Читать интересную книгу Улыбка бультерьера (Час дракона) - Михаил Зайцев

- А я не полезу, - спокойно ответил я.

- Еще как полезешь! - ухмыльнулся "начальник" золотозубым ртом и замахнулся для следующего удара рукояткой в челюсть.

От удара я ушел, чуть присев. Кулак с пистолетом просвистел над головой. Удивиться мой обидчик не успел. Боец под шкурой бомжа проснулся после долгой дремы и уже делал свое привычное кровавое дело, рутинную работу профессионального костолома.

Золотозубого я свалил ударом в пах. Очень удобно: приседаешь на корточки, уходишь от удара в голову и синхронно выбрасываешь вперед сжатую в кулак руку. Есть, правда, одна тонкость. Нужно не просто присесть, а мгновенно расслабить ноги, так чтобы тело рухнуло вниз под собственной тяжестью. Тогда все получится, как доктор прописал.

У меня получилось. Бандюга позабыл про пистолет, согнулся в три погибели, прижал растопыренные пальцы к травмированным гениталиям. Рожу при этом скорчил презабавнейшую.

Сказал "а", говори "б", начал драку, дерись. Кстати, и в этой простецкой формуле присутствует один крайне важный нюанс - драться в общепринятом значении не нужно. Нужно бить! Разить врага наповал. Никаких компромиссов, однозначно, как в шахматной головоломке: "Белые начинают и выигрывают". В два хода.

Из глубокого приседа я выпрыгнул вверх, выбросил вперед ногу и вывел из строя еще одного бандита. Удар каблуком в подбородок - штука чувствительная. Пока мои противники не опомнились, я успел уложить еще двоих. Один получил ребром ладони по шее, другой временно потерял способность видеть - мои грязные длинные ногти чиркнули по его вылупленным поросячьим глазкам, словно тупое бритвенное лезвие.

А что бомжи? А ничего! Замерли подле автомашины, стоят, разинув пасти, моргают, как дети неразумные.

Нельзя вам, братья, садиться в эту машину. В ней смерть, я это чувствую, я это знаю! Много долгих лет старичок японец учил меня чувствовать опасность, ощущать приближение старухи с косой так же, как обычные люди чувствуют голод и жажду.

Бандитов осталось пятеро. Мой опытный глаз сразу же подметил - двое из них не бойцы, зато остальные - тертые калачи. Сразу же отступили подальше от меня. Правильно делают, им нужна свобода маневра, в куче я их быстренько уделаю.

Двоих зазевавшихся лопушков я достал просто, изящно, без излишеств. Прямой в переносицу, дуговой в висок - и готово. А вот те трое, которые тертые да бывалые, чуть было не достали меня. Взяли в крут, попытались отвлечь с фронта и атаковать с тыла. Я ответил ударом ноги "лягающая лошадь" и связкой из двух ударов руками под названием "ласточки ловят комаров". И все было кончено. Бой длился секунд тридцать. Как правило, настоящая уличная драка столько времени и занимает, не больше.

Из кабины автофургона высунулась голова в серой милицейской фуражке.

- Атас! Менты! - заорал я, чтоб хоть как-то расшевелить живописную кучку бомжей. - Линяйте отсюда! Облава!

Подействовало. Оборванцы кинулись врассыпную. Бороду я насилу догнал аж возле Казанского вокзала.

- Откуда приемы знаешь? - спросил Борода после того, как отдышался.

- В десанте служил, - ответил я.

И с тех пор ко мне прилипла кличка Десант. Заметьте, не Десантник, а именно Десант. Отверженные привыкли экономить на всем, даже на окончании имен собственных.

Рассказанная мною история с мордобоем произошла зимой. Сейчас уже весна, но к площади у трех вокзалов мы с Бородой едем впервые после того памятного случая. До сегодняшнего дня мы опасались, что нас ненароком узнают побитые бандюки. Как выяснилось в дальнейшем, опасались не зря.

На станцию метро "Комсомольская" мы прибыли ровно в шесть ноль-ноль. Платформа, несмотря на ранний час, забита народом. Весна на носу, пора навещать продрогшие за зиму приусадебные участки. Прекрасно! В толпе проще прошмыгнуть мимо ментов. Мы нездешние, непривычные, у нас могут быть неприятности.

Эскалатор вытянул нас на привокзальную площадь. Предстоял обязательный ритуал обхода территории, поиск старых знакомых, установление новых контактов. Мы должны открыто о себе заявить и получить молчаливое согласие на соискание разовой работы или объектов в привокзальном буфете. Жаль, в переход с протянутой рукой не пустят, слишком место людное и хлебное. Попрошайки подозрительно хорошо организованы, разбиты на группы и подчиняются так называемому "графу", реже - "графине". Графу платят после трудового дня "пятку", пятую часть "заработанных" денег. Граф улаживает конфликты с милицией, помогает с ночлегом, заботится о еде. (Как и во времена крепостного права, графы взимают подать с подданных всех мастей и специализаций. Платят дань и "лакомки" - попрошайки возле супермаркетов, и "подорожники" - пираньи автомобильных пробок, и "смертники" - завсегдатаи кладбищ.) Нам с Бородой иногда удавалось диким образом попопрошайничать день, другой. Потом нас прогоняли-Просились на постоянную работу, но "в штат" нас не взяли. Мы слишком дурно пахнем, и актеры из нас никудышные, разжалобить не умеем.

Курсируя по Плешке между Ленинградским, Казанским и Ярославским вокзалами, я нашел семь жирных окурков. Один еще тлел. Я жадно затянулся. Никотин успокоил зубную боль, мне стало хорошо. Еще бы выпить...

- Эй ты!

Я оглянулся. Бомжиха. Толстая, старая, обвешанная целлофановыми пакетами.

- Кто будете? - спросила бомжиха.

- Тебе чего надо, бабуля? - отозвался я.

- Дело есть.

- Што за дело, мама? - навострил уши Борода.

- Меня тут обижает один, дадите ему в харю - чернила с меня.

- Обманешь, - усомнился я, хотя выпить хотелось очень. После вчерашнего череп раскалывался, да еще зуб этот треклятый...

- Нате задаток, - бомжиха достала из полиэтиленового пакета с фотографией обнаженной красотки початую бутыль портвейна.

- Отойдемте в сторонку, мама, - заулыбался Борода, - дай-ка батл. Глоток мне, полтора тебе, как больному. О'кей, Десант? Ин вино вернтас! Андэстэнд?

Борода - бомж из интеллигентов. Таких, как он, много, я привык. Иногда, правда, отдельные высказывания Бороды повергают меня в шок. Вчера, к примеру, он в пьяном виде принялся довольно складно рассуждать о неэвклидовой геометрии. Борода клянется, что раньше был секретным физиком-ядерщиком. Скорее всего врет, хотя, кто знает, недаром же до сих пор в ходу поговорка: "От сумы и от тюрьмы не зарекайся". Будь ты хоть физик-ядерщик, хоть дворник, а хоть и министр юстиции...

Портвейн меня воскресил. Сбил зубную боль, прояснил разум, согрел тело.

- Ну, бабка, кого и где наказывать будем? - я был готов к подвигам.

- Пошли, сынки, за мной.

Мы поспешили. Я сразу же решил предоставить Бороде почетное право врезать по харе бабушкиному обидчику. Ну а сам в дело вступлю, только если жареным запахнет.

Вслед за бабкой мы с Бородой попетляли закоулками Казанского вокзала, вышки на воздух в браво зашагали по мокрому асфальту пустой платформы.

Тут я услышал шаги сзади. Быстрые, уверенные шаги, слаженный топот трех пар мужских ног. Оглянулся.

Здрасьте, приехали! Бандюки! Неужели в здешних пенатах до сих пор помнят мое зимнее показательное выступление? А ведь помнят?

- Стой смирно! - Самый рослый из бандитов откинул полу черной кожаной куртки, выхватил из кобуры под мышкой пистолет. Не газовый, боевой. Бородатый пусть канает, а ты с нами пойдешь. Бабка, держи!

Бандит вытащил из кармана скомканные в бумажный шарик деньги, швырнул бомжихе.

- Руки вытяни впереди себя и не дергайся, стреляю без предупреждения.

Я подчинился. Здесь, на платформе, очень не хотелось устраивать цирк. Если сразу не убили, значит, и мне спешить некуда, успею еще мазуриков по носам пощелкать.

Тупое пистолетное рыло смотрело на меня с расстояния пяти шагов, а еще два не менее тупых человеческих рыла подошли вплотную и украсили мои немытые запястья парой никелированных браслетов.

Москва. Конец XX века. Центр города. Трое разбойников заковывают в наручники нищего бродягу. И никому до этого дела нету...

- Пошли!

Ладно, пойдем. Что, опять по шпалам в недра привокзального хозяйства? Точно, угадал! У господ бандитов воображение не блещет изощренностью. Они были, есть и будут в плену штампов.

- Ты, урод, замочил Зуба и думал, с рук сойдет?

Пистолет уткнулся мне в спину, и его хозяин продолжил учить меня жизни:

- Мы знали, что найдем тебя, урод! Всю местную шушеру на уши поставили. Если бы ты на Плешку сунулся, а они нам не стукнули, мы бы их самих, каждого, на куски, понял?

Я все понял. Зуб, наверное, - это тот, с золотыми зубами. Неужели околел после моего довольно слабого тычка в пах? Не повезло парню, я ведь его убивать не хотел. Теряю форму. Вот к чему приводят алкоголизм и табакокурение.

Маленький кирпичный домик. Два этажа, четыре окна на фасаде и железная дверь. В прошлой жизни, в былые времена, возвращаясь в любимый город после летнего отдыха, в пяти минутах езды до перрона, когда пассажиры с чемоданами толпятся в проходе, я любил смотреть в вагонное окно, наблюдать за переплетением рельсов и дивиться на такие вот домики-грибки, форпосты огромных столичных вокзалов. Мне всегда было интересно, что это за сооружения, зачем они? Наконец-то я удовлетворю свое любопытство.