университете, именно в аудитории № 6, где Шеллинг читает свои лекции по философии откровения».
На лекции Шеллинга приходили не только видные ученые, но и политические деятели, иностранные послы, офицеры. В перерывах слышался смешанный гул немецкой, французской, английской, венгерской, польской, русской, новогреческой и турецкой речи. Кто бы мог предполагать тогда, что среди присутствующих, заполнивших до отказа самую большую аудиторию университета, находятся будущие яростные политические противники. Австрийский посол в Берлине Меттерних, несколькими годами позже став главой правительства Австрии, начнет жестоко преследовать Маркса и Энгельса; анархист Бакунин в 60—70-е годы пойдет войной на Интернационал и станет злейшим врагом основоположников научного коммунизма.
Недавнего бременского конторщика волновали предстоящие философские схватки. Он верил, что дальнейшее развитие всей духовной жизни Германии на ближайшие годы, а то и десятилетия зависит от исхода сражения с Шеллингом.
Хотя Энгельс был еще недостаточно подготовлен, чтобы сразиться с всемирно известным ученым, однако профессор, ставший реакционером и противником Гегеля, уже в силу этого был уязвим в любом философском споре. Энгельс, рьяный сторонник диалектики Гегеля, призывал к открытой политической борьбе с существующими порядками и потому обрел преимущества, которые позволили ему нанести жестокий удар Шеллингу. Отважный воитель Энгельс был прав, когда писал, что меч воодушевления так же хорош, как и меч гения.
В борьбе против Шеллинга, которая выдвинула Энгельса в первые ряды младогегельянцев, молодой студент закалил свое оружие, выступив впервые как философ и теоретик со своими собственными политическими и социальными взглядами. Он говорил о необходимости взаимопроникновения мысли и дела, Гегеля и Бёрне.
Энгельс воевал с Шеллингом беспощадно. В декабре 1841 года он напечатал в «Германском телеграфе» статью «Шеллинг о Гегеле»; весной 1842 года была опубликована его анонимная брошюра «Шеллинг и откровение», а следом за ней «Шеллинг — философ во Христе». Энгельс в этих работах выступил в защиту Гегеля и подверг уничтожающей критике реакционные, идеалистические взгляды Шеллинга.
Берлин конца 30-х — начала 40-х годов стал колыбелью различных философских систем и учений. Они оказали заметное влияние на формирование взглядов Маркса и Энгельса. Особенно поразили их открытия Людвига Фейербаха. Его книга «Сущность христианства», вышедшая в 1841 году, была тщательно проштудирована обоими молодыми учеными, причем каждый из них в отдельности тотчас же принялся защищать Фейрбаха в печати от нападок королевско-прусских философов.
В «Сущности христианства» Фейербах неопровержимо показал, как религия перемещает отношения между богом и человеком. Он первым среди философов своего времени стал материалистом. Фейербах поставил сознание в зависимость от бытия, он доказал, что бог есть порождение человека, что человек создал бога по своему образу и подобию.
Маркс, не без сарказма, отмечал, что не представители церкви, не теологи, не профессора-идеалисты, а антихристианин Фейербах добрался до самых корней происхождения христианства. Фейербах по-немецки означает «огненный ручей», и Маркс, пользуясь игрой слов, говорил, что нет для философов другого пути к истине и свободе, как только через огненный поток.
«Стыдитесь, христиане, — благородные и простые, ученые и неученые, — стыдитесь, что антихристианину пришлось показать вам сущность христианства в ее подлинном, неприкрытом виде, — писал Маркс о книге Фейербаха «Сущность христианства». — А вам, спекулятивные теологи и философы, я советую: освободитесь от понятий и предрассудков прежней спекулятивной философии, если желаете дойти до вещей, какими они существуют в действительности, т.е. до истины. И нет для вас иного пути к истине и свободе, как только через огненный поток. Фейербах — это чистилище нашего времени».
В книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Энгельс много времени спустя рассказал о том значительном влиянии, которое оказал первый немецкий материалист на младогегельянцев, и именно тогда, когда идеализм Гегеля стал тормозом дальнейшего развития философии:
«Тогда появилось сочинение Фейербаха «Сущность христианства». Одним ударом рассеяло оно это противоречие, снова и без обиняков провозгласив торжество материализма. Природа существует независимо от какой бы то ни было философии. Она есть та основа, на которой выросли мы, люди, сами продукты природы. Вне природы и человека нет ничего, и высшие существа, созданные нашей религиозной фантазией, это — лишь фантастические отражения нашей собственной сущности. Заклятие было снято; «система» была взорвана и отброшена в сторону… Надо было пережить освободительное действие этой книги, чтобы составить себе представление об этом. Воодушевление было всеобщим: все мы стали сразу фейербахианцами».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});