Читать интересную книгу Впереди - ледовая разведка - Владимир Стругацкий

Может, и сейчас где-то в Карском море охотится немецкая подводная лодка. Только бы она на них не напоролась.

Слишком медленно они тащатся к берегу. Уже седьмой час их лодка разбивает волны. Механики говорят: люди с кунгаса слизывают с отпотевшего металла капли воды. Все никак не могут утолить жажду. В салоне какая-то женщина как прислонилась семь часов назад к борту, так почти и не шевелится. Пробовали ее растормошить – она словно в забытьи.

Дотянут ли они до берега? Волны, эти проклятые волны!

«Бывают бесхарактерные люди, а безвыходных ситуаций не бывает» – вспомнил он любимую фразу инструктора школы морских летчиков. Эту фразу он, командир самолета Матвей Ильич Козлов, не раз повторял своему экипажу. И всю жизнь сам верил: всегда можно найти выход. Даже тогда, когда выхода, кажется, нет.

Он вспомнил, как однажды, лет десять назад, полетел с Диксона на ледовую разведку. Погода отличная. Но в Арктике никогда не знаешь, что произойдет с тобой не только на следующий день, но и в следующий час. А через час погода испортилась, осела облачность. Гидроплан покрылся льдом, затрясся. Пришлось вырываться из облаков, идти на полторы тысячи метров. Обледенение прекратилось. И тут явился механик Гриша Побежимов:

— Эх, бензинчика-то у нас осталось максимум на час. Где они находятся? Куда садиться?

И вдруг – крохотный просвет. В нем блестит вода – видно, какое-то озеро. Козлов убрал газ и спустил гидроплан по спирали в колодец. Сели. Действительно – озеро. А где это озеро – на архипелаге Новая Земля ли, на острове ли Вайгач? Сообщить о себе нельзя – тогда летали без рации.

Устали, изнервничались, двенадцать часов уже в воздухе.

— Утро вечера мудренее. Давайте-ка лучше поспим, — предложил командир.

Проснулись: небо ясное, солнышко, тепло. Из всех девяти баков слили горючее в один.

— Хватит минут на тридцать, — сказал Побежимов.

Решили так: поднимутся, посмотрят, где находятся, а там уж будут решать.

Гидроплан пошел легко и свободно: баки-то пустые. Набрали высоту, глянули.

— Да это же Югорский Шар, — облегченно вздохнул летчик. — Вон в бухте «Ермак» дымит.

— Горючее на нуле.

Но теперь это уже не беда. Можно выключить моторы – спланируют. Ледокол как раз привез им горючее.

Да, безвыходных ситуаций не бывает. Только надо, чтобы имел ты хоть небольшую свободу действий. Ну а если ее нет, этой свободы? Тогда остается одно – надеяться на случай. Но надеяться до последнего.

На том же кунгасе, наверное, уже не верили, что их найдут. И те, кого он снимал с вельбота, тоже, наверное, не верили. Он вспомнил девчонку лет восемнадцати с того вельбота. Ногти слезли, ноги так опухли, что не влезали в большие мужские валенки. Как ее звали? Кажется, Шура. Сейчас она в больнице на Диксоне. Ехала на свою первую зимовку на мыс Челюскин… Бывалые моряки не выдерживали, а девчонка выдержала. Она рассказывала, что многих было не растормошить уже на третий день, они сидели не шевелясь, чувствуя какую-то обреченность. А девчонка гребла, хотя у нее было так же мало надежды на спасение, как и у них. Гребла, сменяя на веслах мужчин, еще способных грести. Говорит, что еще доберется до мыса Челюскин, на материк возвращаться отказалась. А те, кто потерял надежду на спасение, где-то там – на дне Карского моря.

… Друзья всегда говорили ему: «Ты везучий человек, Мотя».

Но разве он везучий?

Да у него с первого же полета в Арктике одно невезение.

Началось все еще по дороге, когда они с Алексеевым перегоняли гидросамолет «СССР-Н-2» в Арктику. За этой летающей лодкой несколько лет назад Анатолий Дмитриевич ездил в Италию, на завод фирмы «Дорнье» в Пизе. Заграничный гидроплан наши летчики быстро окрестили русским именем «Дарья».

Когда они летели из Красноярска, шли над Енисеем, сдал один двигатель. Часа полтора пришлось Козлову тянуть на одном моторе, пока наконец добрались до Туруханска. Там уговорили капитана речного парохода взять гидроплан на буксир, стащить вниз, в Красноярск. Сменили мотор и снова полетели на север.

— Видно, ты, Матвей, у нас невезучий, — смеялся Алексеев. — А еще говорят, кто первый раз на скачки приходит – обязательно выигрывает.

Ему действительно не везло. Чуть в ту навигацию 1932 года со своим самолетом не зазимовал. Да еще где?! На Северной Земле, куда никто до них не летал.

До экспедиции Ушакова – Урванцева этого громадного архипелага вообще не было на картах. В 1930 году четверо полярников высадились на неведомую землю, и за две зимовки геолог Николай Николаевич Урванцев нанес ее острова на карту. Эту работу потом назовут крупнейшим географическим открытием XX века.

В 1928 году пытался долететь до этой земли на дирижабле итальянец Умберто Нобиле, но не долетел. Через несколько лет советско-германская экспедиция на дирижабле «Граф Цеппелин» из-за тумана не смогла даже увидеть с воздуха Северную Землю. Так что эта земля для воздухоплавателей все еще оставалась «терра инкогнита». И вот в 1932 году случай помог совершить первый полет на эту загадочную землю.

Летающая лодка после разведки льда в Карском море приводнилась у мыса Челюскин. Как раз в это время туда подошел ледокольный пароход «Русанов». Только что он снял с острова Домашнего зимовщиков и привез на полярную станцию вторую смену. Зимовщиков высадили, но полярная станция молчит. Что случилось? Может, у них не работает рация? Алексеев и Козлов полетели на Северную Землю.

С ними полетел и Николай Николаевич Урванцев. Многие годы он исследовал Таймыр, открыл знаменитое Норильское медно-никелевое месторождение и поставил первый дом Норильска. Два года Николай Николаевич ездил на собачьих упряжках по проливам и островам Северной Земли, нанося их на карту и давая им названия, а тут представилась прекрасная возможность уточнить свою карту с воздуха.

Пройдя над Северной Землей, гидроплан сел возле острова Домашний. Григорий Побежимов – на все руки мастер – помог отремонтировать рацию.

Уже поднялись с воды, легли на обратный курс, и вдруг заглох носовой мотор.

Надо сажать «Дарью» у Северной Земли – ничего другого не оставалось.

Механик осмотрел мотор и объявил:

— Приехали, братцы. На магнето пружина прерывателя полетела.

Настроение у всех было на нуле.

Ну что поделаешь? Запасных частей нет, на Северной Земле где их раздобудешь? «Русанов» за самолетом вернуться не сможет – для него сейчас уже льды вокруг архипелага непроходимы. Остается одно – ждать будущего года, когда пароход сможет привезти им злосчастную пружину.

Урванцев здорово приуныл. Матвей Ильич понимал: Николаю Николаевичу в этой ситуации хуже всех. Жена специально врачом в экспедицию на «Русанове» отправилась, чтобы его после двух зимовок встретить, а он опять, считай, на год застрял.

— Да, дело дрянь, — вздохнул Козлов. — Но больному, как говорится, уже никто не поможет.

И вдруг механик, не сказав ни слова, помчался к полярной станции.

Вернулся он, размахивая над головой… будильником.

— Сейчас я лишу вас удовольствия любоваться полярным сиянием, — улыбался Побежимов. — Вот только будильничек маленько раскурочу.

Никто не мог сообразить, что же на сей раз придумал их маг и волшебник. А Побежимов вынул из часов пружину.

— Сейчас… Сейчас… Минут десять поколдую – и сможем лететь.

Вскоре мотор заработал.

— По коням! — скомандовал механик.

А командир, закладывая в уши вату и застегивая меховой шлем, добавил:

— Испытываем новый вид авиации – будильниковый.

С пружиной от будильника они налетали в тот год больше двухсот часов. Отыскивали удобные для судов бухты у побережья Таймыра, обнаружили в заливе Миддендорфа неизвестные острова, доставили геологов и их грузы в Норильск.

Уже в Москве они узнали, что экипаж Леонида Михайловича Порцеля, прилетевший на втором гидроплане им на смену в Арктику, разбился на Новой Земле, в проливе Маточкин Шар. Летающая лодка развалилась при ударе о воду. Летчики Порцель, Дальфонс и штурман Ручьев погибли. Чудом уцелели и добрались до берега механик Чечин и Марк Иванович Шевелев, командовавший в тот год проводкой в Карском море.

Наставления по полетам в Арктике написаны кровью, говорят летчики. Откуда Порцелю было знать, что в проливе летать опасно, что там неожиданно налетает сокрушительный ветер – новоземельская бора? Об этом рассказали те, кто остался в живых.

Давняя это уже история. Десять лет прошло. Уже нет в живых прекрасного механика Григория Трофимовича Побежимова – еще в 1937 году вместе с Леваневским погиб при перелете через полюс в Америку.

С тех, первых в истории освоения Арктики полетов на ледовую разведку Матвей Ильич привык к ситуациям, не предусмотренным ни одним летным наставлением. Но попадать в такие переделки ему не приходилось. Да и кому приходилось сажать гидросамолет в штормовое море и двенадцать часов рулить среди волн?!