Когда они шли вверх по улице Пайн, Тобиас с трудом удерживался от желания взять Перис за руку.
– Даже ветер горячий, – сказал он, увидев кашпо с розовыми вьющимися геранями и папоротником, качавшееся на ветру.
Они одновременно повернули в Почтовую аллею, где хлопали под порывами ветра красные и белые навесы у кафе.
– Снаружи? – спросил Тобиас.
Перис кивнула и села за столик в тени кирпичной стены фасада.
– Мне просто черный кофе, – сказала она, не дожидаясь, пока Тобиас спросит.
Когда он вернулся, (стоя в очереди, он несколько раз смотрел, не ушла ли она), Перис молча обняла ладонями картонную красную чашку, которую он поставил перед ней.
– Ну, – сказал он, придвигая стул для себя, – как у тебя день прошел?
– Прекрасно, – прищурилась Перис.
– Хорошо, – Тобиас отхлебнул кофе. – Хорошо.
У нее были тонкие, но сильные руки с короткими, без маникюра, ногтями. Совсем непохоже на Синтию. Тобиас отпил еще кофе.
– Иногда… Когда-нибудь… – Он повертел рукой. – У тебя часто валится все из рук?
Дунул ветер, и волосы упали ей на лицо. Тобиас не расслышал, что она ответила, – она обеими руками убирала волосы за спину.
– Что, Перис?
– Я говорю, иногда у всех нас все валится из рук.
У нее была бледная кожа. Ее льняная блузка была, как и юбка, зеленой, но посветлее.
– Ты изящная женщина.
– Что тебе от меня нужно?
– Ничего, – задумчиво ответил он. – Просто… Тебе не нравится слышать, что ты изящная женщина?
Перис поджала губы; Тобиас почти ощущал на своей щеке ее дыхание. А она положила левую руку на стол и, казалось, не замечала, что если Тобиас шевельнет мизинцем на правой руке – одним суставом, – их руки соприкоснутся.
Перис по-прежнему в тебя влюблена.
Он пытался понять, с чего Синтия сделала такое странное предположение. Ясно было одно: если он расскажет Перис о визите Синтии, ему же будет хуже.
Каково это – быть любимым Перис Делайт?
Изгиб ее шеи и плеча показался ему странно беззащитным.
Любить, быть любимым – он оставил все это далеко позади – не как невозможное, но как нечто невероятное в этой жизни. И если он и влюбится когда-нибудь еще раз, то уж никак не в женщину с фамилией Делайт, черт возьми.
– У меня вчера был мрачный день, – сказал он ей. – С некоторых пор все усложнилось в жизни.
– Мне это знакомо.
– Когда вчера вечером я вернулся к заливу Юнион…
– Нет.
– Нет? – Он наклонился к ней.
– Нет. Я не хочу об этом говорить.
– «Анаис-Анаис», – пробормотал он. – Вот как это называется.
Перис снова обхватила чашку руками.
– Ну послушай. Вчера вечером…
– Не надо было мне идти с тобой.
– Я обедал в «Вестин», – словно ее интересовало, где он обедал. – Весь день я смотрел, как люди стоят, вместо того, чтобы работать. Потом я был в «Вестин», слушая, как вокруг меня все перешептываются, с чего бы это я в последние дни стал проводить время подобным образом.
Перис сняла очки и положила их на стол.
– Как они узнали? – спросила она, потирая лоб.
– Им сказали. У тебя голова болит?
– Ты хочешь сказать, что твои работники сплетничают о тебе?
– Может быть… нет. Я хотел сказать, Попс… А, ладно, не будем об этом. У тебя болит голова?
– Кажется, да. Женщины.
– Так не бывает. Или болит, или не болит.
– Мы закончили?
– Я как раз пытаюсь тебе объяснить, почему я… Я не такой, каким был вчера.
– Хорошо.
Тобиас снял пиджак и повесил его на спинку стула.
– Ничего хорошего. Совсем ничего.
– Не кричи.
Тобиас ослабил узел галстука, стянул его с шеи и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
– Никогда не кричу, – сквозь зубы сказал он.
– На нас смотрят.
– На нас стоит посмотреть.
– Я хочу уйти, – сказала Перис совершенно несчастным голосом. – Неужели ты не понимаешь, как мне тяжело?
– Потому что я вел себя, как скот?
Перис быстро оглянулась.
– Я не… Я так себя еще никогда не чувствовала.
– Как?
Она подняла плечи.
– Просто… – и отвернулась.
– Тебя просто расстроить?
– Ты же понял, что я хотела сказать.
Наверное, ему надо найти верные слова и покончить с этим.
– То, что случилось…
– Со мной такого никогда не было… – порывисто сказала она.
– Да нет, конечно. Но мне бы хотелось, чтобы ты знала, – я говорил первое, что пришло мне в голову, я совсем не думал, что говорю.
– Ты был рассержен. И я тоже.
Она пыталась ему помочь, но почему же у нее не получалось?
– Не знаю, что меня заставило сказать эту глупость насчет твой груди.
– Ну, пожалуйста!
– Я должен тебе это сказать, Перис. С чего я решил, что грудь у тебя меньше, чем у Синтии?
Она смотрела на него огромными глазами.
– Мне надо, чтобы ты поняла – я вовсе не это хотел сказать. Я хотел сказать, что это неважно.
Дрожащей рукой она взяла очки.
– Перестань, – прошептала она. – Нас услышат.
– Некоторые люди… В общем, для меня это не имеет никакого значения.
Перис начала вставать из-за стола.
– Перис, тебе не из-за чего переживать.
Перис взяла сумку с покупками и ее стул стал заваливаться назад. Тобиас поймал его.
– Перис, не уходи. У меня такие вещи плохо выходят… Честно, Перис, мне кажется, у тебя прекрасная грудь.
– Как ты можешь? – прошипела она и убежала. Тобиас перевел взгляд с ее развевающейся юбки прямо в глаза мужчины, с интересом наблюдавшего за ними из-за соседнего столика.
Рядом с чашкой кофе, который так и не попробовала Перис, остались лежать лилии.
– Черт, – пробормотал Тобиас и уперся лбом в ладони.
Перис отправилась туда, куда она обычно направлялась, когда ей надо было успокоиться – в прибрежную часть города. К тому времени, когда она оказалась на Саут-Мейн, сердце ее уже не стучало так быстро и воздух не обжигал горло и легкие при каждом вдохе.
Она дождалась, пока медленно ползущий по рельсам трамвай свернет за угол, двигаясь мимо ее дома в район Интернешнл.
Сумка с фруктами и овощами оттягивала ей плечо. Зажегся свет на светофоре, и Перис прошла под виадук.
Зачем же он ее разыскивал?
Почему он решил непременно ее обидеть?
И почему она никак не может выкинуть его из головы?
Входная дверь была открыта. Перис толкнула ее и увидела Конрада, сидящего в черной безрукавке на нижней ступеньке лестницы. Он вскочил:
– Черт возьми, Перис. Мы уже снаряжаем спасательную экспедицию.
Дверь в квартиру Мэри была распахнута. Оттуда доносились звуки старого концерта – Гай Ломбардс, ведущий новогодний вечер в «Уолдорф Астории».
На несколько ступенек повыше Конрада сидел Вормвуд.
– Я говорил им, что ты и сама можешь позаботиться о себе, – сказал он, потирая свой красный нос тыльной стороной ладони.