– Верно, коллега Патокин, – согласился академик, – в повседневной практике у нас все обозначения носят шахматный оттенок, но это не значит, что…
– В официальной документации сказано, – деланно посерьезнел Женя, – в случае аварийной ситуации, необходимо задействовать тумблер антиперегрузки и установить вольеру отхода в максимальное левое положение.
– Но это же медленно! Тот способ, который я предложил, практически мгновенен, – отпарировал академик.
– Ладно, проехали! – загремел Леник, вдруг почувствовавший, что здесь – он хозяин. – Присаживайтесь-ка, сотрудники хорошие, за наш скромный стол.
Тут же вскочила Майка Городошница, ухватила Пеструху за руку и потащила к свободному стулу рядом с собой.
Пеструха, хоть и позволил себя утягивать, но приостановился, повел носом и проговорил:
– Ну и запахи у вас тут!
– А что – не те запахи?! – Возмутился Пень и даже встал.
– Да те, те, те. Но все же – рядом с такой техникой, – академик покосился на Климашу.
– Это вы зря, – Майка отпустила рукав Пеструхи, – Климаша тут совершенно не в обиде. Она тоже… наш сотрудник. Вообще, – Городошница обвела вдруг притихших анпилоговских людей взгдядом тщательно подкрашенных глаз, – она такая… Она… тоже человек.
Академик помолчал. Потом снял очки и очень старательно заправил их в верхний карман пиджака:
– Ну да, ну да. А Климаша – это, собственно, «машина, сделанная в Клину»? Я правильно сообразил?
– Да, все верно, – хмыкнул Анпилогов, – только я вам скажу, что данная техническая единица, КАМ-75, производства Клинского завода аналоговых машин..
– Я прекрасно помню этот коллектив разработчиков, – с готовностью отозвался Пеструха. – Они были довольно чудными. Ходила даже легенда, что коллектив умудрился заложить в одну из версий модельного ряда КАМ… ну, скажем так, свой вариант осознания мира. Пусть это звучит ф-ф-фантастично, но такова легенда, поверьте.
Тут академик Пеструха начал стесняться присутствующих и вновь надел очки.
Женя Патокин нервно сглотнул, сполз со своего стула, подошел к Пеструхе и сказал:
– Старший коллега несколько преувеличивает: «осознание мира»… Я вот знал людей, которые делали эту машину. И это были хорошие… коллеги. И у них все было несложно. Они хотели сделать хорошую машину, которая с помощью подачи электрического тока, пропущенного через всякие там сопротивления, емкости и намотанные вручную медные катушки, способна воссоздать некие процессы. То есть, простите, как вскоре будет говориться – продвижения. Это я с латыни перевожу. То есть получается – как имитация человеческого состояния, выраженная в странных кривых на конкретном черном осциллографе. Формулу-то не выразишь – ни словами, ни переменными. Но в картинке – вся суть.
– Ну, коллега, здесь вы не совсем правы, – снова вступил Пеструха. – Существуют ведь такие многомерные математические построения – и это касается таких областей, как топология, на основе которых, как я читал, действительно строились модели сознания.
При слове «топология» Леник вскинулся, но промолчал. Он прекрасно помнил, как произнес это слово на Ледострове Явич, и как из ряда заключенных вышел тот математик с красным обветренным лицом.
– А некоторые, между прочим, гадают по руке… – вдруг сказала Майя.
– Как– как? – переспросил Пеструха.
И в этот момент все увидели, что академик, наконец, занял свое место на этом празднике.
И стало заметно, что все разместились на трех уровнях. Но был и промежуточный.
Пеструха не пошел за стол, а забрался на лесенку, на последней площадке которой Пень обычно собирал схемы на верхней панели Климаши, то есть академик Пеструха сидел на верхнем уровне, на последней ступеньке лесенки. А внизу, у его ног, устроилась Майка Городошница – и стоило ей поднять голову – она могла уже видеть своего кумира. Так она оказалась на нижнем уровне.
Остальные же продолжали сидеть за столом – на среднем.
Промежуточный же уровень – стоя – пока занят не был.
Женя опорожнил свой стакан, сооруженный Пнем, потом подал его создателю и потребовал возобновления. Пень исполнил. Тогда Женя протянул стакан академику Пеструхе, переступив через Майку, и поставив ногу на среднбюю ступеньку. Пеструха долго отмахивался, но Женя не отступал и дождался, пока Пеструха доведет стакан до посденего глотка.
– По руке! – продолжила Майка. – Как жить, с кем жить, от кого ждать беды, чем все это кончится… Вообще – про любовь.
– Хм… – проговорил сверху Пеструха, переставший вдруг застревать на гласных. – Кое-что об этом слове. Вы же произнесли это слово?
– Да, произнесла, – проговорила Майка визгливо.
– А вот не знаю такого слова, – опять вступил Пеструха.
– А я… вот узнала, – вдруг громко вставила Уля, быстро-быстро переплетая кончик косы.
Женя забрал у Пеструхи стакан, приподнял его и удовлетворенно крякнул.
– Нет, – вдруг замотал головой академик, – нет и нет. Вы ошибаетесь. Здесь нужно произнести другое слово. – Он приостановился, снял очки, зажмурил беззащитные глаза, проговорил. – Сеябус.
Женя прошел на свое старое место, сел, протянул руку и обнял Улю:
– Да не пугайте вы нас, старший коллега. Женщина все просто и понятно назвала. И в этом суть.
– Нет! – вдруг взвился академик. – Не в этом! И вы прекрасно знаете, Патокин, только передергиваете! Помните фразу: «И тогда нам уже не будет свойственно то полное и всепоглощающее чувство…» – это и есть сеябус. Только что мы стали свидетелями реального использования так называемого «постного огня». И о чем это говорит?
– Да ни о чем это особенно не говорит… – Женя с аппетитом положил в рот полную ложку салата из картофеля, колбасы и яиц. – Ну, старший коллега, люди постарались, люди нашли закодированную информацию, разобрались с ней, создали… скажем так, реально действующее устройство и… – Женя с удовольствием еще раз глотнул из заботливо подставленного Пнем стакана, потом медленно и безмолвно повернулся к сидящей рядом Уле, приобнял ее за талию, – использовали его в испытаниях движка для астрофизического объекта. Все. Что же тут «всепоглощающего»?
Академик на своем третьем уровне, на верхушке лестницы, приставленной к Климаше, схватился за голову и стал раскачиваться из стороны в сторону. – Ох, в-в– ы з-з-ззря меня напоили, Женя! Я ведь сейчас все скажу, как бы мне не было безумно интересно работать в этом слое мысли. Вам всем скажу сейчас, коллеги… Постного огня быть не м-м-м… не м-может. Не может его быть!
– Простите, – Анпилогов посчитал своим долгом вмешаться, хотя точно знал, что в комнате нет ни единого прослушивающего корпа. Но ведь здесь были его люди, – Техника на лигокристаллах – очень серьезное направление, такое, с каким мы еще не работали. И, честно говоря, не всегда и осознаем все ее возможности. Просто там, на Пятом прииске, в силу определенных природных явлений – давления, влажности, химического состава земной коры в данной географической точке, создались необходимые условия. И вся наша линейка, собранная на лиго, позволила, в конце концов, на основе расшифрованных данных, найти параметры постного огня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});