Он уставился на приборную доску. Циферблаты, рычажки… Круглая дырка, из нее торчат два стальных штыря.
— И запала нет… — устало добавил Марк.
— Не полетим? Ну так пошли отсюда, живо!
— Подожди.
Марк выскользнул из кабины. Безнадежно глянул на другие планёры, покачал головой.
— Летун нужен.
Летун? Это мне понравилось.
Марк пацан, не может он планёром управлять. А вот если настоящему летуну нож к горлу приставить…
— Светает уже, — напомнил я. — В форт лезть…
— Летун далеко от планёра не уйдет. Надо в тех домиках посмотреть.
Я послушно шел за Марком. Голова у него работает, и сейчас его наивная отвага полезнее моей осторожности.
Два строения были без окон, большие, хоть планёр в них загоняй. А третье — просто домик, аккуратный, небольшой.
Марк потянул дверь и беспомощно посмотрел на меня. Ага, мальчик, заперто?
Я протянул руку — он молча отдал кинжал.
Замок простенький. Я провернул механизм, даже не выбив ключ, вставленный изнутри. Подергал дверь — засов.
Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.
Я отошел шагов на пять, окинул домик взглядом. Нет, не может тут быть крепкого засова от непрошеных гостей.
Разбежавшись, я ударил в дверь плечом. Задвижка звякнула, дверь распахнулась. Кубарем вкатившись внутрь, я вскочил — Марк, умница, влетел следом, подсвечивая. Нормальному человеку от жалкого язычка огня пользы никакой, а я разглядел шкафы, грубую лавку, кадку с водой, вторую дверь. Пнул ее ногой — настежь!
А вот в этой комнате живут. Раздался шорох, вскрик. Я скорее почувствовал, чем увидел, движение, прыгнул, навалился, нащупал горло и прижал к коже кинжал. Человек затих.
— Лампу ищи! — крикнул я.
Марк заметался по комнате, зажигалка погасла. Ойкнул, налетев на что-то.
Наконец-то звякнуло стекло, зашипел фитиль керосинки.
Я посмотрел на своего пленного.
Вот незадача! Не летун — молодая девица.
Застонав от досады, я убрал нож, сел на краю постели. Девушка сжалась у стены, натянув одеяло до подбородка. Хорошенькая. Светловолосая, волосы в косу заплетены по модному русскому обычаю, голое плечо светится в сумраке.
Девица всхлипнула.
— Где летун? — спросил я строго.
— В форт пошел… комендант его позвал… — она всхлипнула. — Не убивайте меня, люди добрые, ради Искупителя — не убивайте.
Голос приятный. Гулящая девка, но пока еще свеженькая. Куревом не балуется, с солдатами не таскается. Расстарался комендант ради высокородного летуна.
— Не хнычь, не трону, — успокоил я.
Марк закружил по комнате, словно вынюхивая что-то. В шкаф заглянул, к диванчику у стены метнулся, поднял какие-то голубые тряпки.
— Ильмар, форма!
— Летун голый к коменданту пошел? — нахмурился я.
— Только плащ накинул…
Девка разревелась. Ох, у этих баб всегда глаза на мокром месте…
— Ты сюда погляди, — странным голосом сказал Марк.
До меня дошло не сразу, потом все понял.
— А что, подружка, — спросил я. — Летун твой в юбке ходит?
Словно кистенем по морде отвесили!
Я охнуть не успел — лежал на полу, кинжала, правда, не выпустив, и никак подняться не мог.
А девушка — девицей или девкой ее назвать язык не поворачивался, уж больно зубы болели — стояла у кровати. Голая, красивая и опасная. Один взгляд на меня — и рванулась к Марку. Мальчишка так и застыл, таращась, видно, не приходилось ему голых женщин видеть. Сейчас И ему достанется.
Не досталось. Юбкой взмахнул, набросил ей на голову да и отскочил к стене. Девушка в окно влетела — чудо, что стекло не разбилось. Через миг оба они стояли в замысловатых позах, и было это одинаково смешно, потому что никогда раньше я не видел ребенка, который бы русское або знал, а уж голая женщина в стойке задиристого петуха — ничего смешнее на свете нет.
— Не сопротивляйся, Марк, — процедила девица. — Хуже будет!
Он молчал: то ли дыхание берег, то ли на движении ее ловил.
Я помотал головой и стал подыматься.
— Остынь, вор, не за тобой охота, — сказала девушка.
Может, и не за мной, верю теперь. Только когда охота медведя гонит, лисой случайной тоже не побрезгуют.
Тут она на меня бросилась! Ну и фурия! Русское або — вещь страшная, оно не для обороны придумано, для убийства.
Налетела на мой кулак — руки у меня длиннее, а ловкостью Покровительница не обделила. А дальше я полный ряд провел — от подсечки под колено, до удара в пах. На мужиков, конечно, рассчитано, только и ей несладко пришлось.
Прости Сестра, но ты же видишь — не женщина, а дикий зверь!
Скрутил я ее, прижал покрепче и крикнул Марку:
— Кидай сюда ее тряпки. Только карманы проверь.
Мальчишка повиновался. Я заглянул девушке в глаза, удовлетворенно кивнул. Пропала из них вся уверенность.
Неужто думала с мужиком в честном бою сладить?
— Одевайся… летунья, — сказал я, поднимаясь. — Не срамись перед мальчишкой.
Марк ухмыльнулся. Он весь был в горячке драки, а глаза нет-нет, да и елозили по голому телу.
Она молча стала одеваться.
— Нужно нам кое-что от тебя, летунья, — сказал я. — Дашь — свяжем, но не тронем. А нет… уж прости…
Она молчала, застегивая небесно-голубой жакет. Форма у летунов — как праздничная одежда. Голубые шелка, медные пуговицы, белые кружевные оторочки. Даже теплые чулки — в тон, из белой и голубой шерсти. Знаки различия на форме в виде серебряных птичек.
— А нужна нам карта, — продолжил я. — И еще запал.
— Ну и что? — спокойно сказала девушка.
— Думай, подруга небесная, — я подошел, крепко взял ее за руку. — Будешь драться, руки переломаю. Давай карту и запал.
Девушка презрительно усмехнулась.
— Как тебя зовут? — властно спросил Марк.
Она вздрогнула. Ответила без особой охоты:
— Хелен.
— Романка? — на всякий случай уточнил я, хотя как может высокородная летунья старые корни сохранить. — Так вот, Хелен, выхода у тебя нет. Сделаешь, что велю, — будешь жить.
— Жизнь без чести — хуже смерти.
— Это верно. Только чести тебя лишить — дело недолгое.
Хелен пожала плечами. Стояла гордо, как истинная дама перед виноватым слугой. А ведь болело у нее сейчас все, что только болеть могло.
— Когда дворовый пес гадит на тебя — это не позор. Позор псу под хвостом вытирать.
— Мы для тебя — псы дворовые? — я разозлился. — Сейчас узнаешь, зачем псам зубы…
— Ильмар…
Марк подошел к нам. Покачал головой:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});